Коллектив авторов - Новая история стран Европы и Америки XVI–XIX века. Часть 1

Родоначальниками методологии изучения индивидуальных психологических явлений стали З. Фрейд и К.Г. Юнг. Теория психоанализа австрийского врача Зигмунда Фрейда (1856–1939) была основана на «концепции бессознательного». Она предполагала наличие глубинных мотивов поведения человека, порожденных эмоциональной привязанностью к окружению и не имеющих прямого отражения в сознании. Фрейдистская трактовка механизмов мотивации оказалась достаточно специфичной, поскольку ориентировалась прежде всего на выявление деформации изначальных естественных побуждений личности, их «вытеснения» из «поверхностного слоя душевного аппарата». Но сама идея расшифровки бессознательно зафиксированных поведенческих кодов стала ключом к пониманию не только «аномалий» индивидуального поведения, но и новому взгляду на саму природу человеческих реакций. Идеи Фрейда приобрели огромную популярность. Уже в 1908 г. был созван 1-й Международный конгресс психоаналитиков, а в 1911 г. было основано Нью-Йоркское психоаналитическое общество. Швейцарский психиатр Карл Густав Юнг (1875–1961) разработал альтернативную теорию аналитической психологии. Ее основу составила концепция коллективного бессознательного как «важного составляющего ментального устройства, создающего жизненные силы в построении человеческого образа». Юнг рассматривал сферу бессознательного как систему позитивного взаимодействия индивидуальных и коллективных душевных проявлений. Процесс индивидуализации человеческого духа он считал результатом не подавления изначальных естественных побуждений, а, напротив, усвоения индивидом коллективного ментального опыта («архетипов»), в основе которого лежат недетерминированные разумом психологические механизмы копирования, отождествления, прямого бессознательного интегрирования в ментальную среду.

Создание квантовой физики и теории относительности, новейшие концепции эволюционизма, разработка основ генетики и психоанализа оказали огромное воздействие на общественное сознание и научную мысль начала XX в. На смену представлениям о простоте и наглядности мироздания пришла убежденность в наличии скрытых, внутренних механизмов бытия. Но при этом сложность, нелинейность и даже внешняя противоречивость природных процессов не воспринимались как доказательство их «несовершенства». «Основой всей научной работы служит убеждение, что мир представляет собой упорядоченную и познаваемую сущность, – писал Эйнштейн. – Это убеждение зиждется на религиозном чувстве. Мое религиозное чувство – это почтительное восхищение тем порядком, который царит в небольшой части реальности, доступной нашему слабому разуму».

Таким образом, неклассическая научная картина мира отнюдь не преодолевала прежнее представление о гармонии бытия, но наполняла его ощущением неисчерпаемого многообразия. Причинность событий стала рассматриваться не только с точки зрения простейших механико-динамических связей, но и статистических, вероятностных законов. Категории движения, развития, эволюции становились ключевыми в объяснении законов природы, а само научное мышление приобретало диалектичный характер.

Неклассическая методология предполагала особую логику познания. Вывод от относительности результатов наблюдения, о недостижимости абсолютно точной и строго логичной научной картины мира, релятивности любых сложных понятий и решений заставлял пересмотреть прежнее представление о роли субъекта в процессе познания. Естественно-научные открытия начала XX в. доказали неразрывную связь исследователя и изучаемого им объекта, зависимость результатов познания от методов их достижения и, как следствие, необходимость включения в картину мира характеристик самого познающего субъекта, его концептуальных и методологических установок, исследовательской мотивации и активности.

В классической науке теоретическое знание рассматривалась как результат индуктивного обобщения опыта, позволяющий судить об объективных законах мироздания. Синтез основных теоретических положений открывал путь к формированию целостной картины мира. Новая исследовательская парадигма, напротив, исходила из идеи синтеза методов познания, а не его результатов. Объектом исследования становились конкретные явления и процессы, воспринимаемые во всей своей сложности и нелинейности. Это требовало не только отбора адекватных средств анализа, но и формирования интегративных исследовательских схем. Не случайно, что утверждение неклассической методологии вызвало стремительное развитие межпредметных исследований – биохимических, астрофизических, химико-физических, экономическо-географических, социально-экономических, историко-психологических.

