Коллектив авторов - Историческая культура императорской России. Формирование представлений о прошлом
Первый существенный юбилей нового царствования, 25-летие Отечественной войны 1812 года, был отмечен в 1837–1839 годах: так возникала новая традиция – растянутое во времени празднование одного юбилея. В 1837 году праздничные мероприятия проходили в основном в Петербурге и на Бородинском поле[1420]. Еще в 1835 году последовало высочайшее повеление «воздвигнуть монументы на главнейших полях сражения вечно достопамятного 1812 года», самым главным из которых было названо Бородинское ратное поле. В августе 1836 года Генеральным штабом и лично императором были определены места будущих памятников. Юбилейное торжество на Бородинском поле состоялось 9 мая 1837 года. В этот день на Курганной батарее (батарее Раевского) был заложен будущий главный Бородинский монумент. В саму 25-летнюю годовщину Бородинской битвы (26 августа) в Петербурге были торжественно заложены Нарвские триумфальные ворота в память Отечественной войны 1812 года, а император Николай I откупил в этот день у частных владельцев за 150 тысяч рублей село Бородино и его земли, включавшие в себя большую часть Бородинского поля вместе с батареей Раевского и подарил сыну, будущему императору Александру II. Еще раньше цесаревич Александр заложил первый камень в фундамент Бородинского монумента. Неподалеку от монумента соорудили жилище для солдат-ветеранов. Им вменялось в обязанность ухаживать за памятником и могилами похороненных на поле, встречать посетителей и отвечать на их вопросы. Так в Бородине появился военный музей, существующий по сей день.
В Москве также имело место действо, непосредственно связанное с юбилеем победы над армией Наполеона. Николай I в ходе своего пребывания в древней столице посетил село Измайлово, давнюю вотчину Романовых, и принял решение о строительстве там военной богадельни для инвалидов Отечественной войны. Строительство было поручено известному архитектору К.А. Тону. По его плану к Покровскому собору 1671–1679 годов были вплотную пристроены с трех сторон главные трехэтажные корпуса богадельни. Таким образом он был превращен в домовый храм, и немощные ветераны могли легко посещать богослужения. Реставрация Покровского собора и строительство корпусов начались в 1839 году, во время празднования «пролонгированного» четвертьвекового юбилея Отечественной войны; это была также 25-я годовщина вступления русских войск в Париж (1814) и окончания всей войны с Наполеоном[1421].
1839 год, по прихоти организаторов соединивший в себе два разных юбилея, стал главным годом празднования 25-летия побед над Наполеоном[1422]. Основное торжество проходило на Бородинском поле. 26 августа состоялись божественная литургия и крестный ход, а также торжественное открытие и освящение заложенного два года назад памятника. В открытии монумента принимала участие вся царская семья, министры, генералитет, 400 человек духовенства и 120 тысяч солдат, иностранные гости, а также более двухсот участников самой Бородинской битвы. Среди особ, стоявших на самом почетном месте у подножия монумента, находилась и вдова генерала Тучкова-четвертого, основательница и будущая настоятельница Спасо-Бородинского монастыря.
К открытию бородинского памятника были приурочены маневры, проходившие на поле 29 августа и повторявшие знаменитое сражение; в них приняли участие свыше 130 тысяч солдат. Бородинская битва была в точности воспроизведена. Войска были расставлены на тех же местах; по воспоминаниям очевидцев даже погода стояла, как и тогда, холодная. Сражение, начатое атакой селения Бородино, с полной точностью воспроизвело все фазы того памятного дня. По всей линии поддерживался сильный огонь, напоминавший убийственный огонь битвы 1812 года. Единственное отличие «сражения» 1839 года состояло в том, что император, с драгунским корпусом повторявший передвижения кавалерии Уварова на правом фланге, повел его настолько решительно, что зашел в тыл неприятельской армии – движение, которое, будь оно исполнено тогда, быть может, и привело бы к иному историческому результату[1423]. Разумеется, для Николая I, не участвовавшего до того ни в одной войне, было важно одержать символическую победу над воображаемым врагом. Такая победа, как и весь юбилей длиною в два года, хорошо вписывалась в целый ряд мероприятий этого периода. История войны начала мифологизироваться; сложилось так называемое национально-патриотическое направление в изучении событий 1812 года, «и отношение к этой войне в духе национализма и специфического патриотизма сделалось традиционным»[1424]. Организованные государством празднования юбилея Отечественной войны и наполеоновских войн полностью лежали в русле общей политики верховной власти по формированию новой идеологии и стали одним из многих официальных политических и идеологических шагов, которые должны были эту систему идей закрепить[1425].
