Барбара Такман - Загадка XIV века
Дешан обличал их мягкость и лень и осуждал за безрассудство и несправедливость. В «Лэ о храбрости» (Lay de Vaillance) он писал, что рыцари нарушают порядок, не стоят на ночной страже, не ходят в разведку, не соглашаются ехать в авангарде, не защищают фуражиров и позволяют захватывать повозки с провизией. «Когда хлеб задерживают на день или с утра идет дождь, они кричат: „Армия умрет с голода!“, а когда провизия портится оттого, что лежит на земле, они желают повернуть назад». Рыцари начинают походы зимой, совершают опрометчивые нападения, не спрашивают совета у старших, пока им не грозит опасность, громко жалуются при малейших трудностях и быстро сдаются. «Столь безрассудные армии можно только презирать».
Дешан ворчал, но при этом не выступал за фундаментальные перемены и вливание свежей крови в ряды рыцарей. Он симпатизировал буржуа, осуждал несправедливость по отношению к крестьянину, писал баллады, восхваляющие сельских Робина и Марго за их любовь к Франции, но обвинял крестьян, пытающихся стать оруженосцами и бросающих работу на земле. «Таких негодяев следует проучить, пусть знают свое место».
Филипп Мезьер в «Видении старого паломника» осуждал продажность общества. Это аллегорическое произведение, как и поэма «Видение о Петре Пахаре», рассказывает о бедах своего времени; автор мечтал об «изменении всего мира, всего христианства и особенно Французского королевства». Пилигрим Страстное Желание и его сестра Добрая Надежда путешествуют по миру с целью проверить, готово ли человечество к возвращению Королевы Правды и ее свиты — Мира, Милосердия и Справедливости, давно исчезнувших со света. Мезьер не на шутку обеспокоен, он глубоко переживает несправедливость мира и высказывает мрачные прогнозы.
Словно в ответ на это, сразу после кампании против Гельдерна 1388 года двадцатилетний Карл VI отправил в отставку дядюшек и объявил о своей полной самостоятельности. Об этом намерении на собрании совета сообщил кардинал Лана. Спустя несколько дней кардинал заболел и умер, пав жертвой ненависти королевских дядюшек, все были уверены, что это они его отравили.
Позже Клиссон хвастался английскому послу, что именно он сделал Карла VI королем, подлинным хозяином страны, и вырвал правительство из рук его дядьев. Однако не только Клиссон с его личной враждой, но и де Куси, и другие члены совета очень хотели скинуть с себя и с короны бремя непопулярности королевских дядьев. А самым заинтересованным человеком был младший брат короля, умный, энергичный Людовик, герцог Турский, вскоре сделавшийся известным под именем герцога Орлеанского.
В 1389 году Людовик Орлеанский заменил в королевском совете герцога Бургундского и до конца своей короткой насыщенной жизни играл главную роль в делах Франции, в чем ему особенно содействовал де Куси. Красивый искатель удовольствий и «преданный слуга Венеры», любивший компанию «танцовщиков, льстецов и прожигателей жизни», он был тем не менее очень религиозен и часто удалялся на два-три дня в целестинский монастырь, основанный его отцом в 1363 году (монастырь размещался на нынешней парижской набережной Селестен). Филипп Мезьер, наставник принцев, также с почтением относился к ордену покаяния, проповедовавшему правила воздержания, умерщвление плоти и сосредоточенность на вечности. Людовик находился под сильным влиянием Мезьера и называл его своим душеприказчиком. От Мезьера он узнал больше, чем его брат; говорили, что герцог был единственным членом королевской семьи, способным понимать дипломатическую латынь. Несмотря на то, что его можно было назвать ученым, Людовик азартно играл в шахматы, в теннис, не гнушался игрой в кости и карты. Компанию ему мог составить дворецкий, виночерпий, гравер, а во время игры в теннис он проигрывал своим приятелям-аристократам до двух тысяч золотых франков.
Людовик был жаден до власти не менее дядюшек, и он вытеснил их ради удовлетворения собственных амбиций. Вражда, в которую он вовлекся, закончилась девятнадцать лет спустя: Людовика убил кузен Жан, сын и преемник герцога Бургундского; это событие разделило Францию и Бургундию и открыло дорогу англичанам. Несмотря на потворство своим желаниям, Людовик смотрел на мир мрачно. Стихи того времени описывают его так:
Грустный, даже печальный, хотя и красивый,Он кажется слишком меланхоличным для того,Чье сердце так же непроницаемо, как сталь.
Хотя все подозревали, что в выдворении герцогов участвовал де Куси, тем не менее сразу после этого события Ангерран развлекал Филиппа Смелого и его сына, графа Неверского. Из документов герцога следует, что герцог и его сын 8 декабря обедали и спали в замке монсеньора де Куси, и во время этого визита Филипп подарил мадам де Куси кольцо с бриллиантом, а ее грудной дочери — брошь с сапфирами и жемчугом. Всем было выгодно угождать де Куси.
