Александр Шубин - Социализм. «Золотой век» теории
Этот внутренний конфликт молодой российской социал-демократии развивался в условиях постоянного воздействия народнической традиции, с которой социал-демократы оказывались в отношениях конкуренции и взаимовлияния.
Россия, таким образом, превращалась в важную идейную лабораторию, недооцененную западной социал-демократией вплоть до 1905 года. Между тем именно в среднеразвитых странах Система еще не была настолько сильна, чтобы эффективно интегрировать социалистическое движение. Отсюда, из России, были понятнее особенности не только специфически российской ситуации (на чем настаивали уже народники), но и новый революционный потенциал Азии.
* * *В середине 90-х гг. русский марксизм развернул решающее наступление на народничество. В своем труде «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю» и других выступлениях Плеханов попытался сокрушить главного народнического теоретика этого времени – Михайловского. Экономический детерминизм должен был развеять субъективизм Михайловского. Но Плеханов в полемической горячности больше спорил с выдуманным им, «поглупевшим» Михайловским. Как пишет биограф Плеханова С.В. Тютюкин, «в сущности говоря, настоящей научной дискуссии с Н.К. Михайловским, например, у Плеханова явно не получилось, причем в ряде случаев он либо не понял, либо явно исказил точку зрения своего оппонента»[968].
Русский марксист выступил с позиций крайнего фатализма, обвиняя оппонента в утопизме уже на основании того, что тот решился писать о «желательном обществе»[969]. Михайловский объясняет, что на общественные процессы можно смотреть двояко: объективно, исследуя их течение безоценочно и исключая собственное воздействие на него, и субъективно, вводя критерии оценки процесса и рассматривая возможности воздействия в положительном (с точки зрения субъекта) направлении. Путать эти два подхода, по Михайловскому, это то же, что складывать «аршины с пудами». Плеханов не понимает предупреждения Михайловского, говоря о его знаменитой формуле прогресса: «Она говорит не о том, как шла история, а о том, как она должна была бы идти, чтобы заслужить одобрение г. Михайловского»[970]. Если бы Плеханов перечитал под этим углом зрения работы Маркса о французских революциях, например, он бы обнаружил там немало оценок исторических событий, которые заслуживали одобрение или неодобрение «основоположника». Маркс во всяком случае не был фаталистом, история «заслуживала» от него одобрение и порицание, как и от Михайловского.
Плеханов же с радикальностью неофита изгоняет «утопию» (то есть в данном случае – осмысление посткапиталистической модели общества), и разрешает выдвигать только минималистскую программу преобразований: «обобществление труда, создаваемое новейшей промышленностью, должно привести к национализации средств производства»[971]. Вот он, предел дозволенных мечтаний, куда уж помыслить о социализме. Плеханов в испуге перед народническим «утопизмом» загоняет себя в узкие рамки «буржуазных задач» революции, что предопределяет его будущий меньшевизм.
Маркс и Энгельс глядели куда дальше, и Плеханов вынужден признать этот их «идеализм». Но стратегию своих учителей Плеханов понимает как научно-просветительскую: «У Маркса и Энгельса был идеал, и очень определенный идеал: подчинение необходимости – свободе, слепых экономических сил – силе человеческого разума»[972].
Плеханову приходится защищать марксизм от обвинения в фатализме, и он также делает это в духе будущего меньшевизма. Он соглашается, что существующее общество необходимо преобразовывать, но считает необходимым опираться на тот «элемент действительности», «в котором зреет будущее». Применительно к России по Плеханову это – капитализм. Получается, что социал-демократы должны поддерживать капиталистическую тенденцию. А это бессмысленно, так как буржуазия и сама справится с феодализмом (впрочем, словно опровергая это, Плеханов все же будет выступать за активную борьбу с самодержавием). Остается одно – работать над ростом самосознания пролетариата. Но содержательная часть этой работы без модели будущего общества сводится к тред-юнионизму, который, согласно Марксу, также является ложным путем. Нужно создавать партию пролетариата, но у нее, согласно Плеханову, пока нет возможности выработать программу преобразований России, так как время для этого еще не пришло. Плеханов оказывается в идейном тупике, из которого его выведет только появление новой генерации русских социал-демократов.