Этой же цели должны были служить и печатные издания, приуроченные к памятной дате. Именно 25-летие Отечественной войны положило начало традиции публикации юбилейных изданий, в том числе и тех, что должны создавать ту или иную картину юбилейного события в зависимости от вкуса, политических или исторических воззрений автора или заказчика. Так, А.И. Михайловский-Данилевский составил по высочайшему повелению «Описание Отечественной войны в 1812 году». Рескрипт Николая I о необходимости подобного труда датирован 24 февраля 1836 года. А уже 29 января 1838 года Михайловский-Данилевский представил готовую рукопись. Это сочинение было весьма критически встречено многими современниками, настроенными менее проправительственно; так же воспринималось оно и либеральной частью потомков, в частности, во время празднования 100-летия Отечественной войны. В то же время выходили не только апологетические идеологизированные сочинения, но и труды, вызванные к жизни интересом общественности к очередной круглой дате и, в свою очередь, подогревающие этот интерес. Так, в 1839 году были изданы известные «Очерки Бородинского сражения» Ф.Н. Глинки. Завершением торжеств «вечной памяти двенадцатого года» стала закладка в том же 1839 году храма Христа Спасителя в Москве, в 25-ю годовщину взятия русскими войсками Парижа.
Следующий крупный юбилей праздновался десять лет спустя. Осенью 1847 года отмечалось 700-летие Москвы. Юбилей протекал не под эгидой властей. Напротив, Николай I не одобрял подобной затеи и лишь под давлением общественности разрешил устроить его, причем государство в его организации не участвовало. Тем самым московское празднование явилось редким и на долгие годы единственным крупным российским юбилеем, который был задуман, организован и проведен общественными силами, без влияния и руководства правительства и официальных инстанций. Сама идея празднования возникла в среде славянофилов, первым ее в 1846 году сформулировал К.С. Аксаков в статье «Семисотлетие Москвы». Старая Москва, ставшая символом славянофилов и идеалом общественной нравственности, противопоставлялась Петербургу. И хотя Николай I, побывав в Москве летом 1846 года, дал свое формальное согласие на празднование юбилея, центральная власть фактически сознательно сорвала московские торжества. 31 декабря 1846 года появилось официальное распоряжение отпраздновать юбилей 1 января 1847 года, т. е. уже на следующий день. Тем самым не оставалось времени на подготовку и организацию праздника, но перенести дату было невозможно, поскольку она была назначена высочайшим повелением. В итоге из всех планировавшихся мероприятий – с церковными и учеными торжествами, балами у генерал-губернатора и в Благородном собрании, иллюминацией и т. д. – состоялось лишь одно торжественное молебствие и иллюминация[1426]. Участие властей в праздновании свелось к подготовке вечерней иллюминации[1427]. На кремлевской стене и по всему городу были расставлены горящие сальные плошки. Они должны были составлять юбилейные вензели, узоры и соответствующие надписи; однако прочесть их зачастую было весьма трудно, так как многие плошки не зажглись или, зажегшись, погасли: в отличие от столетнего юбилея Петербурга, когда за подрядчиками следил едва ли не сам император, в Москве качество соответствующих поставок оказалось вполне обычным.
Несмотря на общественный характер юбилея, обычной оказалась и степень информированности и участия в нем простого народа. Большинство горожан ничего не знало об идущих юбилейных мероприятиях и лишь гадало, что же, собственно, происходит. Для большинства даже живущих в центре Москвы реальной возможности участвовать в празднике практически не было.
Шагом в сторону большей официальности и огосударствления юбилейных кампаний стало 100-летие Московского университета[1428]. Юбилей планировался государственными инстанциями и был призван утвердить правительственную точку зрения на университеты как опору самодержавия. Кроме того, торжества проходили в разгар Крымской войны и тем более должны были носить патриотический характер.
