Алексей Степанов - Развитие советской авиации в предвоенный период (1938 год — первая половина 1941 года)
1 октября экипажи 41-й эскадрильи 5-й А атаковали растянувшуюся на 10 км группировку польской пехоты и кавалерии в районе Парчева. Самолеты сбросили 4 бомбы и расстреляли 5000 патронов. Эти атаки перед фронтом 5-й А повторились утром 2 октября в районе дороги Пешовола — Сосновица. Однако потери польских войск были незначительные[1585].
В отличие от активно действующих ВВС 4-й А и 5-й А, другие авиачасти не всегда испытывали такую нагрузку. Например, согласно оперсводкам, ВВС 10-й А с 22-го и до 10 часов 24 сентября боевых задач вообще не выполняли, а 27–28 сентября проводили разведку и сбрасывание листовок с самолетов У-2, не неся никаких потерь[1586].
Согласно последним опубликованным российским данным, в польской кампании было потеряно убитыми или умершими от ран 4 авиатора (категория личного состава — командиры), еще один младший командир числился раненым[1587]. М.И. Мельтюхов приводит цифру в 6 потерянных ВВС РККА самолетов[1588]. Согласно же оценкам польского исследователя М. Вавжинского, потери советской стороны составили от 15 до 25 самолетов от всех причин, как боевых, так и небоевых. Только по Украинскому фронту имеются материалы, подтверждающие потери не менее чем 13 самолетов[1589]. Что касается людских потерь, то, исследовав поименные списки погибших в Польше в 1939 году, насчитывающие около 1500 человек, автор монографии располагает информацией о гибели не менее 11 авиаторов ВВС РККА[1590].
В целом потери в войне с Польшей и в людях, и в технике были незначительными и не могли превышать даже в самом неблагоприятном случае нескольких десятков машин (включая небоевые), что составляло долю процента от задействованных сил.
В боевых действиях против Польши принимали участие и части ВВС флота, относившиеся к Днепровской флотилии. 17 сентября 1939 года флоты, находящиеся на европейской части СССР, а также Днепровская флотилия приказом НК ВМФ были переведены в боеготовность № 1[1591]. Армейское командование организационно включило Днепровскую военную флотилию — ДВФ (командующий — капитан 1-го ранга Г. Чубунов) — в состав 23-го СК (командующий — комдив С. Акимов), который имел задачу прикрывать стык между войсками Белорусского и Украинского фронтов[1592].
Согласно документу от 8 января 1939 года, самолетный парк Днепровской флотилии по состоянию на 1 января 1939 года насчитывал 12 самолетов Р-5 и 2 У-2[1593]. На 1 июля 1939 года в этой авиачасти, именуемой 46-й БРАЭ, насчитывалось такое же количество самолетов Р-5 (один находился в ремонте в г. Конотопе) и У-2; кроме этого, за истекший промежуток времени поступило 2 УТ-1[1594].
Известно, что в течение 23 сентября советские бомбардировщики несколько раз атаковали корабли польской Пинской флотилии (командующий — коммодор В. Зайчковский[1595]), отходившие из Каменя-Каширского к Кадаве. Последняя располагала несколькими мощными мониторами и бронекатерами, не считая многочисленных колесных пароходов. Так как зенитных орудий на польских кораблях не было, они могли отбивать атаки авиации только пулеметным огнем. Согласно польским данным, во время этих атак один советский самолет был сбит[1596]. Оценить потери польской стороны от воздушных налетов достаточно проблематично, так как при перегруппировке сил в Полесье поляки приняли решение затопить все свои корабли.
Насчет действий ВВС Пинской флотилии можно сказать, что по противнику действовала 46-я АЭ (из приказа НК ВМФ от 3 ноября 1939 года). Этот Приказ НК ВМФ № 12232сс предназначался военным советам флотов, флотилий и командующему ДВФ и содержал критический разбор действий флотилии. В перечне недостатков в боевой деятельности ДВФ было указано следующее: «…3) Не было осуществлено целеустремленной и постоянной разведки речных сил противника, что повлекло за собой неправильное решение командующего атаковать корабли противника бомбами 46 АЭ в районе, уже занятом частями РККА»[1597].
Согласно информации, переданной 6 октября 1939 года на имя начальника УАРКВМФ, по состоянию на 1 октября 1939 года в 46-й авиаэскадрилье числилось 11 Р-5, 2 У-2, 2 УТ-1. В примечании к документу говорилось, что «самолет Р-5 № 6801 разбит 18/IX 39 г.»; указывалось, что соответствующий материал за № 0314 от 18/IX 39 года направлялся ранее также на имя начальника УАРКВМФ[1598]. Помощник командира 46-й авиаэскадрильи по МТО инженер 3-го ранга Карпенко сообщал 13 ноября 1939 года начальнику 6-го отдела УА ВМФ по поводу самолета Р-5 № 6042, переданного в мастерские части 8943 г. Конотоп, что «после ремонта этот самолет по распоряжению начштаба ВВС КВО мастерскими передан части 2110, входящей в состав ВВС КВО».
