Лев Гумилёв - Черная легенда. Друзья и недруги Великой степи
Раскол поля
Появление чего-либо нового неизбежно влечет за собой деформацию старого. Если до VIII в. культурный мир Средиземноморья был единым, то с появлением романо-германской целостности он раскололся надвое. Политическая раздробленность существовала и раньше, но христианская религия потомков римлян была одна, что и сближало их в борьбе с исламом и северными язычниками.
Лишь с середины IX в. возникли разногласия между Западом, претендовавшим на кафоличность, вселенскость, и ортодоксией Востока, Византии. Относится ли это явление целиком к культуре и культурогенезу? Нет! Догматические принципы изменились минимально, и тонкости их были непонятны большинству верующих. Следовательно, они не могли их волновать. Спор папы Николая I с патриархом Фотием представлялся современникам как очередная склока среди прелатов и был быстро забыт. Войны между византийскими императорами и Каролингами, королями Франции и Германии, не возникали, ибо и те и другие боролись с агрессией ислама. И тем не менее глубина раскола росла, хотя бессмысленность его была очевидна всем.
Понятен этот феномен вражды лишь на этническом, точнее, на уровне выше этнического – суперэтническом, при котором и Византия и Западная Европа рассматриваются в целом, без внутренних региональных особенностей. Византия прожила свое тысячелетие крайне активно, и теперь ее развитие было инерционным. На Западе же наступила фаза этнического энергетического подъема, мучительная фаза, как всякое творчество. После 1054 г. – года официального разделения церкви на западную и восточную, французы и немцы уже не были официально единоверцами греков и болгар. Но поверить в это не могли как «западники», так и «восточники». Однако когда в конце XI в. они столкнулись, то греки показались французам еще более непохожими на них, чем мусульмане, к которым рыцари привыкли в Сицилии и Испании.
Третьей точкой, где прослеживается этногенетический взрыв, была Астурия, горная страна на берегу Бискайского залива. Туда отступили теснимые арабами христиане и так там смешались, что не стало ни готов, ни свевов, ни иберов, ни римлян, а стали испанцы, в середине IX в. предпринявшие попытку освободить свою страну от мусульман. Они дошли до реки Дуэро, были разбиты, отброшены в горы, но с этого времени началась реконкиста – отвоевание родины у захватчиков.
И ведь вот что характерно: несмотря на все выгоды централизации, христианская Испания распалась на полдюжины крошечных государств, подобно другим странам Западной Европы. Такое разделение страны затянуло реконкисту до 1492 г., но децентрализация была способом существования в христианском – западноевропейском – суперэтносе.
Если в мире ислама избыточная энергия этносов проявилась в шиитских восстаниях, в Византии – в религиозных спорах и дворцовых переворотах, то в христианском мире она выливалась в феодальные войны. Они были хроническим бедствием, хуже чумы, наводнений и голода населения. Беда была в том, что воевали не только сами феодалы, но и горожане, альпийские пастухи, прелаты и ересиархи, папы и императоры, короли и узурпаторы, короче – все, кто мог держать в руках оружие. Это и называется по этногенетическому счету времени пассионарным подъемом.
Так, этническая система Западной Европы в фазе подъема XI–XII вв. выходила за границы своего ареала. Немцы и датчане нападали на западных славян, правда, с минимальным результатом. Испанцы давили на арабов. Французские нормандцы захватили Англию и Сицилию. И наконец, стихийное движение людей в разных концах Европы охватило весь христианский мир: начался крестовый поход.
Крестоносцы собирались в Святую землю к Гробу Господню. Послушаем аббата Гвиберта Ножанского: «По закрытии Клермонского собора – а он был созван в ноябре месяце (1095 г.), в восьмой день после праздника святого Мартина, – по всем провинциям Франции разнеслась о нем большая слава, и каждый, кому быстрая молва доставляла папское предписание, шел к своим соседям и сородичам, увещевая (их) вступить на стезю Господню, как называли тогда ожидаемый поход.
Папа наблюдает за рыцарским турниром у себя в резиденции. Гравюра Лукаса Кранаха Старшего.
Уже возгорелось усердие графов, и рыцарство стало подумывать о походе, когда отвага бедняков воспламенилась столь великим рвением, что никто из них не обращал внимания на скудность доходов, не заботился о надлежащей распродаже домов, виноградников и полей, всякий пускал в распродажу лучшую часть имущества за ничтожную цену, как будто он находился в жестоком рабстве или был заключен в темницу и речь шла о скорейшем выкупе.
