Сергей Скибин - История русской литературы XIX века. Часть 1: 1795-1830 годы
84
Выражение «на обломках самовластья» означает, что Пушкин имеет в виду «конституционную монархию». Пушкин дерзко назвал самодержавие «самовластьем», которому синонимичны понятия «деспотия», «тирания». Здесь Пушкин намеренно заострил свою мысль, поскольку в тогдашнем политическом обиходе самодержавие не считалось самовластьем, предполагалось, что оно опиралось на твердые законы. Самодержавие не есть самовластье. Оно становится им только тогда, когда личная неограниченная власть монарха не определена законами и не считается с ними.
85
Характеризуя значение поэмы «Кавказский пленник», Г.А. Гуковский писал: «Сила этой первой южной поэмы Пушкина в том, между прочим, заключалась, что он свел в ней в органический синтез оба течения русского романтизма и страстный порыв к свободе личности воплотил как в смысле декабристских политических тенденций, так и в смысле эмоциональной обрисовки внутреннего противоречивого единства и независимости свободного потока эмоций человека» (Гуковский ГА. Пушкин и русские романтики. М., 1965. С. 323).
86
См.: Томашевский Б.В. Пушкин. Кн. 1. М; Л., 1956. С. 391.
87
О возникновении «наполеоновской легенды» см.: Томашевский Б.В. Пушкин. Кн. 1. С. 557–558; Реизов Б.Г. Из истории европейских литератур. Л., 1970. С. 53.
88
«Чудесный жребий» – «жребий» истории, не угаданный Наполеоном, но проявившийся в самом акте его смерти.
89
См.: Томашевский Б.В. Пушкин. – Кн. 1. С. 543–548; Слонимский А. Мастерство Пушкина. М., 1959. С. 41–46; Городецкий Б.П. Лирика Пушкина. М. – Л., 1962. С. 267–270; Журавлева А.И. «Песнь о Вещем Олеге» Пушкина. В кн.: Пушкин и его современники. Псков, 1970. С. 90—100.
90
Возможно, именно это обстоятельство вызвало холодные отзывы критики. В «Сыне Отечества» (1825. Ч. 99. № 3. С. 309) было написано: «В ней есть все, кроме пылкости Пушкина и той обворожительной прелести, игривости в стихах, которую мы лучше постигаем, нежели умеем выразить». Однако поэт отнюдь не механически следовал за летописцем, который осуждает язычника Олега, поверившего же язычнику кудеснику («всегда тии глаголют ложь…»). Между тем Пушкин в противовес православно-христианской точке зрения, согласно которой кудесник – колдун, изобразил кудесника древнерусским прорицателем. Пушкин рассматривал язычество как самостоятельный мир, вне соотнесения с православием (христианством), и это позволило ему романтизировать легенду. Для сравнения с пушкинской балладой полезно познакомиться с балладами Н.М. Языкова «Олег» и «Кудесник». См. об этом: Коровин В.И. Легенда о Вещем Олеге в изложении русских романтиков. – «Филологические науки», 2003. № 2. С. 14–25.
91
Речь идет о «звезде любви» – Венере. По предположению Д.П. Якубовича, Пушкин использовал мотив из VIII идиллии Биона «К Гесперу» в переводе Н.Ф. Кошанского (Цветы греческой поэзии. М., 1811. С. 97–98, 282). В стихотворении запечатлена вечно юная античная гармония, объединяющая человека с природой, с небесами. Одновременно ясно прослеживается романтическое томление по недосягаемому утраченному идеалу. Поэт В.И. Иванов поставил двойное – античное и романтическое – содержательное наполнение звезды у Пушкина в связь с христианской символикой и отметил, что в средневековых католических гимнах дева Мария называется Stella maris (звезда морей). Но Stella maris также и название Венеры – планеты солнечной системы. Пушкину оба названия были известны: об этом свидетельствует черновик стихотворения «Акафист К.Н. Карамзиной», в котором есть строка «Звезде морей, Небесной деве…». Об антологической лирике Пушкина см.: Грехнев В.А Анфологические эпиграммы А.С. Пушкина. В кн.: Болдинские чтения. Горький, 1976; Кибальник С.А Русская антологическая поэзия первой трети XIX века. Л., 1990; Мальчукова Т.Г. «Подражания древним», «Эпиграммы во вкусе древних», «Анфологические эпиграммы». – В кн.: Проблемы исторической поэтики. Петрозаводск, 1990; Ходанен Л.А. «Муза», «Редеет облаков летучая гряда…». В кн.: А.С. Пушкин. Школьный энциклопедический словарь. М., 2000.
