Константин Романенко - Последние годы Сталина. Эпоха возрождения
Вождь советского народа скончался на диване с круглыми валиками и высоко взбитой спинкой, находившемся в левой части спальни. Рядом на светлом лакированном паркете стояло несколько пальм. В последней строке заключения консилиума от 5 марта 1953 года написано: «21.50. Товарищ И.В. Сталин скончался».
Профессор Мясников вспоминал: «Это был момент, конечно, в высокой степени знаменательный. Как только мы установили, что пульс пропал, дыхание прекратилось, в комнату тихо вошли руководящие деятели партии и правительства, дочь Светлана, сын Василий и охрана. Все стояли неподвижно в торжественном молчании долго, я даже не знаю сколько — около тридцати минут или дольше. Свершилось, несомненно, великое историческое событие. Ушел из жизни Вождь, перед которым трепетала вся страна, в сущности, в той или иной степени и весь мир».
«Ворошилов плакал, — вспоминает Г. Чеснокова. — Маленков был спокоен. Берия кричал, носил мундир Сталина, что-то еще на улицу в машину. «Скорую» он вызвал…» По словам С. Аллилуевой: «В последние минуты, когда все уже кончилось, Берия вдруг заметил меня и распорядился: «уведите Светлану!» На него посмотрели те, кто стоял вокруг, но никто не подумал пошевелиться… он первым выскочил в коридор и в тишине зала, где стояли все молча вокруг одра, был слышен его громкий голос, не скрывавший торжества: «Хрусталев! Машину!»
Никто не обратил внимания на Хрущева. Был ли он среди присутствовавших? Затем, продолжает С.И. Аллилуева, «пришла проститься прислуга, охрана. Вот где было истинное чувство, искренняя печаль. Повара, шоферы, дежурные диспетчеры из охраны, подавальщицы, садовники — все тихо входили, подходили молча к постели, и все плакали. Утирали слезы, как дети, руками, рукавами, платками. Многие плакали навзрыд, и сестра давала им валерьяну, сама плача…
Пришла проститься Валентина Васильевна Истомина, Валечка, как ее все звали, экономка, работавшая у отца на даче лет восемнадцать. Она грохнулась на колени возле дивана, упала головой на грудь покойнику и заплакала в голос, как в деревне. Долго она не могла остановиться, и никто не мешал ей. Все эти люди, служившие у отца, любили его.
Он не был капризен в быту, наоборот, он был непритязателен, прост и приветлив с прислугой, а если и распекал, то только «начальников» — генералов из охраны, генералов-комендантов. Прислуга же не могла пожаловаться ни на самодурство, ни на жестокость, наоборот, часто просила у него помочь в чем-либо, и никогда не получала отказа. А Валечка — как и все они… до последних дней своих она будет убеждена, что не было на свете человека лучше, чем мой отец. И не переубедить их всех никогда и ничем».
Тело на вскрытие увезли уже под утро, а в ванной комнате в пять часов утра рыдала медсестра, проявлявшая кардиограмму, «громко плакала, она плакала так, как будто погибла сразу вся ее семья… «Вот заперлась и плачет уже давно», — объясняли охранники.
Член врачебной комиссии профессор Мясников свидетельствует: «Шестого марта в 11-12 часов дня на Садовой-Триумфальной во флигеле во дворе здания, которое занимает кафедра биохимии 1-го МОЛМИ, состоялось вскрытие тела Сталина. Присутствовали из состава консилиума только я и Лукомский…Вскрывал А.Н. Струков, профессор 1-го МОЛМИ, присутствовал Н.Н. Аничков (президент АМН), биохимик профессор С.Р. Мардашев, который должен был труп бальзамировать, патологоанатомы: проф. Скворцов, Мигунов, Русаков.
По ходу вскрытия мы, конечно, беспокоились — что с сердцем? Откуда кровавая рвота? Все подтвердилось. Инфаркта не оказалось (были найдены лишь очаги кровоизлияний)».
И все-таки организм Сталина оказался поразительно силен. Практически пять дней он сопротивлялся смерти. Врачи не установили инфаркта, а кровавую рвоту объяснили очагами «кровоизлияния». И хотя медикам известно, что такой симптом бывает при отравлении, нет сведений, что делалась хотя бы попытка экспертизы такого рода, а если делалась, то каковы ее результаты?
Конечно, версия об отравлении не может быть полностью исключена. Поэтому писатель В. Карпов в книге «Генералиссимус» обоснованно рассуждает: «Были на даче четыре вероятных сообщника — Берия, Хрущев, Маленков и Булганин», и задает почти риторический вопрос: «Мог кто-нибудь… подсыпать в стакан Сталина какого-то зелья? Вполне. Они вставали и курили, ходили в туалет… Можно предположить и другую версию — яд подсыпал в минеральную воду Хрусталев, когда разъезжались гости, а Сталин вышел их провожать».
