Константин Рыжов - 100 великих россиян
Путешествие и в самом деле пошло ему на пользу. Доплыв на пароходе до Гамбурга, Гоголь через Германию и Швейцарию добрался до Франции. В Вене и Париже он много работал над своей поэмой. В марте 1837 г. он приехал в Рим, который отныне на много лет сделался основным местом его пребывания. Гоголь как-то сразу очень остро почувствовал и полюбил этот город. «Вся Европа для того, чтобы смотреть, — говорил он, — а Италия для того, чтобы жить». За 30 франков в месяц он снял маленькую квартирку в доме на улице Страда Феличе и зажил здесь скромной, почти подвижнической жизнью. Обычно он вставал очень рано и тотчас принимался за работу, которую сочетал с лечением, опустошая до завтрака графин тернийской воды.
Затем он спускался в кофейню, выпивал большую чашку кофе со сливками и отправлялся гулять по городу. Днем, когда наступала жара, он возвращался в свою комнату и читал, а вечером опять отправлялся гулять или шел в гости.
В эти годы идея «Мертвых душ» совершенно овладела им. Гоголь начал поэму еще в Петербурге, но писал без плана, для забавы. Теперь за границей он вдруг взглянул на нее другими глазами, взглянул как на свое главное произведение, которому суждено стать событием грандиозного значения. Он сообщал Жуковскому: «Все начатое переделал я вновь, обдумал более весь план…
Какой огромный, какой оригинальный сюжет! Вся Русь явится в нем!..» Замысел поэмы кристаллизовался вокруг темы «мертвенности жизни». Явление это глубоко волновало Гоголя, и он поражался тому, как равнодушно относились к нему другие. Для него самого ничего ужаснее в окружавшей его действительности просто не существовало. В бумагах Гоголя находим следы раздумий по поводу философского, космического смысла этой трагедии. В небольшой заметке «Размышление о некоторых героях первого тома «Мертвых душ» Гоголь описывает процесс превращения живой души в «мертвую»: «Постепенно человека охватывают «пошлые привычки света, условия, приличия», опутывают его, образуют твердую скорлупу вокруг его души. А как попробуешь добраться до души — ея уже и нет; остался окременевший кусок…» В другом, написанном для себя наброске, читаем: «Как пустота и… праздность жизни сменяется мутною, ничего не говорящею смертию. Как это страшное событие совершается бессмысленно. Не трогаются. Смерть поражает не трогающийся мир. Еще сильнее между тем должна представляться читателю мертвая бесчувственность жизни. Проходит страшная мгла жизни и еще глубокая сокрыта в том тайна. Не ужасное ли это явление? При бальном, при факелах, при сплетениях… никто не признает смерти…» Для того, чтобы показать, как страшно это «омертвение жизни и души», постигающее человека среди вихря жизни, были задуманы и написаны «Мертвые души». Гоголь хотел разбудить этой книгой Россию от мертвого сна.
Летом 1841 г. первый том поэмы был окончен. В октябре 1841 г. Гоголь привез рукопись в Москву. После трудных цензурных мытарств книга в мае 1842 г. вышла из печати. Едва дождавшись ее появления. Гоголь тотчас уехал из России. В письме Балабиной он признавался: «С того времени, как только вступила моя нога на родную землю, мне кажется, как будто я очутился на чужбине». «Меня томит и душит все, — и самый воздух», — писал он в другом месте. За приемом, оказанным его задушевному творению, Гоголь наблюдал издалека. «Вскоре после отъезда Гоголя, — вспоминал Аксаков, — «Мертвые души» быстро разлетелись по Москве и потом по всей России. Книга была раскуплена нарасхват. Впечатления были различны, но равно сильны…»
Сам автор, впрочем, опять остался недоволен сделанным. Следя за впечатлением от «Мертвых душ» в России, он вновь испытал чувство глубокого неудовлетворения. Ожидаемого облагораживающего эффекта на русскую жизнь поэма не произвела. С некоторым раздражением Гоголь обратился к работе над вторым томом. Отсылая экземпляр «Мертвых душ» Жуковскому, он писал: «Это первая часть… Я переделывал ее много с того времени, как читал вам первые главы, но все, однако же, не могу не видеть ее малозначительности в сравнении с другими, имеющими последовать ей частями. Она в отношении к ним все мне кажется похожею на приделанное губернским архитектором наскоро крыльцо к дворцу, который задуман строиться в колоссальных размерах…»
По этому полупризнанию можно судить о грандиозности всего замысла.
Поэма, по мысли Гоголя, должна была не только вскрыть недостатки и пороки людей, их заблуждения и всю недостойность их поведения, но и стать образцом, показать путь к их исправлению и нравственному возрождению. Во второй части, в отличие от первой (где главным была сатира), важное место должна была иметь проповедь очищения. Гоголь сам как-то говорил Жуковскому, что имеет для себя в качестве образца «Божественную комедию» Данте с ее трехчастным делением. «Мертвые души» соответствовали «Аду». Теперь он должен был создать героев «Чистилища», переходных, положительных, которые будут способствовать пробуждению русской жизни и просветлению людей. Задуманная книга должна была стать для русских читателей чем-то вроде религиозного откровения — не только герои романа, «мертвые души», должны были «ожить», но и сами читатели должны были, по мысли Гоголя, облагородиться и даже морально возродиться.
Задача была великая, и Гоголь испытывал тягостные сомнения в своих силах. В самом деле, имел ли он необходимые качества для того, чтобы учить и просвещать людей? Пристально вглядываясь в глубь своей души, Гоголь открыл в ней «темную сторону», «греховность» и «душевную черствость». Он осознал, что для окончания «Мертвых душ» в том виде, в каком он их задумал, он сам должен стать праведником. («Чтобы творить красоту, — говорил он, — нужно самому быть прекрасным».) Темп работы над поэмой резко снизился.
