Евгений Анисимов - Толпа героев XVIII века
Некоторые историки считают, что в ночь убийства ее мужа, 11 марта 1801 года Мария, услышав шум борьбы, вскочила с кровати, пробежала несколько залов и не просто стучалась в запертую дверь спальни мужа, а якобы пыталась захватить власть, стать второй Екатериной. В это трудно поверить. Все, что нам известно о Марии, говорит о другом. Кажется, что вся ее жизнь была направлена на другие цели, далекие от стяжания власти и удовлетворения честолюбия. Кажется примечательным почитаемое ею сочинение «Отеческие советы моей дочери», в котором сказано: «Бог и человечество хотели, чтобы женщина зависела от мужчины, чтобы она ограничила круг своей деятельности домом, чтобы она признавала свою слабость и преимущество мужа во всяком случае и снискала бы его любовь и приязнь скромностью и покорностью».
А потом было вдовство – после гибели Павла она прожила двадцать семь лет. Мы не знаем, как она смирилась с убийством мужа, к которому был причастен ее старший сын Александр. Впрочем, был один малолетний свидетель – четырехлетний Николай. Он вспоминал потом, что в полуоткрытую дверь он видел валявшегося в ногах Марии Федоровны и рыдавшего Александра. В таком случае мы можем точно сказать – он просил прощения. Как бы то ни было, император Александр и другие дети почитали ее и не раз слово или совет вдовствующей императрицы становились фактом политики, особенно если это касалось ее дочерей, устраивать которым выгодные партии в эпоху войн и революций было особенно трудно.
Впрочем, большую часть своей вдовьей жизни она посвятила благотворительности, и созданное ею попечительское ведомство получило впоследствии ее имя, стало символом милосердия и любви к ближнему… При этом Мария Федоровна не превратилась в благостную старушку. Сильная, свежая, для своего возраста красивая, она никогда не болела и не знала, что такое усталость, слезы и уныние. С привычным для нее педантизмом, усердием и неумолимостью она делала свои добрые дела, как раньше вела семью Павла, рожала и воспитывала детей… Словом, как писал Бенкендорф, Мария была «живым уроком всех добродетелей… Важнейшие, как и самые мелкие, подробности надзора за воспитанием принятых ею под свое попечение нескольких тысяч детей и за устройством множества больниц занимали ее ежедневно по нескольку часов, и всем этим заботам она посвящала себя со всем жаром и увлечением высокохристианской души. Уже в весьма преклонных годах императрица никогда не отходила к покою, не окончив всех своих дел, не ответив на все полученные ею в тот день письма, даже самые малозначащие. Она была рабой того, что называла своим долгом…».
Мария Федоровна часто жила в Елагином дворце и, конечно, в любимом ею Павловске, где дворец, каждый поворот аллеи, каждый цветок значили для нее так много, как ни для кого другого на свете… Ее душа, несомненно, и до сих пор обитает в аллеях Павловского парка. Смерть пришла к ней неожиданно 24 октября 1828 года: неизвестная болезнь была скоротечной, и почти до конца Мария не верила, что ей, всегда бодрой, подтянутой, дисциплинированной, а главное – такой здоровой, предстоит последнее испытание. Когда Николай увидел, что мать умирает, он попросил ее причаститься. «Как, – спросила она, – разве я в опасном положении? Я сделаю это завтра!» – «Зачем откладывать», – осторожно сказал сын. И она подчинилась, как всегда подчинялась судьбе…
Екатерина Нелидова: преданное сердце одной малявки
Она была в первом, самом знаменитом выпуске Смольного института, который был любимым детищем Екатерины II и ее сподвижника Ивана Бецкого. Как уже сказано выше, им казалось, что только в этом закрытом женском учебном заведении можно начать осуществление грандиозной программы «воспитания матерей будущих граждан России» – женщин образованных, проникнутых идеями Просвещения и добра.
Каждую воспитанницу с момента их приема государыня знала и каждую по-своему любила. Катеньку Нелидову, принятую в шесть лет из бедной семьи артиллерийского поручика, она особенно выделяла, видела в ней необыкновенные артистические способности, особенно в танцах, восторгалась, как писала Екатерина, «живостью ее движений во время игры на сцене». Неслучайно именно поэтому на знаменитом портрете Левицкого в память потомкам прелестная Нелидова замерла в позе менуэта из оперы Перголезе. Она закончила Смольный в 1776 году с малой золотой медалью и была пожалована во фрейлины двора цесаревича Павла Петровича и его молодой жены Натальи Алексеевны, а после ранней смерти Натальи стала фрейлиной второй жены Павла – Марии Федоровны.
