Герберт Уэллс - Очерки истории цивилизации
Его вход в Иерусалим стал мирным триумфом. В Галилее к Иисусу стекались огромные толпы народа — временами ему приходилось учить их, стоя в лодке, на водах Галилейского озера, так напирала толпа на берег, — но слава шла впереди него и уже достигла столицы. Великое множество людей вышло из Иерусалима ему навстречу. Совершенно ясно, что они не понимали направленности его учения и разделяли общее убеждение, что некими чарами своей праведности Иисус ниспровергнет установившийся общественный порядок. Он въехал в город на осленке, которого позаимствовали для него его ученики. Толпа неотступно следовала за ним, ликуя и приветствуя его криками «осанна!», «спасение!».
Иисус с учениками направился к храму. Во дворе храма было тесно от столов менял и клеток, в которых торговцы держали голубей: их покупали и затем отпускали благочестивые посетители храма. Этих торговцев от религии он и его последователи изгнали и опрокинули их столы. Пожалуй, это был единственный случай, когда Иисус применил силу.
Неделю он проповедовал в Иерусалиме, постоянно находясь в окружении своих последователей, что затрудняло властям его арест. Затем иудейская верхушка собралась, чтобы решить, как разделаться раз и навсегда с этим удивительным пришельцем. Иуда, один из его учеников, видимо, разочарованный этим безрезультатным «взятием» Иерусалима, обратился к иудейскому священству, предложив свой совет и помощь в аресте Иисуса. За эту службу он получил в награду тридцать серебряных монет.
У первосвященника и иудеев вообще было немало причин опасаться этой бескровной революции, которая все больше распространялась по улицам возбужденного города: например, римляне могли неправильно понять происходящее или воспользоваться этим как предлогом для насилия над всем иудейским народом. Поэтому первосвященник Каиафа, стремясь продемонстрировать свою лояльность римлянам, не стал медлить с судом над безоружным Мессией, а священнослужители и иерусалимские ортодоксы выступили главными обвинителями.
О том, как Иисус был схвачен в Гефсиманском саду, как его судили и приговорили к смерти, как издевались и насмехались над ним римские солдаты, как Иисуса распяли на Кресте, на вершине холма, называемого Голгофой, — обо всем этом с непревзойденным величием рассказывают Евангелия.
Революция завершилась полным провалом. Ученики Иисуса все как один покинули его. Петр, когда на него указали, как на одного из них, сказал в ответ — «я не знаю этого человека». Не таким им виделся финал их великого пришествия в Иерусалим. Свидетелями последних часов Иисуса, его жажды и агонии на Кресте были только несколько женщин и самых близких друзей. К концу этого мучительно долгого дня покинутый всеми учитель поднял голову и в последнем усилии громко воскликнул: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» — и умер, а эти слова, словно эхо, продолжают звенеть в веках, оставаясь постоянной загадкой для верующих в него.
Души учеников на какое-то время погрузились в беспросветный мрак. Затем заговорили, поначалу осторожно, потом более открыто, что тела Иисуса не нашли в той гробнице, куда его положили, и что сначала один из них, затем другой видели его живым. Вскоре они уже утешали себя, что он воскрес из мертвых, что он явил себя многим и видимым образом вознесся на небеса. Впоследствии появились и свидетельства тех, кто воочию видел, как Иисус, в своем земном теле, взошел на небо — к Богу. Они уже знали, что наступит время, и он придет еще раз, в величии и славе, чтобы судить все человечество. Недолго осталось ждать, говорили они себе, скоро Иисус вернется к ним. Ожили с новой силой их былые мечтания о скоротечном, земном величии, и как-то само собой позабылось, как он учил мерить все несравнимо большей мерой Царства Божия, которую он все-таки успел им оставить.
История начала христианства — это история борьбы между подлинным учением и духом Иисуса из Назарета и ограниченностью, преувеличениями и непониманием тех малограмотных людей, которые любили его и последовали за ним из Галилеи и стали теперь носителями и распространителями его послания человечеству. В Евангелиях и Деяниях Апостолов представлено неровное и достаточно фрагментарное изложение событий этого периода, но можно не сомневаться, что в целом — это честное свидетельство о том, что происходило в те дни.
