Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 2
Завадский. — Так что ваша инструкция, которая, кажется, в 1910 году была издана вами, не сокращает права прокурорского надзора?
Щегловитов. — Инструкция тюремная… вероятно, проект… инструкции.
Завадский. — Она была примерно введена в действие в некоторых округах.
Щегловитов. — Да, кажется, последние годы это было… Вы изволили указать на 1910 год, — не позже ли это было? Это, впрочем, все равно: не в датах дело… Мне думается, — нет, не сокращались права прокурора… Это всесторонним образом обсуждалось в министерстве, все эти вопросы, и казалось, что тут изменений никаких не делается…
Завадский. — И никто из прокуроров палат вам не докладывал, что возражает против этого проекта инструкции, — как, например, прокурор казанской палаты Бальц?
Щегловитов. — Не помню… Я знаю, что это вырабатывалось путем совещания.
Завадский. — До вас не доходили сведения, вам не докладывали, что в некоторых тюрьмах не пускали товарищей прокурора в тюрьмы (начальник тюрьмы не выходил к ним)? В иных случаях — товарища прокурора не пускали в известные камеры, говоря, что начальник тюрьмы не желает пустить и дать товарищу прокурора удостовериться, сидит ли кто-нибудь в камере или нет…
Щегловитов. — Я помню, что столкновения на этой почве бывали…
Завадский. — Комиссии очень важно знать отношение генерал-прокурора к таким случаям. Столкновения бывали, и всегда прокурорский надзор должен был уступать тюремной инспекции. Как это примирить с идеей прокурорского надзора за правильностью содержания в тюрьмах?
Щегловитов. — Не были ли в некоторых случаях эксцессы со стороны прокурорского надзора, которые и давали повод к тому, что вы изволили отметить?…
Завадский. — Вы помните, что было в костромском исправительном арестантском отделении: как прокурорский надзор боролся там с начальником, который отпускал арестантов гулять по городу? А в конце концов выяснилось, что сам начальник — беглый из арестантского исправительного отделения!…
Председатель. — Это где?
Завадский. — Это — в Костроме. После долгой борьбы прокурора московской судебной палаты Степанова с начальником главного управления Хрулевым, наконец, дело было выяснено; но начальник арестантского отделения был удален только тогда, когда оказалось, что он самозванец, а до тех пор он продолжал отпускать арестантов на частные работы, и прокурорский надзор так ничего не мог добиться…
Щегловитов. — Тут и бывали столкновения с прокурорским надзором?…
Завадский. — Они не допускали лиц прокурорского надзора, — вы помните?
Щегловитов. — Я помню, что в костромском исправительном арестантском отделении были крупные злоупотребления…
Завадский. — Ничем не установлено, чтобы эти злоупотребления были вам известны до того момента, как решилась судьба этого начальника исправительного арестантского отделения… Мне интересно знать ваше мнение об отношении прокуратуры к тюремной инспекции. Вы соответствующие циркуляры помните? От вас исходило секретное письмо о том, чтобы вообще к тюремной инспекции относиться с осторожностью и уступать — таков был смысл письма…
Щегловитов. — Чтобы уступать? — я не помню…
Завадский. — Доходили до таких мелочей, что обычное «представление» предлагалось заменить «отношением» от прокурорского надзора к тюремным надзирателям…
Щегловитов. — Это, во всяком случае, без какой-нибудь цели подчеркнуть мое отношение…
Соколов. — Скажите, пожалуйста, «Тюремный Вестник» издавался при министерстве юстиции?
Щегловитов. — При главном тюремном управлении.
Соколов. — Он считался органом вашего министерства, вы не вспоминаете, что за время вашего министерства этот орган стал усиленно, из книжки в книжку, анализируя отчеты отдельных тюремных инспекторов, проводить мысль, что следовало бы ввести телесные наказания в каторжных тюрьмах для политических, что это благотворно будет?… Говорилось, что тюремное начальство не прибегало к этому из боязни мести политических, но что гражданский долг требует игнорировать это чувство страха и применять наказание…
Щегловитов. — Я таких указаний не давал …
Соколов. — Но в том органе, который издавался в вашем министерстве, вы вспоминаете, что бывали такие отчеты?