Все это так. Поэтому нельзя не привести и информацию Авторханова, который, со ссылкой на западного историка Т. Витлина, обращает внимание и на странность судеб врачей из комиссии, лечившей Вождя и делавшей вскрытие: «Большинство врачей этих двух комиссий исчезли сразу после смерти Сталина. Один из врачей, участвовавших во вскрытии тела Сталина, — профессор Русаков, «внезапно» умер. Лечебно-санитарное управление Кремля, ответственное за лечение Сталина, немедленно упраздняется, а его начальник И.И. Куперин арестовывается. Министра здравоохранения СССР А.Ф. Третьякова, состоявшего по чину во главе обеих комиссий, снимают с должности (01.03. 1954 г. при Хрущеве. — К.Р.), арестовывают и вместе с Купериным и еще двумя врачами, членами комиссии, отправляют в Воркуту. Там он получает должность главврача лагерной больницы. Реабилитация их происходит только спустя несколько лет…»
Не исключающий версии отравления Вождя, вызвавшего симптомы инсульта, писатель В. Карпов подозревает в этом Берию. Встречавшийся с попавшим в опалу Молотовым Карпов приводит — лично ему высказанные — слова бывшего члена правительства: «На трибуне Мавзолея 1 мая 1953 года произошел такой разговор. Берия был тогда близок к осуществлению своих замыслов по захвату власти. Он уже сам, да и все мы считали его самым влиятельным в Политбюро. Боялись его. Вся охрана была его ставленники. Он мог нас в любой момент ликвидировать. Но он понимал, что так поступать нельзя, народ не поверит, что мы все враги. Ему было выгодно превратить нас в своих сторонников. И вот, как бы напоминая, что произошло на Пленуме после XIX съезда, когда Сталин хотел с нами расправиться, Берия, на трибуне Мавзолея, очень значительно сказал мне, но так, чтобы слышали стоявшие рядом Хрущев и Маленков: «Я вас спас…»
Однако, гипотетически допуская возможность участия в убийстве Сталина Берии, подчеркнем, что, высказывая такие мысли спустя много лет после событий 53-го года, Молотов, безусловно, находился под влиянием уже утвердившейся в общественном сознании версии, будто Берия «хотел захватить власть».
Но есть ли, кроме предположений, хотя бы какие-то документальные подтверждения таких намерений? Их нет. Впрочем, уже в словах Молотова заключено противоречие. Зачем Берии было захватывать власть силой, когда все «считали его самым влиятельным в Политбюро»? Наоборот, сам Молотов говорит, что «ему было выгодно превратить нас в своих сторонников».
И все-таки узурпация власти произошла! И она была совершена не Берией, а Хрущевым! Именно тем человеком в Политбюро, который обвинил министра МВД в коварных намерениях. Причем и в устранении Берии, а позже и так называемой антипартийной группы, Хрущев использует один и тот же беспроигрышный жульнический прием, который, как вопль «Держи вора!», отвлекает «толпу» (в названных случаях партию) от его собственной роли в происходящем и его истинных целей.
Причем Хрущев не просто убрал Берию как опасного лично для него свидетеля. Он устранил его физически, пристрелив руками военных в бункере МВО, не дав возможности для самозащиты, а политические обвинения в отношении Берии, предъявленные общественности, были полностью сфальсифицированы. И не понять того, что Хрущев осмысленно убил Берию, значит — вообще ничего не понять.
Поступки Хрущева сложились в цепь взаимно обусловленных событий: инициирование дела врачей, убийство Сталина, убийство Берии и венцом этой последовательной эволюции негодяя стала антисталинская кампания.
Пытаясь объяснить действия Хрущева по развертыванию антисталинской кампании, историки раскопали вроде бы веский мотив, указывая на то, что уже со времени расстрела первого сына Хрущева Леонида, как предателя и изменника, перешедшего в период войны на сторону противника, он затаил в отношении Вождя чувство мести. Приводится свидетельство, что однажды Хрущев в порыве откровения признался: «Я ему отомстил…»
Конечно, такой мотив мог иметь место, но психологические причины, определившие все дальнейшие поступки и действия 1-го секретаря ЦК, позже уличенного в волюнтаризме, являются следствием значительно более глубоких мотивов.
И поэтому небезынтересно свидетельство сына Хрущева (от второй жены), как повел себя его отец сразу после смерти Вождя. «Пятого марта 1953 года, — пишет С. Хрущев, — отец возвратился домой раньше обычного, где-то перед полуночью… Пока отец снимал пиджак, умывался, мы молча ожидали, собравшись в столовой. Он вышел, устало сел на диван, вытянул ноги. Помолчал, потом произнес: «Сталин умер. Завтра объявят»… Отец продолжал сидеть на диване, полуприкрыв глаза.
