Барбара Такман - Загадка XIV века
На исходе XIV века рыцарям не хватало новизны мышления. Придерживаясь традиционных методов сражения, они мало думали о тактике. Все аристократы были воинами, но в профессиональном отношении они не только не приобрели, но и потеряли.
Рыцарская конница не догадывалась о собственном упадке, а если и догадывалась, то еще больше придерживалась формы и увлекалась яркими ритуалами, убеждая себя в том, что вымысел — это и есть реальность. Сторонние наблюдатели, однако, смотрели на все критически, поскольку вымысел становился все более невероятным. С начала войны с Англией прошло пятьдесят лет, и эти годы не могли не уменьшить престиж рыцарского сословия, которое не умело ни выиграть, ни заключить мир, а только приносило несчастья народу.
Дешан открыто издевался над авантюрой в Шотландии в длинной балладе с рефреном «Вы теперь не на Большом мосту в Париже».
Вы разодеты, точно женихи,Во Франции вы так сладко поете о подвигах,Которые совершите, и уверяете, что отвоюете то, что потеряли.Что это? Вспомните, чем издавна славилась ваша страна.Если хотите доказать, докажите делом, в бою, а не нарядами…Вы ведь теперь не на Большом мосту в Париже.
Мезьер тоже не скрывал презрения и в 1388 году излил его в поэме «Видение старого паломника»; от упреков не удержался и Оноре Боне. При Рузбеке рыцари одержали победу над толпой сукновалов и ткачей и стали считать себя выше своих предков — короля Артура, Карла Великого и Годфри Бульонского. Из всех правил войны, написанных ассирийцами, иудеями, римлянами, греками и христианами, французская рыцарская конница не усвоила и десятой доли, однако считает, что нет в мире конницы, равной им.
Модная одежда аристократов, привычка к роскоши, блестящие покои, двери в которые были закрыты до полудня, мягкие постели и ароматные ванны, комфорт во время кампаний свидетельствовали о том, что рыцари «изнежились». Древние римляне, как несколько лет спустя саркастически заметил Жан Жерсон, канцлер парижского университета, не тащили за собой три или четыре тяжело нагруженные лошади, двойные палатки и повозки, набитые одеждой, драгоценностями, коврами и обувью. Римляне не возили с собой ни утюгов, ни медных плит для выпечки пирожков.
Большее презрение вызывали даже не мягкие постели и пижонство, а падение нравов. Трубадуры уже не воспевали в романтических поэмах идеального рыцаря и идеальную любовь; на смену им пришли моралисты, изощрявшиеся в сатире, аллегориях и дидактических трактатах, и все их сочинения показывали, в кого превратился нынешний рыцарь — в хищника и агрессора, а не в поборника справедливости. Во второй половине столетия уже не сочиняли героических песней (chansons de gestes), а причиной исчезновения фаблио было не столько падение идеала, сколько снижение литературного духа. Пороки, глупые поступки и беспорядки того времени требовали морализаторства, но, несмотря ни на что, Фруассар, как и прежде, славил рыцарство.
В Италии жалобы затрагивали другую сторону вопроса. «Несколько лет назад, — сокрушался в конце века Франко Саккетти, — в рыцарство стали возводить мастеров, ремесленников, булочников и пуще того — чесальщиков шерсти, ростовщиков и жуликов-барышников. Зачем чиновнику становиться рыцарем? Чтобы управлять каким-нибудь провинциальным городом? Рыцари обязаны при жизни совершать различные подвиги, о которых долго было бы рассказывать. А между тем поступают они как раз наоборот. Я хотел, однако, коснуться этих подвигов, чтобы читатели поняли из этих примеров, что рыцарство умерло».
Слова Саккетти звучали мрачно, но его настроение разделяли многие. Во главе французского и английского дворов стояли малолетки, которыми противоборствующие группировки крутили, как хотели; новый император Венцеслав оказался пьяницей и грубияном, церковь раскололась, теперь у нее были два папы, причем каждый далек от святости, а все усилия правящего класса навести блеск заканчивались неудачей: то здесь, то там проступала предательская тусклость. Де Куси был прав в том, что престиж рыцарства снижается, хотя предложенное им лекарство лишь усугубило положение.