Гоголь писал Плетневу: «Сочинения мои так связаны тесно с духовным образованием меня самого и так мне нужно до того времени вынести внутреннее сильное воспитание душевное, глубокое воспитание, что нельзя и надеяться на скорое появление моих сочинений». Он погрузился в чтение трудов отцов церкви, проповедей и сочинений церковных писателей. Особенно волновала его книга «О подражании Христу» Фомы Кемпийского, которую он рекомендовал читать всем своим друзьям. Глубоко веря в то, что мысль о его труде внушена ему самим Богом, Гоголь каждый день начинал работу над поэмой с особой молитвы: «Боже, соприсутствуй мне в труде моем, для него же призвал меня в мир… Верю, яко не от моего произволения началось сие самое дело, над ним же работаю во славу Твою. Ты же заронил и первую мысль. Ты же один дал силы и окончить, все строя ко спасению моему…»
Но «Мертвые души» не писались. Приходилось вымучивать каждую строчку. Это была чудовищная пытка, кончавшаяся нервными припадками. Здоровье Гоголя стало быстро разрушаться. Стараясь поправить его, он ездил с одного немецкого курорта на другой, однако лечение не помогало. (Болезнь Гоголя, которой он страдал с юных лет, таинственна. Симптомы ее проявления можно определить словами: медленное оцепенение, остывание, замерзание — тело словно коченело, а душа ощущала себя «заживо погребенной».) Гоголь чувствовал постоянный упадок сил, а всякая попытка умственной работы вызывала усиление болезненного состояния. Но Гоголь не поддавался — свой недуг он воспринимал как «бесовское наваждение» и борьбу с ним считал борьбой с дьяволом. Он писал через силу, но постоянно был недоволен написанным. В июле 1845 г., находясь в Гамбурге, Гоголь сжег первую редакцию второго тома. «Не легко было сжечь пятилетний труд, производимый с такими болезненными напряжениями, где всякая строка доставалась потрясением, где было много такого, что составляло мои лучшие помышления и занимало мою душу, — записал он в тот же день. — Благодарю Бога, что дал мне силу это сделать. Как только пламя унесло последние листы моей книги, ее содержание вдруг воскресло в очищенном и светлом виде, подобно фениксу из костра, и я вдруг увидел, в каком еще беспорядке было то, что я считал уже порядочным и стройным. Появление второго тома в том виде, в каком он был, произвело бы скорее вред, чем пользу».
Оставив пока работу над поэмой. Гоголь решил изложить по крайней мере свои задушевные мысли, использовав для этого письма к друзьям последних лет. Он писал Языкову: «Я как рассмотрел все то, что писал разным лицам в последнее время, особенно нуждавшимся и требовавшим от меня душевной помощи, вижу, что из этого может составиться книга, полезная людям страждущим на разных поприщах». Так в начале 1847 г. появились «Избранные места из переписки с друзьями». В свободной форме писем Гоголь изложил здесь стройную и полную систему своего религиозного и нравственного мировоззрения. Давая оценку этой системе, надо помнить, что Гоголь подходил к решению многих вопросов не с логических, а с нравственных позиций. Нравственная интуиция была его гениальным даром. Он буквально физически чувствовал зло в мире и в самом себе. Зло никогда не было для него абстрактным, напротив, он ощущал его во всей реальности, он буквально «видел», что зло овладевает миром. (В «Светлом воскресении» он восклицает: «Дьявол вступил уже без маски в мир».) В этом мистическом реализме заключалась основа его мироощущения. Реальным воплощением дьявола на земле, по представлению Гоголя, являются скука, пошлость и тоска, которыми он околдовывает человечество. «И непонятною тоскою уже загорелась земля, — пишет Гоголь, — черствее и черствее становится жизнь, все мельчает и мелеет, и возрастает только ввиду всех один исполинский образ скуки, достигая с каждым днем неизмеримейшего роста. Все глухо, могила повсюду. — Боже, пусто и страшно становится в твоем мире…» Как же противостоять приходу антихриста? Зло входит в мир через человека, душа которого, изначально светлая и добрая, извращается и омертвевает. Главная причина этой зловещей метаморфозы заключалась, по мысли Гоголя, в болезни века — во всеобщем недовольстве, стремлении к преобразованиям и забвении, потери связи с изначальным и высшим. Каждый хочет быть не тем, что он есть, отсюда — разочарования и пороки. Более же всего подвержено этому ослеплению русское общество. Все несчастья от того, пишет Гоголь, что русский человек не знает ни себя самого, ни жизни. («Велико незнание России посреди России!» — восклицает он.) Показать русским Россию — в этом видел Гоголь свое назначение и суть своего творчества. Он должен был принести обществу «прозрение» и положить тем самым начало его исправлению. Путь, по которому должно идти это исправление, по мысли Гоголя, заключается не в преобразовании государственных институтов, не в создании новых учреждений, а в нравственном перерождении человека. Все очень просто — каждый, находясь на своем месте, должен стараться дать другим как можно больше добра и не желать ничего иного. «Всякому теперь кажется, — писал Гоголь, ~ что он мог бы наделать много добра на месте и в должности другого, и только не может его сделать на своей должности. Это причина всех зол… Поверьте, что Бог не даром повелел каждому быть на том месте, на котором он теперь стоит». Преобразование общества по Гоголю начинается с приказа: всем оставаться на своих местах, не рвать ни одной традиции, не изменять ни одного учреждения, ибо все институты, законы, должности и установления — совершенны.
