грамотах января-февраля 1611 г. они не только так называются, но и подписываются этим думным чином. Так, грамоту в Кострому от 25 января (4 февраля) о пребывании в верности «царю Владиславу» от московской Думы, сословных чинов двора скрепил по склейкам «думнай дьяк» Иван Чичерин. Он же стоит на третьем месте, перед Е. Витовтовым, в перечне из четырех думных дьяков в февральских грамотах из Москвы в Смоленск и «великим послам» (см. коммент. 10 данного второго раздела наст. издания). Вообще в биографии И. Чичерина больше, пожалуй, вопросов, чем ясных фактов. Точно известно, к примеру, отчество Чичерина — Иванович (в 1609 г.). На этом основании в Иване Плакидине сыне Чичерина, упоминаемом в учетных документах двора 1602/03–1606/07 гг. (выборный дворянин по Козельску, с начальным поместным окладом в 300 четей и в 450 четей по боярскому списку 1606/07 г.), исследователи видят отца дьяка. Но почему не отождествить это лицо с самим дьяком: как только из источников исчезает И. П. Чичерин, появляется дьяк И. И. Чичерин, исконное ядро владений которого было в Козельске. Помета «в Астрахань» в списке 1606/07 г. однозначно ничего не доказывает — совсем не факт, что назначение в армию Ф. И. Шереметева было выполнено. Карьера протяженностью в 36 лет (последнее упоминание дворянина И. И. Чичерина относится к 1639 г.) вряд ли может быть признана уникальной. Не позднее марта 1609 г. Чичерин — думный дьяк Поместного приказа в Тушине, весьма «успешно» решавший собственные владельческие проблемы. К моменту подтверждения ему Сигизмундом IIІ 30(20) марта 1611 г. земель, полученных в Тушине, он числил за собой 11 вотчин в семи уездах (включая 7 вотчин в его родном Козельске и двух соседних уездах) и 6 поместных имений (в том числе один торжок) в трех уездах. Был в первом «призыве» тушинцев, поспешивших на королевскую службу в конце января 1610 г. Сопровождал С. Жолкевского в московском походе: скрепил 10 августа 1610 г. (стиль даты неясен) ввозную грамоту братьям Щербачевым, выданную гетманом от имени царя Владислава (еще до подписания договора с правительством Семибоярщины и до принесения присяги Владиславу). До назначения в Поместный приказ думным дьяком И. Т. Грамотина 19(29) ноября 1610 г. Чичерин, скорее всего, руководил этим ведомством. С Грамотиным у Чичерина были явно дружеские отношения. Первый в письме литовскому канцлеру Л. Сапеге просит за «своего приятеля Ивана Ивановича Чичерина» и отправляет с ним канцлеру подарок, «кожух горностайный» (поездка Чичерина под Смоленск состоялась во второй половине декабря 1610 г., не позднее середины января 1611 г. он вернулся в столицу). Но еще выразительнее те нарушения законной процедуры оформления в документах на право владения имениями Чичерину, которые были сознательно допущены в ведомстве Грамотина осенью 1611 г. (они разобраны Л. М. Сухотиным). В каком приказе или приказах действовал Чичерин с января 1611 г. и до капитуляции польско-литовского гарнизона в Москве — остается неясным. Но он сохранял свой чин (думный дьяк) и был значимым лицом в приказной среде. Мнение о его принадлежности к Казне (на основе публикуемых документов) полагаем неточным. Вместе с Е. Витовтовым они выдают, фиксируя факты выплат, аккумулированные в Казне и других ведомствах вещи и ценности, продают (док. № 3) «казенные остатки», но это разовая акция. Вряд ли правильно в двух боярах, московском дворянине, двух думных и двух просто дьяках (см. док. 3 наст, раздела) видеть руководство Казны даже в чрезвычайных условиях после подавления восстания москвичей 19(29)–20(30) марта 1611 г. Чичерина в 1613 г. привлекли к следствию по делу о разорении и розыске государственной казны (наряду с Ф. Андроновым, И. Безобразовым, С. Соловецким, Б. Замочниковым) и даже приводили к пытке (интересно, что двум Чичериным в июне 1613 г. предлагалось добровольно сдать в Казну взятые ими ценности, за которые они не заплатили). Но это не прервало в принципе его карьеры. Правда, с думным дьячеством он расстался, став московским дворянином. В 1613 г. он посол в Персию, подписывает Утвержденную грамоту об избрании царем Михаила Романова, позднее воеводствует в разных городах, вновь выполняет дипломатические поручения, пять лет (с марта 1634 г. по 1639 г) возглавляет приказ Печатных книг (АИ. Т. II. С. 150-153, 365, 372, 379, 383; AЗР. Т. IV. С. 388, 402-403; РИО. Т. 142. С. 289-292;
Сухотин. Пожалования. С. VIII, ХІІ-ХХІІ, 78-81, 88-89;
Голицын. Указатель. С. 286;
Веселовский. Акты. С. 136–137;
Он же. Дьяки. С. 569;
Тюменцев. Смута. С. 248, 548;
Станиславский. Двор. С. 280, 377; Народное движение. С. 151;
Богоявленский. Судьи. С. 117–118). —
В. Н. 351
Марк Поздеев — «молодой» подьячий Посольского приказа в 1594 г., после 1598 г. переведен в другое учреждение, возможно, Разряд, с 1606/07 г. дьяк (в частности, дьяк в походе правительственных войск под Калугу в декабре 1606 г.). Позднее известие о его службе в марте 1610 г. в Посольском приказе (как показал Д. В. Лисейцев) ошибочно. Скрепил боярский список 1610–1611 г. В публикуемом документе он в 1610–1611 гг. дьяк на Купецком дворе (и соответственно связан с Казенным приказом), который «в розруху и съ книгами изгибъ». После мартовского восстания москвичей он «нашелся» в Первом ополчении: был одним из трех дьяков, скрепивших по склейкам Приговор сословных чинов ополчения, выполнял в нем функции разрядного дьяка, с сентября 1611 г. — дьяк на Костроме. После освобождения Москвы участвовал в Земском соборе и подписал Утвержденную грамоту об избрании царем Михаила Романова, в 1613–1621 гг. был дьяком Разрядного приказа, ездил в составе посольства в Англию в 1617–1618 гг. Позднее был городовым дьяком в Астрахани (1623–1624 гг., после чего попал в опалу), служил дьяком в Московском судном и Разбойном приказах, выполнял разнообразные правительственные поручения. Его служебная карьера продолжалась не менее 50 лет (Сторожев. Материалы. С. 85; Богоявленский. Судьи. С. 140, 145, 183; Веселовский. Дьяки. С. 418; Лисейцев. Посольский приказ. С. 132, 138, 339, 341, 346). — В. Н.
352
Документ удостоверяет тесные служебные отношения Маржерета и Гамолта (Гамильтона?), первенство по службе первого (иначе он не был бы назван первым; к тому же это единственное упоминание Гамолта в документе, в отличие от Маржерета) при принципиальной близости их статуса (иначе Гамолт вряд ли бы назывался специально). Сказанное объясняет, почему собравшиеся зимой 1612 г. в Гамбурге наемники написали письмо Гамолту, желая от него получить информацию о положении дел в Москве и в России (см. № 10.4 в