…В прежние времена ни темницы, ни пытки не могли бы исторгнуть у них того, что теперь сполна отдавалось за безделицу… Многие, не имевшие еще сегодня никакого желания пускаться в путь… на другой день, по внезапному побуждению… отправлялись вместе с теми… Что сказать о детях, о старцах, собиравшихся на войну? Кто может сосчитать девиц и стариков, подавленных бременем лет? Все воспевают войну… все ждут мученичества…» [Описание взято из хроники аббата Гвиберта Ножанского «История, называемая Деяния Бога через франков. Книга II., гл. VI).
«Весь Запад, все племена варваров, сколь их есть по ту сторону Адриатики вплоть до Геркулесовых столпов, – пишет в „Алексиаде“ Анна Комнина, дочь императора, – все вместе стали переселяться в Азию. Они двинулись в путь целыми семьями и прошли всю Европу».
Понимали ли крестоносцы, на что они идут? Может быть, кто-то из них и понимал опасность, да и тщетность этого похода, но, увлеченный стихийным потоком, шел на верную гибель вместе с остальными. Из неорганизованной массы, ведомой Петром Амьенским и рыцарем Вальтером Голяком, уцелели единицы – те, кто успел бежать от сельджукских сабель. Организованное рыцарское ополчение Готфрида Бульонского, Раймунда Тулузского и Боэмунда Тарентского – все французы – одержало несколько побед над мусульманами и заняло Иерусалим, но из 110 тысяч воинов, переправившихся через Босфор, до Иерусалима дошло 10 тысяч. Часть их погибла при штурме города, хотя гарнизон Иерусалима состоял из одной тысячи египетских мамлюков.
И на этом успехи крестоносцев, отборного воинства католической Европы, прекратились. Сельджуки, уже потерявшие импульс своего этнического натиска, а с ним общую организацию, качество руководства и даже поддержку своих восточных соплеменников, а равно арабов и персов, отмахивались от крестоносцев, спокойно разбивая их в небольших стычках. Крестоносцы оказались в этой войне небоеспособными. Они привлекали на помощь армян и ливанских христиан-маронитов. Шли из Франции, Германии, Италии в Палестину и Египет подкрепления.
Однако всех сил рыцарской Европы хватило лишь на то, чтобы удержать несколько прибрежных крепостей, получавших постоянную поддержку со стороны моря. Иерусалим был утрачен крестоносцами в октябре 1187 г. 2 октября войска султана Салах ад-Дина вошли в него. Но в феврале 1229 г., по мирному договору султана Египта и Фридриха II, Иерусалим, а также Вифлеем и Назарет были переданы крестоносцам. В 1244 г. Иерусалим и округа снова были утеряны крестоносцами.
Было ясно, что агрессия Европы на Ближнем Востоке захлебнулась. И тогда вступили в игру монголы и куманы (половцы).
Крестовые походы 1096—1204 г.
Великая степь
Как ни странно, но в надвигающейся трагедии приняли участие люди, которым она должна была быть совершенно безразличной. На северных окраинах Византии и Сельджукского султаната жили кочевники, долгое время изображавшиеся европейскими авторами как бесчисленные скопища, подобные саранче. На самом же деле в степях жили три немногочисленных этноса, очень древние и потому не агрессивные: гузы, по-русски – торки; канглы, по-русски – печенеги и кыпчаки, или куманы, по-русски – половцы.
Взрыв этногенеза, породивший их, имел место в III в. до н.э. Тогда же возникли, вернее, оформились как этнокультурные системы хунны – в степях современной Монголии, и сарматы – в современном Казахстане. История восточных кочевников описана Л. Н. Гумилевым в «Степной трилогии» – «Хунны в Китае» (М., 1974), «Древние тюрки» (М., 1967) и «Поиски вымышленного царства» (М., 1970). Но вот о западных кочевниках надо сказать особо, поскольку к нашей теме они имеют непосредственное отношение.
Гузы жили в бассейне Урала, по границе тайги и степи. В то время в степи, ныне распаханной, было много сосновых боров, подобных островам в открытом море. Один из таких «островов» остался – это сосновый бор с озерами в Кокчетавской области Казахстана – курорт Боровое.
Лес в степи – великое благо. В нем устраивают скот во время буранов, берут материал для изготовления телег. Там ловят орлов – орлиное перо шло на оснастку стрел, ловят соколов для охоты на волков. Хозяйство гузов было органичным, а идея прогресса техники отсутствовала, поскольку жизнь их базировалась на природе, с которой гузы не воевали, а жили в прекрасном равновесии.