В связи с подготовкой к войне с Польшей в боеготовность была приведена и авиация Черноморского флота. Согласно протоколу заседания Военного Совета Черноморского флота № К00341 от 11 сентября 1939 года, были подведены итоги дня по приведению флота в боеготовность № 2. Начальник штаба ЧФ Харламов докладывал, что «в авиации действия прошли нормально»[1599]. При этом подчеркивалось, что «не все командиры понимают важность проводимых мероприятий по флоту: в 54-й и 60-й АЭ ВВС, на второй день получения сигнала, некоторые командиры уехали на охоту»[1600]. Порядок дня заседания Военного Совета ЧФ, согласно протоколу № К — 00335 от 13 сентября 1939 года, включал пять пунктов, причем первым стоял вопрос «Об обстановке на флоте в связи с приведением флота в оперативную готовность № 2», а вторым — «О готовности и дислокации частей ВВС ЧФ», по которому сделал доклад полковник Калмыков. Его доклад был принят к сведению, а дислокация ВВС утверждена[1601]. Согласно пункту 9 решения Военного Совета ЧФ № К — 00337 от 15 сентября 1939 года, в боевую готовность была приведена 35-я минно-торпедная эскадрилья. К 17 сентября 1939 года командиру и комиссару 35-й МТЭ приказывалось «полностью допринять недостающий торпедный боезапас для высотного метания, скомплектовать его, повесить по всем находящимся в строю машинам ДБ-3Т и иметь последние в готовности для высотного торпедометания»[1602].
Итоги боевого применения советской авиации в Польше отразили ее серьезные недостатки. Так, уже 30 сентября 1939 года в сообщении за № 003009 начальнику штаба ВВС РККА от начальника штаба ВВС Белорусского фронта комбрига Шкурина и военкома штаба ВВС Белорусского фронта батальонного комиссара Трубачева прозвучало следующее:
«Анализируя первые десять дней военных действий на Белорусском фронте, вернее, безудержного передвижения наших частей до демаркационной линии, невольно напрашиваются следующие воеводы:
1. Авиация безнадежно отстала оm наземных частей.
2. Управление частями ВВС чрезвычайно затруднено.
3. Тыл ВВС не устроен».
Делался вывод о том, что если бы против советских частей действовал более сильный противник, то нечем было бы прикрывать свои войска и наносить удары[1603].
Главной опасностью оказались не польские войска, а некомпетентность советского командования. Дороги и города были запружены обозами и боевой техникой, которую обездвижили поломки или пустые топливные баки. В ряде случаев советские части от катастрофы спасало полное отсутствие вражеской авиации. Писатель В. Шкловский, непосредственно следивший за событиями на фронте, свидетельствовал: «Воздух был наш. Польская авиация не учитывалась. Машины катились, как демонстрация»[1604].
В боевом приказе № 006 штаба ВВС Белорусского фронта, датированном концом сентября 1939 года, в частности, указывалось на высокую аварийность в авиасоединениях:
«С началом боевых действий резко повысилась аварийность в частях ВВС фронта.
Основные причины высокой аварийности — отсутствие организованности и дисциплины среди личного состава ВВС.
Приказ Народного Комиссара Обороны № 070 — забыт. Требую жесточайшей летной дисциплины и организованности, каждую катастрофу рассматривать лично командующему ВВС армии, а в группе фронтовой авиации моему заместителю полковнику ХУДЯКОВУ…»[1605].
Необходимо остановиться на организации взаимодействия авиации и сухопутных сил РККА Так, вопрос о чрезмерной централизации подчиненности авиачастей рассматривался на совещании высшего руководящего состава РККА 23–31 декабря 1940 года. Ф.И. Голиков, генерал-лейтенант, заместитель начальника Генерального штаба Красной армии, начальник Разведывательного управления, указывал следующее: «В отношении авиации. Я хочу остановиться на небольшом опыте похода в Западную Украину и подчеркнуть исключительную важность четкого решения этого вопроса в интересах армии и в интересах стрелкового корпуса. Я помню и испытал, как т. Смушкевич, командовавший несколько дней воздушными силами, допустил такое чрезмерное перецентрализовывание в этом вопросе, что мне, как командующему одной из армий[1606], пришлось остаться даже без разведывательной авиации и не удалось обеспечить даже разведывательными отрядами стрелковый корпус. Тем более это важно в ходе прорыва стрелковых корпусов, чтобы обеспечить приход ВВС к ним на помощь по вызову, а также путем заранее предусмотренного предоставления ряда средств боевой авиации некоторым корпусам, выполняющим особо важное задание»[1607].