Убеждение в том, что познающий субъект является неотъемлемой частью изучаемого им мира рождало новый тип рациональности. Исчезала прежняя онтологическая грань между естественно-научными и гуманитарными дисциплинами – в рамках новой исследовательской парадигмы человек, даже познавая мир неживой природы, неизбежно «встречал самого себя» (В. Гейзенберг). Это рождало острую философскую проблему – на какой основе можно выявить объективные основы миропорядка, если из процесса познания невозможно исключить субъективный элемент? Накопление упорядоченной, экспериментально установленной информации более не могло рассматриваться как достаточная основа развития картины мира. «Из голой эмпирии не может процветать познание», – утверждал Эйнштейн. Для прорыва в глубинные тайны природы оказалась остро необходима сила человеческого воображения, способность к формированию гипотетического знания, к интуитивному суждению, не основанному на строгой доказательной логике. В этом качестве неклассическая научная методология заставляла пересмотреть и многие философские аксиомы.

Становления неклассической философии было тесно сопряжено с радикальным изменением научной картины мира, закреплением идеи относительности познания. Не менее важную роль сыграло и стрессовое состояние европейского общества на рубеже XIX–XX вв., нарастание настроений разочарования, нигилизма, нервного возбуждения и агрессивности. Эта атмосфера придала философским исканиям уникальную актуальность, поставила перед интеллектуальной элитой задачу превращения философии из теоритизированного «введения во все науки» в ценностно-ориентированную, мировоззренческую парадигму. Идеи позитивизма и трансцендентально-критической философии, гегелевская диалектика и философско-антропологические изыскания «младогегельянцев» – все это многообразие философских конструкций, сложившихся в XIX в., составило достаточный методологический и понятийный инструментарий для подобного поиска.

Первоосновой для разработки многих неклассических философских концепций стала критика механистического эмпиризма и позитивизма. Но сам идеал «позитивного знания» – свободного от метафизической абстрактности и идеалистической субъективности, оставался характерной чертой западного стиля мышления. В массовом создании сохранялся образ упорядоченного, закономерного мироздания. Природа рассматривалась при этом как поприще активной деятельности человека, направленной на удовлетворение его собственных потребностей. Установка на строгую объективность познания лишь подчеркивала утилитарный подход к общественной роли науки – как важнейшего орудия покорения природного мира. Именно в этом качестве наука выходила за рамки обыденного опыта и непосредственных потребностей производства, приобретала ориентацию на фундаментальность и системность исследований.

Восприятие науки как основы прогресса человечества и сосредоточения его важнейших достижений, а знания – как средства активного преобразования природы и общества, установка на строгую научность познания как залог творческой способности человека преобразовывать природный мир, стали основой сциентизма (от лат. scientia – знание, наука) – важнейшей культурно-мировоззренческой характеристики индустриального общества. Характерные для сциентистского мышления черты ярко отразились в формировании ньютоновской картины мира, а затем и в позитивистской научной традиции. Особую интерпретацию принципы сциентизма получили в концепциях эмпириокритицизма и диалектического материализма, составивших два влиятельных течения неклассической философской мысли.

Общей чертой эмпириокритицизма и диалектического материализма стало преодоление прямолинейного онтологического мышления – уверенности в полной зависимости человеческого познания от специфики его объекта. Вслед за победой неклассических естественно-научных теорий в сциентистскую философию пришло убеждение в значимости не только эмпирического наблюдения и опыта, но и их инструментария, средств и условий познавательной деятельности. Идея относительной истинности научного знания оказалась тесно связана с представлениями об активной роли познающего субъекта, который воспринимался теперь как часть познаваемой природы, а не сторонний наблюдатель. В неклассической сциентистской философии изменилось представление и о самой онтологической базе научных исследований. Развитие квантовой физики, термодинамики, органической химии, неэвклидовой математики показали, что познание мира природы лежит через освоение сложных систем с многоуровневой внутренней организацией, наличием автономных внутренних подсистем, нелинейным характером взаимодействия с внешней средой. Эмпириокритицизм и диалектический материализм предложили два разных варианта философской интерпретации познания этой «сложной реальности».