Кампания против Гельдерна в сентябре-октябре 1388 года доказала, что в военном деле давным-давно царит полный беспорядок. Экспедиция была задумана в масштабах абсолютно непропорциональных по отношению к ее мелкой цели или возможной выгоде. Благодаря своим связям в Баре и Лотарингии — герцогствах, находившихся на пути следования армии, а также благодаря знанию территории, де Куси рекрутировал в свое войско местных аристократов и спланировал кампанию. Предпочтительный маршрут лежал через Брабант, но магистраты городов и нобили этого герцогства предупредили, что не допустят к себе французскую армию, потому что она причинит их землям больше ущерба, нежели это сделает любой враг.
Было принято решение пройти через мрачный Арденский лес, куда, как с преувеличенным ужасом заметил Фруассар, «не ступала еще нога человека». Для этого понадобилось направить в Арденны разведчиков — найти дорогу. За ними должны были последовать 2500 человек: требовалось прорубить просеку — работа, сопоставимая со строительством передвижного города. Расходы предполагалось возместить тройным налогом на соль и налогом с продаж, что трудно было представить как защиту королевства. Вероятно, по этой причине Ангерран собирал армию от своего имени, а не от имени короля. Де Куси назвал свою экспедицию еще одним походом против Габсбургов.
Авангард в тысячу копий начал поход под предводительством де Куси, за ним двинулся король и основная часть войска вместе с двенадцатью тысячами повозок, не считая вьючных животных. Затем де Куси неожиданно отделился и пошел в Авиньон. Цель такого похода нигде не поясняется, но, возможно, французы все еще не отказались от желания завоевать для Климента Рим. Через месяц де Куси вернулся, «к великой радости армии». Судя по тому, что расстояние, которое он прошел, составляло пятьсот миль туда и столько же обратно, переход был весьма энергичным.
Кампания против Гельдерна не принесла славы, увязнув в переговорах. Палатки под сильными ливнями насквозь промокли, повышенная влажность сгубила припасы, еды не хватало, несмотря на богатство территории. После вынужденных извинений герцога Гельдерна армия отправилась домой. Дорога раскисла, лошади спотыкались о скользкие бревна и камни, при переходе вброд люди тонули в реках, вышедших из берегов, уплывали и груженые повозки. Рыцари, оруженосцы и знатные сеньоры возвращались домой без славы, без добычи, многие заболели, выбились из сил и справедливо обвиняли герцога Бургундского и его амбиции в отношении Брабанта. На де Куси, похоже, зла не держали, поскольку во время восстания в Париже он никому не навредил. С самого начала правительство дядюшек ввергло страну в бессмысленные траты, устроив серию грандиозных кампаний, закончившихся пшиком. После Гельдерна кредит доверия иссяк окончательно.
Из знамений и инцидентов, вкрапленных в летописи хронистов, к примеру монаха из монастыря Сен-Дени, можно вывести, что люди понимали: правительство справляется плохо. Когда в последнюю кампанию шел набор в армию, один отшельник, по свидетельству монаха, проделал длинный путь из Прованса в Париж. Он хотел сообщить королю и его дядям, будто ангел просил предупредить их — они должны обращаться с подданными мягче и снять с них бремя налогов. Придворные вроде бы посмеялись над бедным отшельником и остались глухи к его совету; пусть молодой король обошелся со «святым человеком» по-доброму и хотел его выслушать, дядья прогнали отшельника и объявили о введении тройного налога.
После кампании против Гельдерна сатира Дешана стала еще более ядовитой. Поэт лично принимал участие в походе и заболел, как и другие, желудочным расстройством. Военные не дружат с корреспондентами, страдающими от дизентерии. В многочисленных балладах Дешан нелестно сравнивал рыцарей с воинами прошлого. Те во время обучения и в долгих походах обрели твердость, выучились боевому искусству, единоборству со щитом и мечом, швырянию камней, умению покорять крепости. Ныне молодые люди увиливают от тренировок и называют тех, кто хочет научить их, трусами. Молодежь проводит свою юность на пирушках, швыряет деньги на ветер, делает долги; они «чистят себя до блеска, точно слоновую кость… каждый, словно паладин». Они спят на белоснежных простынях, просыпаются поздно, а проснувшись, тотчас требуют вина; они едят куропаток и жирных каплунов, заботятся о прическах — укладывают волосок к волоску; понятия не имеют о том, как следует вести дела в поместье; ни о чем не волнуются, знают лишь, как тратить деньги. Они высокомерны, в Бога не верят, ослаблены от обжорства и распутства, не годятся для службы в армии, и «тяжелее их нет никого в мире».