Назареи, как называли ранних последователей Иисуса, оставались поначалу в полном смятении, не зная, к какому из двух течений примкнуть. С одной стороны, было учение самого Иисуса, с другой — истолкования и добавления его учеников. Назареи какое-то время следовали наставлениям Иисуса о полном самоотречении: у них было общее имущество, они не знали никакой иной зависимости между собой, кроме любви.
И все же они построили свою веру на рассказах о сверхъестественном воскресении Иисуса, его вознесении и обещании вернуться. Мало кто из них понимал, что изменение своей собственной природы само по себе является наградой, что в этой преображенной природе и заключается Царство Небесное. За их нынешние страдания, считали они, их наградят в грядущем властью и господством во время скорого второго пришествия. Теперь они все уже отождествляли Иисуса с предсказанным Христом, Мессией, которого так долго ждал еврейский народ. Они нашли у еврейских пророков предсказания крестной смерти Мессии — Евангелие от Матфея особенно настойчиво возвращается к этим предсказаниям. Возрожденное этими надеждами, подкрепленное праведной жизнью многих верующих, учение назареев стало очень быстро распространяться в Иудее и Сирии.
И вскоре появился второй великий учитель, которого многие современные исследователи склонны считать подлинным основателем христианства — Савл из Тарса, или Павел. Савл было его иудейское имя, а Павел — римское. Он был римский гражданин и человек гораздо большей образованности и меньшей духовности, чем был, как это видится, Иисус.
По рождению он, вероятно, был иудей, хотя некоторые еврейские авторы отрицают это, но несомненно, что учился он у иудейских учителей. Павел также был сведущ и в тонкостях эллинистической теологии, его основным языком был греческий. Некоторые классические филологи считают его греческий неудовлетворительным. Он и в самом деле пользовался не греческим языком Афин, но греческим Александрии; для его стиля характерны свобода и сила. Профессор Гилберт Мюррей называет его греческий «очень хорошим». «На апостола Павла оказал влияние философский жаргон эллинистических школ и стоицизма. Но его мастерство высокого стиля языка удивительно».
Будущий апостол Павел был религиозным мыслителем и учителем задолго до того, как впервые услышал об Иисусе из Назарета. Из новозаветного повествования мы узнаем, что вначале он был непримиримым критиком, антагонистом и активным гонителем назареев.
Автору этой книги не удалось обнаружить, чтобы где-либо обсуждались возможные религиозные идеи Павла до того, как он стал последователем Иисуса. А ведь они должны были стать отправной точкой, если не основанием, его новых взглядов. Их фразеология, бесспорно, придала окраску его новым воззрениям. Мы в той же степени ничего не можем сказать и об учении Гамалиила, который упоминается как иудейский учитель, «при ногах» которого воспитывался Павел. Также мы не знаем, какие именно из языческих учений были ему знакомы.
Вполне вероятно, что на взгляды Павла мог оказать влияние митраизм — он пользуется выражениями, удивительно похожими на те, которые были в ходу у приверженцев митраизма. Всякий, кто станет читать его Послания параллельно с Евангелиями, несомненно, заметит, что его сознание проникнуто идеей, которая вовсе не так заметна в евангельской передаче высказываний и поучений Иисуса, — идеей жертвующей собой личности, которая предлагает себя Богу в искупление греха. Иисус проповедовал новое рождение человеческой души; то, что проповедовал Павел, было старой религией жрецов, алтаря и жертвенного пролития крови. Иисус был для него пасхальным агнцем, человеческой жертвой, незапятнанной и безгрешной, из древней традиции, которая повсеместно встречается в религиях смуглых европейских народов. Павел так быстро и успешно вошел в ряды назареев, потому что он принес им полностью удовлетворяющее их объяснение катастрофы распятия. Это было блестящее пояснение того, что вызывало прежде крайние затруднения.
Павел никогда не видел Иисуса. Его знание об Иисусе черпалось из пересказов его первых учеников. Вполне очевидно, что он многое принял от духа Иисуса и его учения о новом рождении, но Павел перестроил все это в теологическую систему, очень утонченную и искусную, воздействие которой и по сей день остается по преимуществу лишь интеллектуальным. Веру назареев, которую он застал как непосредственное учение о цели и способе жизни, он превратил в доктрину о веровании. Он пришел к назареям, которые жили в духе и с надеждой, а оставил их христианами с зачатками вероучения.
