Средиземноморская Франция в раннее средневековье. Проблема становления феодализма - Игорь Святославович Филиппов
Кто же они, эти богачи? Цезарий не раз упоминает "могущественных и знатных мужей" и "деликатных матрон"[2845]. В представлении епископа и его паствы, они так или иначе приобщены к власти и, вообще, мало чем отличаются от "царей"[2846]. Однажды он произносит слово senator[2847]. Этим людям свойственно высокомерие и невоздержанный нрав, они не прочь покуражиться над менее благополучными, которые предпочитают с ними не связываться[2848]. Они в состоянии подговорить сборщиков налогов сделать невыносимой жизнь бедного соседа-земледельца[2849] и даже способны влиять на решения судей — последние же изображены очень важными людьми[2850], склонными, однако, к коррупции[2851]. Их именьями управляют "прокураторы" из числа рабов[2852]. Рабы окружают их и в повседневной жизни[2853], о чем говорит множество мелких деталей. Прихожане Цезария привыкли иметь слуг: они не сами кладут одежду в ларь, но велят положить ее туда[2854]; у матрон, которых он увещевал не прибегать к услугам колдунов и знахарей, были кормилицы, как раз и сбивавшие своих хозяек с пути истинного[2855], и т. д.
Конечно, богатство и знатность — отнюдь не синонимы. Епископ рассуждает о нуворишах, быстро забывающих бедных родичей и, вообще, теряющих голову и совесть[2856], о расчетливых охотниках за знатными и богатыми невестами[2857], о людях, готовых унижаться в надежде быть усыновленным бездетным, но "богатым и могущественным" человеком[2858], о неграмотных купцах, нанимающих mercennarios litteratos[2859] — но, в целом, в его изображении, богатство идет рука об руку со знатностью, высокими должностями и чинами и "деликатным" воспитанием[2860]. Знатность — это бесспорное достоинство, Божий дар, который надлежит использовать для оказания благодеяния менее благополучным; сходным образом, защитой от упреков богатству и высокому социальному положению служат чистота, справедливость и милосердие[2861]. Само по себе богатство есть благо — при условии, что оно обращено на благие цели: раздачу милостыни, предоставление приюта странникам, выкуп пленных, строительство церквей, использование своего влияния и власти для подавления языческих культов и т. д.[2862] Богатство становится злом, лишь когда оно служит злу: алчности, высокомерию, тщеславию, чревоугодию, пьянству, похоти и прочим порокам; "исступленная жадность никогда не насыщается прибылью или имуществом"[2863].
О социальных различиях внутри привилегированной страты сведений немного. Наиболее ценные из них относятся к группе, которую Цезарий именует amici. Иногда речь идет именно о друзьях, причем не только в рамках евангельской антитезы "друг — враг"[2864], но и в живых зарисовках: друзья одалживают друг другу деньги и вещи[2865], соучаствуют в дурном деле[2866], вместе пьянствуют[2867]. Но в ряде случаев за словом amici угадываются отношения иного рода: это не столько приятели, сколько люди, в какой-то мере зависимые. Симптоматично, например, что привести к себе проститутку приказывают рабу или "другу"[2868]. Упомянутые выше люди, унижающиеся перед богачами, скорее всего, также их amici[2869]. Ключом служит пассаж из жития Цезария, в котором amici упоминаются в одном ряду с clientes[2870]. У. Клингширн видит в этих "друзьях" старших по статусу клиентов; прочих клиентов он предлагает считать колонами[2871]. На мой взгляд, второе предположение малообоснованно: во всяком случае, Сидоний Аполлинарий четко отличает колонов от клиентов[2872]. Скорее всего, у Цезария речь идет о двух близких по статусу группах свободных людей, находящихся под чьим-то покровительством. В проповедях неслучайно сближаются понятия "друг" и "патрон"[2873]. Отношения патроната были весьма распространены, об этом говорит и уверенное использование слова "патрон" в религиозных образах[2874].
Бедные (pauperes) встречаются в проповедях на каждом шагу, однако главным образом как объект заботы и попечения со стороны богатых. Специально к беднякам Цезарий обращается редко. Если бы не несколько оговорок, можно было бы подумать, что они, вообще, не приходят в церковь. Но это, конечно, не так. Все дело в специфике источника, отразившего присутствие низших слоев общества в основном косвенно. Например, убеждая богатых, что, отказывая в помощи бедным, они закрывают себе дорогу в рай, епископ считает необходимым заметить, что среди последних тоже немало грешников. Что толку в том, что живут они в нужде, если у них в избытке пороки и злонравие?[2875] Вообще, бедность как таковая не вызывает у него ни умиления, ни сожаления, ни порицания. Бедные существуют с Божьего позволения, чтобы человек мог искупить свои грехи; в этом смысле их нужда нам даже на пользу. Господь мог бы сделать всех людей богатыми, но пожелал помочь нам нищетой бедняков, дабы бедняк терпением, а богатый подаянием могли заслужить милость Божью[2876]. Любой христианин, независимо от достатка, должен помогать нуждающемуся: "Кто может, пусть принесет серебро; кто не может, пусть предложит вино. Если же и этого нет, пусть предложит голодному хлебец; если же у него нет целого хлебца, то хотя бы кусочек". Господь не хочет, чтобы вы стали бедными и потому призывает разломить хлебец, а не отдать его целиком[2877]. У бедняка может не быть дров, чтобы подогреть воду, ни хлеба, чтобы разделить его со странником, но пригласить его в дом на ночлег ему по силам[2878]. Если же тебе вообще нечем поделиться с бедными, — тогда прости им обиды. Ибо "если в кладовой или в житнице нет у тебя ничего, что ты мог бы дать, из сокровищницы сердца твоего ты можешь вынести, что должен"[2879].
Цезарий различает нищих и просто бедных. Сложность в том, что слово mendici он употребляет редко[2880], называя обычно и нищих, и бедных pauperes. Так, Цезарий предупреждает, что все бедняки, которые умрут от голода в тех местах, где
