Александр Попов - Полная история ислама и арабских завоеваний
– Не забывай, ты Пророк Бога!
Это видение помогло Мухаммеду избавиться от острых приступов депрессии, но радикально его настроение не улучшило. Причина его, видимо, была в том, что он не мог донести свою веру до множества людей, а не только в отсутствии видений.
Свои блуждания по пустыням вокруг Мекки Мухаммед не бросил, и однажды, подняв голову, он увидел ангела, посещавшего его на горе Хира. Тот восседал на огромном троне, и выглядело это все устрашающе.
Известный арабист, академик В. В. Бартольд, считал, что Мухаммед и в самом деле мог видеть фигуру во все небо, но это было лишь отражение его самого. В науке этот эффект носит название «Броккенского призрака». Это явление часто наблюдается в Германии, в районе горного массива Гарц. Именно на горе Броккен, согласно поверьям, нечисть празднует Вальпургиеву ночь, отпугивая с помощью призрака случайных посетителей. Во многих книгах по оптике есть вполне удачные фотографии этого эффекта, когда увеличенная в сотни раз тень человека падает на утренний туман, и складывается впечатление, за счет того что тень простирается в глубь тумана, что изображение находится очень далеко.
Мухаммед, как только ангел исчез, устремился домой и, пожаловавшись на видение жене, отправился в любимую беседку, где лег, завернувшись по привычке в плащ. И тут же услышал голос, который был настолько мощен, что мог принадлежать только Богу:
– О завернувшийся!
Встань и увещевай!
И Господа твоего возвеличивай!
И одежды свои очисть!
И скверны беги!
И не оказывай милость, стремясь к большему!
И ради Господа твоего терпи!
Мухаммед понял, что это, фактически, приказ начинать публичные проповеди, ему повелевают выйти из тени на свет.
Начало публичных проповедей
Несмотря на то что Мухаммед и его сторонники всячески скрывали новую религию и факт существования своей общины, понятно, что в таком городе как Мекка вряд ли что возможно утаить долгое время. Горожане давно уже догадывались о том, что эти люди, хотя и похожи на ханифов, исповедуют все-таки какую-то свою веру. Поэтому обращение Мухаммеда к публичной проповеди не стало ни для кого откровением.
В Мекке не было ни правительства, ни человека, который бы исполнял какие-либо подобные функции. Все необходимые для жизни города вопросы решались на общем собрании глав и старейшин кланов, которые проходили в Доме собраний.
В случае какого-либо важного события, требующего вмешательства горожан, собрать мекканцев мог любой человек. Этим и воспользовался Мухаммед. Рано утром он поднялся на холм ас-Сафа, расположенный в центре Мекки, и, перечислив поименно представителей всех кланов, увещевал их прийти в Дом собраний.
Это обращение вызвало панику – обычно общий сбор объявлялся при нашествии кочевников из других племен или в подобных же не слишком приятных случаях. Многие мекканцы явились на собрание уже с оружием. Но Мухаммед стал говорить о едином Боге, жизни после смерти и необходимости молитвы и добрых дел. Мекканцы молчали. Настроенные на то, что случилось что-то страшное, они ожидали чего угодно, но только не религиозной проповеди. Когда же Мухаммед объявил, что он Пророк, то тревога сменилась смехом, и собравшиеся, смеясь в голос, стали свистеть и улюлюкать.
Дядя Мухаммеда Абу аль-Узза один из первых начал выкрикивать ругательства, и Мухаммед, пока еще всеобщий шум не заглушил его голос, начал полемизировать с дядей, предрекая тому, что он будет гореть в аду, а его жена Ум Джамиль будет подкладывать дрова. Абд аль-Уззу с тех пор получил на остром мекканском языке новое прозвище Абу Лахабом («Тот, кому уготовано место в аду»), и это, собственно, был единственный результат проповеди. Мухаммед не ожидал многого, но полное фиаско его потрясло и снова вогнало в депрессию.
Но Аллах не позволял ему больше лежать, завернувшись в плащ:
– Встань и проповедуй! – снова говорил ему голос. – Советую начать со своей родни.
Мухаммед разослал приглашения клану хашимитов, который уже давно утратил свое значение в Мекке и вполне подходил для «целевой группы». Дома у Мухаммеда собралось около сорока человек из клана. Пришли и дяди Мухаммеда: Абу Талиб, Аббас, Хамза и даже свежепереименованный Абу Лахаб решил не пропускать новой проповеди.