* * *Явление марксизма в России проходило в такой форме, что обмен идеями то и дело перерастал в склоку, да и само наследие Маркса пока не столько углублялось, сколько примитивизировалось для более удобного потребления рабочими и студенческой молодежью (аналогичная примитивизация, как мы видели, происходила и на Западе). Михайловский позднее писал о русских марксистах 80-90-х гг.: «Они преклонялись перед единоспасающим идолом «экономического фактора», они издевались над правом нравственного суда над явлениями общественной жизни, они выбрасывали за борт истории многомиллионную массу крестьянства ради его «деревенского идиотизма»; они третировали интеллигенцию как ничтожную или состоящую «на содержании» величину; они видели прогрессивное явление в кулачестве-ростовщичестве, фатально имеющими превратиться в свою противоположность, и т.д., и т.д. При этом, гордые своим «новым словом», они не находили достаточно сильных слов для изображения глупости, невежества и «реакционных стремлений» своих предшественников»[973]. Идеи Маркса заострялись и упрощались неофитами, заставляя морщиться и тех народников, которые были готовы включить теоретические достижения Маркса в палитру своих взглядов.
Германские социал-демократы предпринимали некоторые усилия к тому, чтобы добиться сближения Группы «Освобождение труда» и группы «старых народовольцев», объединившихся вокруг Лаврова. Немецким марксистам казалось, что при интенсивном диалоге можно быстро объяснить народникам правоту единственно-научного социализма. Но на переговоры о таком сближении Плеханов не явился, и с Н. Русановым, представлявшим народников, в 1892 г. общался Энгельс. Его ждал неприятный сюрприз. Оказывается Русанов – бывший марксист, неплохо знающий литературу «основоположников», и при том – народник. Как может быть, что человек, уже прикосновенный к истине, может променять ее на заведомо более слабые идеи? Ответ Энгельс находит все в том же экономическом детерминизме – в России еще не созрели условия для преобладания марксизма. Но скоро эта проблема решится сама собой: «Для вас политическая экономия все еще абстрактная вещь, потому что до сих пор вы не были достаточно втянуты в водоворот промышленного развития, которое выбьет из вашей головы всякий отвлеченный взгляд на ход экономической жизни… Теперь это положение меняется… Шестерня капитализма уже крепко врезалась местами в русскую экономику… Но вы в большинстве случаев не отказались еще от архаических понятий… Впрочем, повторяю, это не ваша вина, сознание отстает от бытия…»[974] Но вся история социалистической мысли показывает, насколько сознание способно опередить бытие. Полемика марксистов и идеологов освободительного социализма предвосхитила почти все основные проблемы, с которыми человечество столкнулось в ХХ веке.
* * *Спор народников и марксистов прежде всего развернулся на поле оценки степени развития капитализма в России. Тема вполне легальная. Но выводы из нее выходили за рамки легальности – можно или нет миновать капитализм на пути к социализму.
На этом поле объединенные еще марксисты надеялись нанести поражение народничеству как научной теории, доказать преимущество своей научной теории и получить таким образом право на выработку научной же стратегии перемен в России.
Если развитие России возможно только по капиталистическому пути, то прав марксизм, и предпосылки социализма появятся на свет в результате капиталистического развития. Это – концентрация производства, высокий уровень промышленного развития, многочисленность и сознательность пролетариата. Народники настаивали, что экономика России может развиваться и не разрушая традиционного сельского мира, сохраняя такие предпосылки социализма, как соединение работника и средств производства, общинное самоуправление. Если это так, то и путь России к социализму особенный, капитализм может не только создавать предпосылки социализма, но и разрушать их. Народники при этом не настаивали на вредоносности всех проявлений капитализма и тем более промышленного развития, но призывали ограничивать наиболее разрушительные стороны процесса, прежде всего – пауперизацию крестьянства и разрушение общины.
