Иоахим Гофман - Власов против Сталина. Трагедия Русской освободительной армии, 1944–1945
Если назначение главнокомандующего и создание верховного командования характеризуют, по крайней мере внешне, завершение процесса приобретения РОА самостоятельности, то в двух столь важных учреждениях, как военное правосудие и военная разведка, проявилось, что Освободительная армия действительно вскоре зажила собственной жизнью. Правда, о военной юстиции имеются лишь отрывочные документы [75]. Но из них, во всяком случае, вытекает, что при армейском штабе был назначен главный военный прокурор и одновременно были предприняты усилия по созданию цепочки судебных инстанций «сверху донизу» и разработке, совместно с юридическим отделом КОНР, инструкций и предписаний для прокурорской деятельности и осуществления судебной процедуры. То, что Власов в своем качестве главнокомандующего являлся также высшим судебным чином РОА, было, не желая того, засвидетельствовано советской стороной, когда на московском процессе 1946 г. его обвинили в расстреле нескольких «военнопленных». Речь шла о следующем [76]: 6 военнослужащих Освободительной армии, приговоренных к смерти военным судом за шпионаж в пользу Советского Союза, находились в апреле 1945 г. при штабе военно-воздушных сил РОА в Мариенбаде [ныне Марианске-Лазне, Чехия. – Прим. пер.], т. к. лишь здесь имелись помещения, исключавшие побег. Приговоры были представлены Власову во время пребывания в Мариенбаде, и он их утвердил – правда, как сообщают свидетели, лишь с колебаниями, с тяжелым сердцем и только тогда, когда ему заявили, что трудно подчеркивать автономию РОА перед немцами, если при этом избегать выполнения фундаментальных функций, функций юрисдикции. Самостоятельность РОА не в последнюю очередь проявилась и в том, что военный суд 1-й дивизии в последние дни войны взял на себя даже право осудить к смерти офицера германского вермахта Каттерфельд-Куронуса за якобы имевший место шпионаж в пользу Советского Союза [77].
Что касается развития службы военной разведки, то в начальный период как военная, так и гражданская разведка были сконцентрированы в Управлении безопасности, созданном при КОНР по настоянию русских [78], во главе с подполковником Тензоровым, офицером с сильным характером, хотя и не занимавшимся до сих пор подобными проблемами, по гражданской профессии – физиком в харьковском НИИ. Двумя его заместителями были майор Калугин, когда-то якобы начальник особого отдела штаба Северо-Кавказского военного округа[14], а также майор Чикалов. Отдел контрразведки возглавлял майор Крайнов, следственный отдел – майор Галанин, отдел секретной переписки – капитан Бакшанский, отдел кадров – капитан Зверев. Часть офицеров разведки – помимо Чикалова, Калугина, Крайнова, Галанина, также майоры Егоров и Иванов, капитан Беккер-Хренов и другие – принадлежала к НКВД и, надо полагать, была в определенной мере знакома с практикой работы секретных служб. Другие были резервистами, имевшими, например, профессию рабочего, архитектора, режиссера, школьного директора, техника-нефтяника, инженера или юриста, что, однако, не исключало, что и они отчасти были хорошими разведчиками. Некоторые сотрудники – например, офицер по особым поручениям капитан Скаржинский, старший лейтенант Голуб и лейтенант Мельников – происходили из кругов старой эмиграции.
С переездом армейского штаба из Берлина в учебный военный лагерь Хойберг в Вюртемберге в феврале 1945 г. военная и гражданская разведка были организационно разделены, и под наблюдением генерал-майора Трухина началось создание собственной разведслужбы Освободительной армии. Созданный в армейском штабе разведывательный отдел, как упоминалось, был вверен майору, затем подполковнику Грачеву, выпускнику Военной академии имени Фрунзе. 22 февраля 1945 г. он был разделен на отделение обработки разведданных о противнике, обязанности руководителя которого исполнял лейтенант Вронский, отделение войсковой разведки, возглавляемое сначала капитаном Лапиным, затем старшим лейтенантом Гаем, и отделение контрразведки, главой которого был назначен майор Чикалов. По приказу генерал-майора Трухина от 8 марта 1945 г. [79] персонал получил дальнейшее пополнение, так что теперь, помимо начальника, в отделе функционировали 22 офицера: 1 майор (Чикалов), 4 капитана (Думбадзе, Бакшанский, Никольский, Турчанинов), 7 старших лейтенантов (Хмыров, Гай, Горшков, Кабитлеев, Лапин, Скачков, Твардиевич), 9 лейтенантов (А. Андреев, Л. Андреев, Вронский, Главай, Каренин, Лованов, Марченко, Пронченко, Ситник). Позднее добавился капитан Денисов и другие офицеры.