Все современники как один отмечали, что Нелидова не была красива, но при этом обладала необыкновенным обаянием и кокетливой грацией. Маленькая («малявка», по словам Екатерины II), чернявая, она была живой и подвижной. В ее выразительных черных глазах светились ум и жизнерадостность. Образование и воспитание, полученное в Смольном, выдвигало ее из числа прочих фрейлин, а ее артистические способности делали без нее невозможным ни один праздник или домашний спектакль при дворе цесаревича – Нелидова была музыкальна, остроумна, обладала изящным вкусом. Как вспоминает Н.А.Саблуков, он как-то раз танцевал менуэт в паре с тогда уже немолодой Нелидовой: «Какую грацию выказывала она, как великолепно выделывала па и производила обороты, какая плавность была во всех движения прелестной крошки». Это было двадцать лет спустя после появления Катеньки Нелидовой при дворе.
Все эти качества Нелидовой привлекли внимание Павла Петровича, который стал уделять ей больше внимания, чем требовали тогдашние приличия придворной жизни. Естественно, многие стали думать, что это обычный придворный роман. Причину его видели в том, что в семейной жизни с Марией Федоровной Павлу не хватало некоей остроты, эмоций, огня. Почти непрерывно беременная, Мария, имея массу достоинств, не обладала ни живостью ума, ни глубоким умом вообще. Добрая, милая, безобидная, она, как истинная немка, была пунктуальна, церемонна, правильна, тяжеловесна и тем самым невольно вызывала у мужа зеленую тоску, скуку и зевоту. Но важнее другое: хотя Мария была сентиментальна, ей была чужда тяга к мистицизму, всему, так скажем, «готическому», таинственному. Павел, склонный в ранние годы к рыцарственному, подернутому флером тайны и мистики, нашел в Нелидовой единомышленника, жившего с ним как бы на одной эмоциональной волне. Он сделал ее своей дамой сердца, которой стал, как истинный рыцарь, поклоняться. Вместе с тем она была умна, изучила характер Павла, понимала его с полуслова. Своим участием, склонностью к уверенным советам Нелидова вносила в его полную сомнений и страхов душу успокоение и столь важную для него гармонию. Была ли между ними интимная связь – наверняка сказать трудно, оба в своих письмах категорически отвергали такие предположения. Конечно, можно этому не верить, но нужно признать, что их отношения заметно отличались от тех, которые можно назвать любовными. С цесаревичем, а потом и императором Нелидова вела себя необычайно для «ординарной» фаворитки. Ее любовь к Павлу явно не укладывалась в принятые трафареты. Она была бескорыстна, не использовала свое влияние для обогащения себя и своей семьи или для создания своей придворной «партии», была откровенна, упрямо отстаивала перед государем свое мнение. Порой, не скрывая своих эмоций, Нелидова поступала с ним резко, даже дерзко, не дорожа своим влиянием, не заботясь о своем будущем и мнении окружающих. Но при этом оставалась преданным Павлу человеком, изобретя для себя некую особую роль ангела-хранителя души Павла, взяв на себя миссию «утишения» этого доброго, отходчивого по своей природе, но страшно неуравновешенного, вспыльчивого человека. Каждый раз она как бы хватала его, устремлявшегося к пропасти, за полу, удерживала от непродуманных поступков и взрывов необузданного гнева.
Естественно, что возросшее влияние Нелидовой на Павла беспокоило Марию Федоровну, которая опасалась как раз того, что «малявка» метит, как она писала в одном из писем «во вторую мадам Ментенон». Первая, как известно, когда-то держала в своих руках душу Людовика XIV, а тело короля-солнца уступала ординарным фавориткам. Мария жаловалась на Нелидову даже нелюбимой ею свекрови – императрице Екатерине II, выражала всячески негодование (сколько могла при своей несомненной кротости) дерзким поведением «малявки», нарушавшей даже этикет – крепость, в которой укрывалась императрица. Конфликт обострился к 1793 году, и тогда Нелидова покинула двор и поселилась в Смольном институте. Лишь постепенно, с годами Мария поняла важность миссии Нелидовой при Павле и была вынуждена прибегать к ее помощи, чтобы сдержать бешеные, необдуманные порывы мужа.
С приходом Павла к власти в 1796 году Нелидова вновь оказалась при дворе и стала первейшей подругой императрицы Марии, которой писала пространные письма, начиная их словами: «Добрая и дорогая моя подруга!» Их обширная переписка посвящена, в сущности, той же теме: как удержать Павла от опрометчивых поступков, которые настраивали против него окружающих. Конечно, можно сказать, что Нелидова при этом «варила свою придворную кашу», интриговала, но можно также утверждать, что она не особенно искала для себя «дворских польз». Множество писем Нелидовой к государю наполнены просьбами помиловать опальных, простить виновных. Тут и безвестные майоры, и придворные, и Платон Зубов, и фельдмаршал Суворов. «Когда я, – писала Нелидова царю, – вижу глубоко прочувствованное горе, я жду вас, и пока я буду видеть подданных, почитающих за счастье служить вам, я буду мучить вас для того, чтобы не отвергали их службы. Прощайте, будьте добры, будьте собою, ибо истинное расположение ваше – доброта».
