Владимир Бушин - Эоловы арфы
_______________
* Для сведения (лат.).
- Вы сказали, - попытался незаметно передернуть прокурор, - что автором статьи "Аресты" является один из редакторов газеты.
- Я сказал, что им мог быть каждый из нас, редакторов, но вполне возможно также, - Энгельс широко развел руками, - что ее написал кто-то из наших корреспондентов. Читая "Новую Рейнскую", вы же видите, что корреспондентов у нее множество, они всюду, а не только здесь, в Кёльне. Новейшую и достовернейшую информацию мы получаем от наших корреспондентов в Берлине и Франкфурте-на-Майне, в Дюссельдорфе и Кёнигсберге, в Дрездене и Мюнхене, в Дармштадте и Бреслау, в Мюнстере и Гейдельберге...
Маркс да и многие присутствующие, а среди них и некоторые присяжные заседатели, улыбались той находчивости, с какой Энгельс превратил ответ прокурору в похвалу и рекламирование своей газеты. Прокурор, досадуя на себя за свой вопрос, уже сел, а подсудимый между тем все продолжал перечислять:
- В Праге, Цюрихе, Вене, Париже...
- Достаточно, хватит! - перебил председатель.
Он едва ли не был уверен, что подсудимый вот-вот воскликнет: "Подписывайтесь на "Новую Рейнскую газету", лучшую газету Германии!"
- К чему этот перечень, подсудимый Энгельс? - уже совсем недружелюбно спросил прокурор. - Неужели вы надеетесь уверить кого-нибудь здесь в том, что корреспондент, находящийся в Париже или Вене, мог поместить в вашей газете пятого июля статью о событиях, имевших место в Кёльне третьего июля?
- Как знать, господин прокурор, как знать! - покачал головой Энгельс. - Среди журналистов есть весьма расторопные ребята...
В зале раздался смех.
- Господа! - строго сказал председатель. - Еще раз прошу соблюдать порядок. Здесь не театр.
Допрос свидетелей Аннеке и Эссера оказался еще более кратким, чем допрос подсудимых. Они твердо держали сторону защиты и полностью подтвердили все обстоятельства, изложенные в статье "Аресты". Казалось, председателя и прокурора это не очень-то и беспокоит и они даже довольны, что дело идет так быстро. Как видно, оба были совершенно уверены в угодном для них решении жюри присяжных.
Для такой уверенности, увы, имелись весьма веские основания, и самым веским было то, что на дворе стоял не обнадеживающий март, не благоухающий май сорок восьмого, а пасмурный февраль сорок девятого. Вот уже несколько месяцев, как революция шла на спад, а контрреволюция яростно наступала по всей Европе. Переломным моментом явилась прошлогодняя июньская кровавая победа французской буржуазии над пролетариатом Парижа. Теперь там восседает президентом ничтожный лже-Бонапарт. "Победой в Париже, - писал Маркс в "Новой Рейнской газете", - европейская контрреволюция начала справлять свои оргии". За Парижем последовала Вена. Двадцать третьего октября мятежную столицу Австрии атаковали войска Виндишгреца, Елачича и Ауэршперга.
Фрейлиграт, только что вошедший в состав редакционного комитета "Новой Рейнской", стихотворение, написанное в те дни о событиях в Австрии, начинал словами:
Мы стали б на колени,
Склонились до земли,
Молились бы за Вену,
Когда б еще могли.
Но молиться было уже поздно. После восьми дней ожесточенных боев "императорские бандиты", как их назвала "Новая Рейнская", овладели городом и потопили его в крови. Первого ноября над собором святого Стефана развевалось черно-желтое знамя Габсбургов. "А европейская буржуазия, писал Маркс, - из своих бирж и прочих удобных мест для зрелищ рукоплещет этой неописуемо кровавой сцене".
Он назвал поражение революции в Париже первым актом трагедии, Вену вторым и предсказал: "В Берлине мы скоро переживем третий акт". И действительно, очень скоро, восьмого ноября прошлого года, в Берлине к власти пришло архиреакционное правительство Бранденбурга. В город вступили гвардейские полки генерала Врангеля. "Новая Рейнская газета" назвала Бранденбурга и Врангеля "двумя субъектами без головы, без сердца, без собственных взглядов и только с усами...". Но чтобы устрашить трусливое учредительное Национальное собрание Пруссии, этого жалкого недоноска революции, оказалось достаточно и одних усов: оно было изгнано из столицы в маленький провинциальный городок и тем парализовано вовсе. Пятого декабря прусский король издал указ об окончательном роспуске учредительного собрания и в этот же знаменательный день пожаловал своему возлюбленному народу конституцию. Конституция содержала много громких обещаний, но королю опять предоставлялась неограниченная власть, а сословные привилегии юнкерства сохранялись. Вскоре был учрежден Высший трибунал, который оказался над конституцией и над законностью.