В некоторых сотрудниках разведывательной службы после войны усматривали советских агентов. К тем, кто находился под подозрением, принадлежит капитан Беккер-Хренов, занимавший в Красной Армии в свое время должность начальника особого отдела танковой бригады[15], квалифицированный контрразведчик, а также старший лей– тенант Хмыров (Долгорукий); оба они (последний – в ложном качестве адъютанта Власова) выступали на московском процессе 1946 г. свидетелями обвинения. Загадочной остается и роль начальника контрразведки РОА майора Чикалова, выходца из погранвойск НКВД, который попал в немецкий плен в конце 1943 г., будучи политработником в крупном партизанском отряде, действовавшем в Днепровских плавнях, а в 1944 г., как и взятый в плен командир этого отряда майор Кирпа (Кравченко), присоединился к Освободительному движению [80]. Хотя в подлинности его идейной метаморфозы, собственно, не было сомнений, имеется свидетельство, согласно которому Власова еще в 1944 г. предупредили относительно Чикалова, что на него нельзя полагаться. Говорят, что Чикалов после войны действительно был советским агентом в Западной Германии и возвратился в Советский Союз в 1952 г., незадолго до своего разоблачения. В этой связи странно выглядит статья бывшего старшего лейтенанта Хмырова, который в советском органе «Голос Родины» утверждал, что Чикалов был убит в 1946 г. в Мюнхене, и пытался в клеветнических целях связать это с полковником Поздняковым [81]. Однако тот, как никто другой знавший офицеров армейского штаба, будучи начальником командного отдела, и сохранивший после войны некоторые личные дела, хотя и лично отверг когда-то Чикалова как бывшего чекиста, но теперь подчеркнул, что его работа в политическом отношении не вызывала претензий и что вообще нужно отличать послевоенное поведение от поведения во время войны [82]. Во всяком случае, Поздняков решительно отрицал, что советским агентам удалось проникнуть в разведывательный отдел и, соответственно, в деликатную служебную ветвь армейского штаба.
В действительности трудности были иного рода. К ним относился, например, метод работы офицера контрразведки 1-й дивизии РОА капитана Ольховика, который привык действовать самостоятельно и представлять свои результаты лишь командиру дивизии генерал-майору Буняченко, не извещая одновременно разведывательный отдел армейского штаба. Накопленные контрразведкой данные были зачастую малозначимы, касались дерзких высказываний того или иного офицера или солдата, дисциплинарных проступков, пьянства на службе, разбазаривания бензина для личных поездок и т. п. [83] Трухин, которого в первую очередь интересовало вскрытие советских связей, всерьез взвешивал замену майора Чикалова капитаном Беккером-Хреновым, которого он еще в 1944 г. хотел сделать подполковником. В то время как отделение контрразведки с переменным успехом посвящало себя борьбе с попытками советского шпионажа, разведывательное отделение, помимо этого, занималось также задачами, которые не были предназначены для глаз немцев, например, предпринятыми в завершающей фазе войны по распоряжению генерал-майора Трухина попытками установить связь с американскими войсками. В целом работа разведорганов армейского штаба РОА страдала, во-первых, от недоверия немецких контрразведывательных служб, частично – от организационных недочетов, а иногда и от ревнивого отношения со стороны добровольческих частей, не подчиненных Власову. Тем не менее был заметен явный прогресс.
То, что значение разведслужбы Освободительной армии возрастало, показывает и пример школы разведки РОА, организованной в «охотничьем доме» близ Мариенбада в начале 1945 г. [84] Это заведение, предназначенное для обучения разведчиков и агентов в первую очередь, хотя и не исключительно, в области тактики, предстает в советском освещении как опасный центр, откуда должны были направляться шпионаж, диверсии, террор и даже – в чем особенно обвиняли лично Власова – восстания в тылу Советской армии. Именно существование этой разведшколы военная коллегия Верховного суда СССР расценила как весомый обвинительный пункт [85], хотя военная разведка считается в Советской армии законным и почетным средством ведения войны и практика подготовки в «охотничьем доме» едва ли могла отличаться от практики аналогичных советских учреждений. На деле заведение во главе со старшим лейтенантом Еленевым, одним из самых способных офицеров разведки, где наряду с другими инструкторами гастролировал и Беккер-Хренов, по всему своему складу напоминало советское учебное заведение: помимо господствующего духа, здесь действительно все было советским. Курсанты были одеты в советскую офицерскую униформу, носили советские ордена и медали, обращались друг к другу по-советски – «товарищ», вместо принятого в РОА «господин», читали советские книги и газеты, слушали советские радиопередачи, и даже меню обедов соответствовало обычаям Красной Армии. К разведывательным дисциплинам, по которым их готовили, принадлежали картография и ориентирование, методы получения и передачи информации, советские служебные инструкции, а также пользование автоматическим оружием, радиоаппаратурой и автомашинами советского производства, обращение со взрывчатыми веществами и т. п. В связи с выпуском первого курса из 20 офицеров в данной агентурной школе, которую по этому случаю строго охранял парашютно-десантный батальон РОА, 11 марта 1945 г. побывал и Власов вместе с генерал-майором Мальцевым. Власов простился с выпускниками речью, в которой он еще раз напомнил им о большом значении военной разведки. «Лишь немногие, – говорил он, – безгранично преданные идеям Освободительного движения и способные взять на себя все трудности этой работы, чрезвычайно важной в условиях войны, достойны почетного имени разведчика РОА. Освобожденная от большевизма Россия никогда не забудет их подвиги». Группа была по воздуху заброшена за линию фронта, чтобы организовать с антисоветским движением сопротивления единую борьбу против Советской армии [86]. Необходимый для акции бензин – 20 000 литров – удалось достать лишь с величайшим трудом. Засвидетельствовано, что и разведчик старший лейтенант Тулинов не раз переправлял за линию фронта группы агентов, которые, однако, несли при этом ощутимые потери.
