Евгений Глущенко - Россия в Средней Азии. Завоевания и преобразования
Восстание не только не заставило нас задуматься над нашими недугами, но даже, наоборот, в особенности в Фергане, послужило к обострению этих недугов и к увеличению числа пораженных ими лиц.
И местная русская власть, и местное (русское) общественное мнение, не давая себе труда поглубже вдуматься и поосновательней разобраться во всей сумме фактов и явлений, послуживших главнейшими причинами восстания, твердили одно: «Надо прибрать туземцев к рукам, взять их в ежовые рукавицы и усилить административно-политический надзор за населением».
Я дал, как мне кажется, довольно верную картину сообща пережитого нами прошлого для того только, чтобы легче было избавить на будущее от повторения темных пятен пережитого, чтобы сделать это будущее возможно более светлым, жизнерадостным.
А теперь я прошу: довольно о прошлом; свалим этот старый хлам, этот навоз жизни в мусорную яму истории, дабы забыть старые счеты, раз навсегда повернуться спиной к злопамятству и дружно, рука об руку идти далее по широкому пути общечеловеческого прогресса и общечеловеческого единения.
* * *Значительно более сложным выглядит вопрос: как воспринимали русских коренные обитатели завоеванной Россией Средней Азии. Свидетельств осталось немного. Первоначальное (после прихода в край) представление коренных жителей о русских (по свидетельству Наливкина) было сродни сказочному – черти с хвостами. Со временем «аборигены» убедились, что их страхи были преувеличены. Можно, очевидно, говорить о том, что в массе коренные жители относились к новым властителям равнодушно – властители так часто менялись, что в итоге они стали безразличными не только к смене властей, но и к самим властям.
Несомненно, русские начальники отличались от начальников бухарских или кокандских – они были в своем большинстве людьми доброжелательными и гуманными, но привыкшие к жесткому обращению «туземцы» воспринимали такое их свойство, как слабость, тем более что они были неверными и говорили на совсем непонятном языке.
«Желают ли они по-прежнему, – писал о таджиках востоковед и путешественник А.Е. Снесарев, – пребывать во власти Бухары, тянуться ли на сторону русских или, наконец, помышляют об афганском эмире?.. Скорее всего, их политические настроения отличаются каким-то безразличием»[593]. Это безразличное отношение основной массы селян и горожан не менялось на протяжении всех пятидесяти лет существования Туркестана в составе Российской империи до той поры, когда в 1916 г. оказался под угрозой уклад их жизни – тогда они возмутились.
Небезразличным, то есть стабильно враждебным, было отношение к новой власти мусульманских священнослужителей и сонма святош (ишаны, пиры, дервиши и т. п.), эксплуатировавших религиозные чувства и невежество тех же дехкан и жителей старых среднеазиатских городов.
Лояльно к русской администрации относились местные предприниматели (промышленники, купцы, торговцы), которые очень быстро осознали все выгоды, которые принес режим иностранцев и иноверцев: многие из этой категории населения не только были связаны с торговыми связями с Россией, но были компаньонами в русском бизнесе. Для этих людей возврат к ханским временам стал бы катастрофой. Они старались селиться среди русских, воспринимая образ жизни последних.
Существовала еще одна, весьма малочисленная группа, которую с полным правом можно назвать интеллигенцией (советские и нынешние историки-патриоты этим термином обозначали и обозначают книжников, знатоков и толкователей Корана, никакого отношения не имевших к этому слою общества). Представители этой группы мыслили смело и трезво – всего лишь горсть интеллектуалов. Самыми крупными были казах Чокан Валиханов (1835–1865) и таджик Ахмад Дониш (1827–1897).
Валиханов писал: «Мы без России пропадем, без русских мы только Азия и ничем другим без нее не можем быть»[594]. Точно к такому же выводу приходил бухарский сановник, дипломат и поэт А. Дониш. Дониш несколько раз в составе посольств посетил Петербург и другие города России, он был хорошо осведомлен о тех преобразованиях, которые проводят в соседнем с Бухарским эмиратом Туркестанском крае российские власти. Все, что он видел и узнал, привело его к непоколебимому убеждению, что присутствие России в Средней Азии – несомненное благо для ее народов. России он посвятил несколько восторженных стихотворений. О Петербурге, поразившем его воображение, Дониш писал:
С тех пор, как Петербург стал твоей столицей,О нем говорят как о земном рае,То не земля, а подобие неба,Где на каждом шагу – сверкающий луч звезды;В этом день и ночь одинаково светлы[595].