Сначала поговорили о делах, затем сели пировать. После щедрого угощения Мухаммед попытался проповедовать, но Абу Лахаб воскликнул:
– Наш хозяин околдует нас! – И, испуганные этой глупой угрозой, хашимиты тут же разошлись.
Но через некоторое время Мухаммед собрал всех еще раз и уже смог рассказать им то, что хотел донести, упирая на то, что роду хашимитов несказанно повезло, что Пророк вышел именно из их колена.
Для рода, который с вершины жизни и благоденствия оказался на периферии, эти слова были слаще меда. Мало кто поверил, что Мухаммед и в самом деле является Пророком, но они начали осознавать, что новая религия может принести их клану некие выгоды. Впрочем, официально принимать ислам хашимиты не спешили: если религия потерпит поражение, то на будущем их клана можно будет и вовсе поставить крест.
– Кто же последует за мной, станет моим братом, моим душеприказчиком и моим наследником? – закончил Мухаммед свою проповедь, но ответом ему было молчание. Тогда его приемный сын Али, прислуживавший за столом, ответил:
– О, Пророк Бога! Я буду твоим помощником!
Мухаммед обнял мальчика и сказал:
– Вот мой брат! Слушайте его и повинуйтесь ему!
После чего гости, посмеиваясь над Абу Талибом, которому теперь предназначено повиноваться собственному сыну, разошлись.
Как религиозная проповедь две этих встречи клана в принципе не имели успеха, но зато хашимиты, увидев в исламе некий шанс обрести былое могущество, пообещали Мухаммеду, что не дадут его в обиду и, при критическом развитии событий, будут выступать на его стороне.
Между тем Мухаммед, который в молодости хоть и общался с поэтами, но поэтом себя никогда не считал, понял, что ему необходимо развивать дар красноречия. Он начал изучать с помощью грамотных и успешных в дискуссиях единоверцев арабские предания, христианские и ветхозаветные легенды, персидские сказания. Теперь его проповеди стали гораздо более грамотными и разнообразными с литературной точки зрения, и он уже не только говорил словами, данными ему в видениях, но и добавлял туда множество цветистых поэтических выражений.
Мухаммед не уставал показывать, что новая религия рассчитана на арабов и должна принести им благополучие: «За союз курайшитов, союз их в путешествии зимой и летом... Пусть же они поклоняются Господу этого дома, который накормил их после голода и обезопасил после страха!» В сурах, которые он читал, указывалось, что именно Бог, а не боги, расправился с «владельцами слонов» и послал на них стаи птиц с камнями из обожженной глины. Настолько интенсивная пропаганда стала задевать курайшитов, и они стали спорить с Мухаммедом, доказывая ему, что он не прав. Это уже был шаг вперед. Впрочем, очень популярным аргументом в споре среди неверующих в избранность Мухаммеда стала просьба совершить чудо: явить новый чистый источник, отодвинуть от города горы или хотя бы воскресить Курайшу, – и тут бы Пророку «сразу все поверили».
Мухаммед же отвечал, что просить Бога о чуде он никогда не осмелится, а сам он послан сюда для совсем других целей. Но явления чудес просили и сторонники Мухаммеда, терпящие всеобщие насмешки, но и им Пророк отвечал то же самое.
Впрочем, за год открытой проповеди число сторонников Мухаммеда увеличилось вдвое, и их стало около сотни. Нельзя сказать, что это был значительный прирост общины, но, тем не менее, какой-то успех проповедь имела.
Мухаммед понял, что надо менять тактику, и вместо мирного прославления Бога занялся нападками на языческих богов, почитаемых в Каабе. Но ему показалось, что и этого мало, и он ввел запрет для исламистов молиться за своих предков, которые были язычниками. При традиционном почитании в арабской среде своих корней это, конечно же, было очень смелое, даже радикальное решение. Не уставая, Мухаммед повторял день за днем, что все почитаемые предки курайшитов ныне горят в аду, и просить Бога за язычников – большой грех.
Новые постулаты ислама вызвали в Мекке большой шум. Как известно, город во многом был обязан своим благополучием именно богам Каабы, которые приводили сюда паломников и торговцев, а также делали Мекку центром притяжения всех кочевых племен.
Главам курайшитов стало ясно, что Мухаммед не столько создает новую религию, сколько созидает новый клан, не связанный никаким узами со старыми кланами. Понятно, что в явление ангелов своему соплеменнику, который рос среди них и которого они помнили еще мальчишкой-пастухом, они не верили, а считали, что вся эта проповедь вызвана жаждой власти и наживы.