Щегловитов. — Я их не просматривал…
Соколов. — Но вы можете признать и подтвердить, что за время вашего министерства стали применять телесные наказания?
Щегловитов. — Мне кажется, очень редко, — если это было…
Соколов. — Вы не припомните: в начале вашего министерства вы объяснили, в вашем выступлении в государственной думе, что вы не поощряли телесных наказаний; а затем — случился известный перелом, и именно за время вашего министерства они посыпались в весьма большой мере, между тем, как до вашего министерства случаи применения были единичные на протяжении многих лет, если не десятилетий?…
Щегловитов. — Я относился очень несочувственно к этой мере…
Соколов. — Но главное тюремное управление в вашем ведении?
Щегловитов. — Начальникам тюремного управления, с которыми мне приходилось работать, я подобных указаний не давал…
Соколов. — А обратных указаний вы тоже не давали? После того, как вы усмотрели, что появились весьма частые случаи применения телесного наказания, вы не давали указаний, что этого не следует делать?
Щегловитов. — Я думаю, что давал…
Соколов. — Но они оставались без практического влияния… Вы употребляли более решительные меры — перевод на низшие должности лиц, которые действовали несоответственно вашим взглядам?
Щегловитов. — Я думаю, что это делалось…
Соколов. — Словом, вы не вспоминаете?
Щегловитов. — Насколько мне помнится, — может, мне память изменяет в данном случае, — но эксцессы в этой области случались в начале моей деятельности — вероятно, в 1907–8 г.г.; но в последующее время я совершенно не помню, чтобы эти случаи были…
Соколов. — Но вы все-таки можете установить, что эксцессы применения телесного наказания и статьи о применении телесного наказания появились именно при вас.
Щегловитов. — Я говорю, что, кажется, в 1907–8 году…
Соколов. — Вы не сделали указания редактору «Тюремного Вестника», что помещаемые в нем статьи не соответствуют вашим взглядам? Ведь нельзя же такие взгляды пропагандировать и развивать, если они не соответствуют взглядам главы ведомства?…
Щегловитов. — Я их не просматривал…
Председатель. — Вы были назначены председателем государственного совета 1 января 1917 года?
Щегловитов. — Совершенно верно.
Председатель. — Это верно, что вам было предложено на выбор три поста: пост председателя совета министров, председателя государственного совета и, затем, пост министра внутренних дел?
Щегловитов. — Нет.
Председатель. — При каких обстоятельствах состоялось ваше назначение на пост председателя государственного совета?
Щегловитов. — Я был вызван государем 23 или 24 декабря. Сразу после обычного приветствия государь мне заявил: «Я вас вызвал для того, чтобы вам предложить должность председателя государственного совета». На что я сказал, что я чрезвычайно польщен этим милостивым вниманием его величества, но чувствую, что мне будет очень трудно занять это место, в виду того, что принадлежу к правой группе, а правая группа не пользуется сочувствием большинства государственного совета. Тогда его величеству угодно было указать мне на то, что он, тем не менее, свой выбор окончательно остановил на мне и что обстоятельство, на которое я ссылаюсь, он учитывает и что его желание сводится к тому, чтобы правая группа была по возможности усилена. При этом указал, что и председатель совета министров А. Ф. Трепов именно меня представил на эту должность в числе пяти кандидатов, которые и были его величеством тут же названы.
Председатель. — Кто именно?
Щегловитов. — Эти лица были, насколько мне помнится: адмирал Алексеев, А. А. Макаров, Булыгин, Танеев и я.
Председатель. — Кому вы приписывали ваше назначение? Ведь живя в Российском государстве, вы, конечно, знали, что назначению на более или менее видный государственный пост предшествовала обыкновенно игра влияний и борьба за того или другого кандидата?