Хотя Рейнская провинция - часть Пруссии, но здесь еще со времен французского нашествия действует кодекс Наполеона. Это, конечно, несколько облегчает положение "Новой Рейнской газеты" и ее редакторов, но и здесь контрреволюция захватывала одну позицию за другой по всему фронту. И этот суд - убедительное тому доказательство...
Опять поднялся прокурор Бёллинг. Он взял слово для обоснования обвинения. Сначала в зале воцарилась полная тишина. Но прокурор не счел нужным утруждать себя подробным анализом инкриминируемой статьи и был так откровенно озабочен тем, чтобы обелить обер-прокурора Цвейфеля и прокурора Геккера, и говорил так скучно, что интерес к его речи довольно скоро упал.
- Господа присяжные заседатели! - несколько более живо и энергично заканчивал Бёллинг. - Статья "Аресты" - не случайность. Это преднамеренное издевательство над властью и оскорбление ее. Я мог бы привести в подтверждение сказанного множество фактов, но ограничусь лишь одним. Вот номер "Новой Рейнской газеты" от двадцать второго ноября минувшего 1848 года. - Он вынул из роскошной папки газету и потряс ею, потом развернул и положил перед собой. - Здесь опубликована статья "Обер-прокурор и "Новая Рейнская газета". Нет никакого сомнения, что она принадлежит перу подсудимого Маркса. В этой мерзкой статье господин обер-прокурор Цвейфель назван "старым сотрудником" газеты, "коллегой"...
По рядам пробежали смешки. Кёльнцы хорошо помнили и эту статью, и то, как "Новая Рейнская газета", предоставив страницы для письма прокурора Геккера по поводу статьи "Аресты", тотчас нарекла всю прокуратуру своим "новым, многообещающим сотрудником".
- Здесь же, - продолжал прокурор, - мы читаем об "инквизиторском рвении" господина Цвейфеля. А о всеми уважаемом обер-президенте нашей провинции в данной статье написано: "Отдачей под суд за государственную измену рано или поздно должным образом завершится карьера господина Эйхмана..." Из всего этого совершенно очевидно, что газета ставит своей целью уничтожить всякое почтение к авторитетам и подорвать существующий порядок. Поэтому я считаю, что всем трем подсудимым должен быть вынесен обвинительный приговор.
Бёллинг важно сел на свое место. Настала очередь защитников.
Маркс и Энгельс знали, о чем будут говорить, на что сошлются, какие факты приведут в своих речах Хаген и Шнейдер, и потому слушали их вполуха. Время от времени они тихо переговаривались.
- Ты только взгляни на эту рожу! - Энгельс показал взглядом на присяжного, сидевшего за барьером напротив, крайним справа. Физиономия присяжного действительно была примечательна полным отсутствием всякого выражения, всякой мысли, всякого чувства. Приплюснутый лоб, оловянные глаза, уныло неподвижный рот. - Ведь такой проголосует за все, что угодно прокурору...
Суд присяжных, действовавший на территории Рейнской провинции, разумеется, был предпочтительнее ветхозаветного коронного суда, охватывавшего всю остальную Пруссию. Но оба друга понимали, что и суд присяжных, как он организован сейчас, - это не гарантия справедливости.
- Было бы настоящим чудом, - ответил Маркс, мельком взглянув на "рожу" и усмехнувшись, - если бы при нынешнем устройстве суда присяжных люди, открыто выступающие против власти, не попали прямо в руки своих беспощадных врагов. Но сегодня, по-моему, есть кое-какие шансы на это чудо.
- Я не думаю, что оно может совершиться в результате пробуждения совести у присяжных.
- Я тоже имею в виду не это... Совесть! У человека, у которого нет других данных, чтобы стать присяжным, кроме ценза, и совесть цензовая, подобно тому, как совесть привилегированных - это всегда привилегированная совесть.
- Может, ты рассчитываешь, что присяжные и не решатся сказать "Виновны!", поскольку в кодексе Наполеона нет статей, которые можно было бы применить к нам?
- То, чего не предусмотрел разум законодателя, - Маркс подбросил на ладони пухлый томик кодекса, взятый с собой в суд, - то может наверстать совесть присяжных. В сущности говоря, суд присяжных именно для того и учрежден, чтобы заполнить возможные пробелы закона широтой буржуазной совести.
Маркс хотел сказать что-то еще, но в это время защитник Хаген неожиданно повысил голос и заглушил его.
- В тот самый день, наверное, в тот же самый час, когда вышла газета со статьей "Аресты", - возбужденно говорил Хаген, - прокурор Геккер настоял на том, чтобы немедленно был произведен обыск в редакции с целью изъятия рукописи злополучной статьи, а редакторы и издатель газеты немедленно же арестованы. Арест вследствие нанесения морального ущерба обер-прокурору! Я говорю об этом только потому, что на процессе, где дело идет о свободе печати, я обязан не просто защищать своего подзащитного, но и представить общественности картину беззаконий, к которым прибегают власти в борьбе с прессой.