Реорганизованный совет предпринял серьезную попытку покончить с автократией герцогов и восстановить административную систему Карла V. Ривьер, Мерсье и другие чиновники снова пришли к власти, бюрократия избавилась от герцогских лизоблюдов, пяти поборникам реформ позволили выявить главные недостатки общественной жизни, реформаторы убрали продажных чиновников и заменили их «приличными людьми». В целях примирения с парижской бюрократией восстановили службу парижского прево и открыли, пусть и не все, прежние городские учреждения. Были приняты или хотя бы сформулированы меры по улучшению канализационной системы, объявили войну профессиональным нищим: в парижском районе, известном как «Двор чудес», мнимые больные и калеки отбрасывали костыли, снимали с глаз повязки и кутили на собранное подаяние.
Главными проблемами, с которыми столкнулось правительство, были финансовые и судебные реформы. Ривьер и Мерсье снова наложили на университет налог и, вдобавок к упомянутым герцогам, заработали себе тем самым еще одного заклятого врага.
В Англии между тем король тоже боролся с дядьями и другими противниками. События там развивались по более драматичному сценарию. Центральной их фигурой был муж Филиппы де Куси — Роберт де Вер, девятый граф Оксфорд, ближайший советник и друг короля Ричарда. Попав ко двору мальчиком и женившись на Филиппе, Оксфорд оказывал сильное влияние на Ричарда, оставшегося без отца и бывшего на пять лет моложе. Он «крутил королем, как хотел», и «если он говорил, что черное — это белое, Ричард ему не возражал… Все делалось по его указке, а без него не делалось ничего».
Двадцатилетний король был худ, светловолос, бледнолиц, легко краснел и заикался. Он не любил войну, носил великолепные одежды, был высокомерен, капризен и резок с домочадцами. Гордость Плантагенета и влияние Оксфорда сформировали непредсказуемого и своевольного монарха. Ради удовлетворения собственных прихотей он налагал на население непомерные налоги. Вместе с ним закончилась эра Плантагенетов. Ричард изобрел носовой платок, об этом осталась запись в домашних архивах: «маленькие кусочки материи, которые его величество король носил в руке, дабы подтирать и очищать свой нос».
Ричард наградил Оксфорда орденом Подвязки, а когда тому исполнился 21 год, сделал его членом Тайного совета и осыпал благодеяниями — дарил земли, замки, доходы и пожаловал наследственную должность шерифа, принадлежавшую семье жены Бэкингема. Это было неразумное решение, но если бы автократы действовали разумно, история не получила бы столько моральных уроков. Жестокий Бэкингем, ныне герцог Глостер, не нуждался в дальнейших доказательствах, чтобы возненавидеть и презирать племянника за его нежелание продолжать войну. Призвав на свою сторону врагов Оксфорда, Глостер стал главной фигурой оппозиционной партии, намеренной отнять власть у королевского фаворита.
Борьба эта достигла предела, когда по случаю восстания в Ирландии Ричард пожаловал Оксфорду титул маркиза Дублинского и сделал его герцогом Ирландии; это вознесло фаворита над всеми графами. Ричард предоставил ему право покончить с восстанием, однако в Ирландию Оксфорд не поехал, к разочарованию аристократов, которым хотелось убрать фаворита подальше. Оксфорд влюбился во фрейлину королевы, супруги Ричарда. Страсть его была так сильна, что он вознамерился развестись с Филиппой, лишь бы жениться на девушке из Богемии, и это взбесило дядюшек Филиппы — герцогов Ланкастера, Глостера и Йорка. Несмотря на оскорбление королевской семьи, Ричард был так загипнотизирован Оксфордом, что готов был даже помочь ему отречься от собственной кузины. Оксфорд направил в Рим прошение о разводе, основанное на «ложных показаниях», и Ричард обратился с мольбой к папе Урбану, испрашивая положительного решения. Папа тотчас согласился, поскольку Филиппа была на стороне Климента.
Обращение Оксфорда со своей женой, по словам Фруассара, было главным прегрешением, «лишившим его чести». Даже мать Оксфорда присоединилась к общему осуждению и доказала это, взяв к себе Филиппу. Недовольство общества, скорее всего, объяснялось тем, что в жилах Филиппы текла королевская кровь, а также личной непопулярностью Оксфорда, а не моральной стороной его поступка. Хотя брак считался священным, развод прошел быстро, надо было лишь нажать на нужные пружины. В «Видении о Петре Пахаре» говорится, что все судьи готовы за деньги заключить и расторгнуть брак, и священники жаловались, что человек может избавиться от жены, подарив судье шубу. Теоретически развода не существовало; тем не менее брачные тяжбы заполонили средневековые суды. Развод стал фактом жизни, постоянным элементом в дисгармонии средневековой теории и практики.