92
Наиболее полное исследование романтической поэмы проведено В.М. Жирмунским («Байрон и Пушкин». Л., 1978). Некоторые дополнения внесены Г.М. Фридлендером (Поэмы Пушкина 1820-х годов в истории эволюции жанра поэмы в мировой литературе: К характеристике повествовательной структуры и образного строя поэм Пушкина и Байрона. В кн.: Пушкин. Исследования и материалы. Т. VII. Пушкин и мировая литература. Л., 1974. С. 100–122). Конфликт в русской романтической поэме подробно рассмотрен Ю.В. Манном («Поэтика русского романтизма». М.; 1976. С. 31–98; Его же. Русская литература XIX в. Эпоха романтизма. М., 2001. С. 37—237).
93
Ср. также: «Она исчезла, жизни сладость, Я знала все, я знала радость, И все прошло, пропал и след».
94
Здесь сразу возникает противоречие: что же послужило причиной «бегства» Пленника – неразделенная любовь или разочарование в «свете»?
95
Томашевский Б.В. Пушкин. Кн. 1. С. 402. Важно и наблюдение С.Г. Бочарова: «Герой поэмы оказывается в таком положении, что его порывы к свободе не могут прийти в контакт и совместиться с окружающей его свободой горцев. Если последняя – это их реальная жизнь, то первые – это его идеальные устремления» (Бочаров С.Г. Поэтика Пушкина: Очерки. М., 1974. С. 6).
96
«…Пушкин, – писал Б.В. Томашевский, – явно желал придать герою свои собственные черты». И далее: «…лирическая система романтической поэмы требовала автопортретного изображения», «Пушкин насильственно переносил на себя черты героя современной молодежи» (Томашевский Б.В. Пушкин. Кн. 1. С. 393, 396).
97
В тех случаях, когда Пушкину необходимо прокомментировать события, он намеренно отказывается от введения собственной речи. Так, повествование прерывается знаменитыми вставными стихами о «птичке» – иносказательном образе поэтической вольности, выдержанном в народно-песенном духе и воплощенном в ином, хореическом, а не ямбическом размере.
98
См.: Бочаров С.Г. Поэтика Пушкина: Очерки. М., 1974. С. 14–15.
99
Анненков П.В. Материалы для биографии А.С. Пушкина. СПб., 1855. С. 101–102. О теоретических взглядах Пушкина на романтизм см.: Коровин В.И. Романтизм в русской литературе первой половины 20-х годов XIX в. Пушкин. – В кн.: История романтизма в русской литературе. Т. 1. М., 1979. С. 183–254.
100
Стихотворение «К морю» обычно считается элегией, в которой вторая часть, начинающаяся переходной строфой («О чем жалеть? Куда бы ныне…»), выдержана в более высоком, одическом стиле. Но по форме заглавие «К морю» – типичное послание, которое так, очевидно, и воспринималось Пушкиным. Однако послание должно относиться к какому-нибудь лицу или лицам, море же не является лицом. И все-таки жанровое определение «послание» имеет некоторый субъективный смысл: Пушкин одушевил море, сделал его собеседником, обратился к нему на «ты», как к «другу», уравнивая «друга ропот заунывный», «зов его в прощальный час» и «грустный шум», «шум призывный» моря. Он даже заменил средний род на мужской («…ты взыграл», «Ты ждал, ты звал…»).
101
Ср. в стихотворении «Из Пиндемонти»: «Зависеть от царя, зависеть от народа…».
102
Содержательная значимость стихотворения усилена тем, что первоначально Пушкин напечатал его в качестве предисловия к отдельному изданию первой главы «Евгения Онегина».
103
Вакхическая песня – это заздравная песнь, здравица солнцу и свету, исполняемая на пиру в честь античного бога виноградарства и виноделия Вакха (Диониса). По своему содержанию и форме вакхическая песнь – гимн, одинаково относящийся и к личной, интимной, и к общественной поэзии. Пир с древних времен – действо, в котором временно создается некая общность, дружеский союз, братство. Пир становится с тех пор символом братства, символом нерушимой дружбы. Они основаны на том, что пирующие совместно вкушают хлеб и вино. Вакхическая песня исполняется обычно тогда, когда кончается ночь и наступает утро, когда солнце только-только поднимается над горизонтом. Это гимн в честь победы солнца, света над тьмой.
104
