Московская хроника 1584-1613 - Конрад Буссов
Обстановку в Калуге еще больше обострил и осложнил приход к Калуге 16 декабря 1610 г. Яна Сапеги. План Сапеги заключался в том, “чтобы среди этого замешательства овладеть крепостью и городом на имя короля”[60]. По-видимому, Сапега не представлял себе положения дел в Калуге. Это видно из того, что он послал своего представителя в Калугу “с письмами к царице, боярам и миру”[61]. Однако вместо ответа на свои письма Сапега лишь 20 декабря получил переданную ему каким-то “хлопом” спрятанную в свече записку Марины с просьбой “ради бога” “освободить” и “спасти” ее[62]. Калужане же хотя и заявили, что “кому Москва крест целовала, тому и мы поцелуем, как королевичу”, однако отказались “поддаться”, и Сапега, простояв под Калугой до 21 декабря, отошел к Перемышлю (город на Оке к югу от Калуги).
Такой ответ калужан, в сочетании с запиской Марины, свидетельствовал о том, что во время прихода Сапеги власть в Калуге находилась в руках калужских бояр во главе с Шаховским и Трубецким. По-видимому, именно в это время калужскими боярами был послан с известием об убийстве Лжедимитрия II “к московским боярам и к польским людям к Олександру Гонсевскому столник Михаиле Матвеевич Бутурлин да дьяк Богдан Сутупов с товарыщы”. Московские же бояре “по тем вестям послали из Серпухова в Калугу боярина и воеводу князя Юрия Никитича Трубецкого”[63].
Та ситуация, которая была в Калуге во время переговоров с Сапегой, сохранилась очень ненадолго. Новым фактором, изменившим положение в Калуге, явилось рождение у Марины Мнишек сына (по-видимому, вскоре же после убийства Лжедимитрия). Новый летописец, сообщая, что “Сердомирсково дочь, Маринка, которая была у Вора, родила сына Ивашка”, подчеркивает, что “колужские ж люди все тому обрадовашесь и называху его царевичем и крестиша его честно”[64]. Нет оснований не доверять этому свидетельству, из которого вытекает, что позиция калужан была весьма далека от признания Владислава и что они поддерживали кандидатуру “царевича Ивана”, сына Марины Мнишек. Но это значит, что с рождением сына должно было измениться и положение Марины Мнишек (равно как и Заруцкого). Такая интерпретация положения в Калуге после рождения сына у Марины подтверждается свидетельством Буссова о том, что Марину “в то время (после рождения сына, — И. С.) содержали и почитали по-царски” (стр. 179).
Но и Марина и Заруцкий, очевидно, все же не чувствовали себя достаточно прочно в Калуге и предпочли перенести свою резиденцию и” Калуги в Тулу (а Марина впоследствии — в Коломну). Этот отъезд Марины и Заруцкого из Калуги датируется временем не позднее начала января 1611 г., когда в Калугу пришел посланный московскими боярами князь Юрий Трубецкой со своим отрядом (“с русскими людми”) и начал с 3 января 1611 г. приводить калужан к кресту на имя Владислава[65]. В довольно многочисленных грамотах Трубецкого и к Трубецкому, относящихся к этому времени, ни о Марине, ни о Заруцком как находящихся в Калуге уже не упоминается, что дает основание считать, что их там уже не было[66].
Но и самому Юрию Трубецкому не удалось удержаться в Калуге. Сохраняя формально согласие целовать крест Владиславу, калужане обусловливали это свое согласие тем, чтобы Владислав приехал в Россию, а до того — отказывались. Эту сторону дел в Калуге освещает чрезвычайно интересное известие Нового летописца о том, что после приезда в Калугу Юрия Трубецкого “ис Колуги ж прислаша к Москве из дворян, и из атаманов, и из казаков, и изо всяких людей и говориша бояром и литве: „впрям будет королевич на Московском государстве и крестится в православною християнскую веру, и мы ему все ради служити; а тепере мы креста целовати не хотим, покаместа он будет на Московском государстве. И поидоша с Москвы в Калугу, а князь Юрья ис Колуги к Москве не отпустиша, убежал к Москве убегом“”[67]. Такой была Калуга, когда Буссов решил сменить свой калужский “дом” на лагерь Сигизмунда III под Смоленском.
Этот шаг Буссова можно рассматривать как естественное следствие той позиции, которую он занимал на протяжении трех лет своего пребывания в лагере Лжедимитрия II. Добившись прочного и достаточно видного положения при Лжедимитрии II и сохранив его, несмотря на все те злоключения, которым подвергались там немцы, Буссов со смертью Лжедимитрия II оказался перед дилеммой: идти “с повинной к Москве” или, напротив, уходить от “Москвы”, в сферу которой попадала Калуга после убийства Лжедимитрия II.
Ориентация на Москву, однако, для Буссова исключалась — как вследствие самого факта его ухода (бегства) из Москвы в Калугу осенью 1606 г., что несомненно являлось компрометирующим Буссова обстоятельством в глазах московских властей, так и ввиду того, что сын Буссова, Конрад Буссов-младший, являлся государственным преступником, сосланным в Сибирь за участие в восстании Болотникова, — перспектива, которая могла угрожать Буссову-старшему.
Напротив, отношения с польскими кругами у Буссова были самыми дружественными и тесными, как можно заключить из участия Буссова в 1608 г. в пирушке у Яна Сапеги в его лагере под Троице-Сергиевым монастырем, где, видимо, говорилось, что первый самозванец был “незаконным сыном Стефана Батория” (стр. 133), и из заявления Буссова в рассказе о приходе под Брянск в лагерь к Лжедимитрию II в 1608 г. Адама Вишневецкого, что Вишневецкий “в то время” его “на редкость благожелательный господин и большой друг” (стр. 149).
Сообщение Буссова о его отъезде под Смоленск в 1611 г. — последнее прямое указание источников о местонахождении Буссова до его отъезда из России. На этом основании Аделунг писал, что “о дальнейшей же за тем его судьбе мы решительно ничего не знаем”[68]. Однако Куник, основываясь несомненно на содержании заключительной части Хроники Буссова, считал, что, явившись после смерти Лжедимитрия II в лагерь Сигизмунда III под Смоленск, Буссов “в 1611 г. находился в рядах поляков, занявших Москву, видел сожжение столицы и вскоре затем для спасения своей жизни бежал в Ригу”[69]. И действительно, обращение к Хронике Буссова не оставляет сомнения в том, что Буссов в 1611 г. был в Москве.
Главное место в последней главе Хроники Буссова занимает описание положения дел в оккупированной поляками Москве в феврале-марте 1611 г. и центрального события этого периода — восстания москвичей