Естественно, люди типа Валиханова и Дониша не могли оказать сколько-нибудь заметного влияния на своих соотечественников.
Атмосфера мощного экономического, духовного, культурного и политического подъема, характерного для России эпохи перелома веков (XIX и XX), не могла не иметь отзвука во всех концах империи, даже на такой далекой не только в географическом, но и цивилизационном смысле окраине, какой была Средняя Азия.
Отзвуком этого почти тектонического явления стало движение джадидизма в Туркестане. Термин «джадидизм» происходит от арабского словосочетания «усул-и-джадид», что означает «новый метод». Вдохновителем и идейным вождем движения принято считать крымско-татарского общественного деятеля Исмаила бей Гаспарали, чье имя в русифицированной версии звучало как Исмаил Гаспринский (1851–1914).
Этот мусульманский книжник оказался намного умнее и дальновиднее своих коллег и осознал, что мусульманство законсервировалось в архаике и настоятельно нуждается в модернизации. Достаточно хорошо образованный, знающий иностранные языки, Гаспринский пришел к убеждению о необходимости реформировать прежде всего курс обучения в коранических школах на территории всей Российской империи. Он ратовал за то, чтобы в мусульманских учебных заведениях наряду с изучением догм ислама, языков арабского, фарси и русского велось преподавание основ медицины, физики, химии, ботаники, геометрии. В этот новый список дисциплин была включена и астрология. В 1884 г. в Бахчисарае он основал школу, составил программу обучения и написал учебное пособие, с помощью которого вел обучение 12 учеников. Метод обучения Гаспринского стал известен как «новый метод» – «усул-и-джадид». Пропагандой «нового метода» активно занялась газета Гаспринского «Таржимон» («Переводчик»). По мысли Гаспринского, его «новый метод» был призван стать универсальным и должен был внедряться посредством единого для всех тюркских этносов литературного тюркского языка (которого пока в природе не существовало).
Идеи Гаспринского нашли отклик в ограниченном кружке реформистски настроенных исламских книжников Туркестана, на которых положительно повлиял сам И. Гаспринский, появившийся в Ташкенте в 1893 г. Затем неутомимый реформатор отправился в Бухару, где долго уговаривал эмира открыть новометодную школу: эмир сдался и открыл одну джадидскую школу.
В Туркестанском крае джадиды (так стали называться последователи «нового метода») не встречали сопротивления со стороны российских властей. Джадиды были противниками феодально-клерикальных порядков, пропагандировали достижения современной науки и культуры. Они были сторонниками реформ традиционных быта и семейных отношений, улучшения положения женщин.
То, что делали джадиды, согласовывалось не только с видами официальных властей, но и российского бизнеса: и тем и другим нужны были грамотные приказчики и младшие чиновники, умеющие правильно оформить торговые книги, канцелярские дела старшины, волостного начальника и бумаги о налогах. В 1911 г. в крае насчитывалось 63 новометодные школы с 4016 учащихся[596].
Реформа в методике образования должна была, по мнению джадидов, привести к коренным изменениям в традиционном быте и обеспечить развитие местного предпринимательства. Идеолог джадидизма М. Бехбуди (1875–1919) писал: «Мы должны реформировать на основе современной культуры школы, мастерские и все то, где сохраняется старый образ жизни»[597].
Джадиды мечтали превратить Туркестан в «цветущий сад» для местного предпринимательства.
Джадиды призывали местных купцов и промышленников взять богатства края в свои руки и не делиться ими с иноземцами (читай: русскими). «Они [иноземные купцы] получают прибыли, а вы разоряетесь, – писал А. Фитрат (1886–1938), видный деятель джадидского движения, юрист, получивший образование в Турции. – В результате у вас уже отняли торговлю хлопком и шелком»[598].
Бехбуди в пьесе «Отцеубийца» (1913) устами своего героя призывал состоятельных людей коренных этносов отдавать детей в русские гимназии и университеты, чтобы те смогли стать «участниками в управлении Российским государством».
