История Финляндии. Время императора Александра II - Михаил Михайлович Бородкин
Когда Финляндия принадлежала Швеции, не было, конечно, и речи о воспрещении шведам поступать в ряды финских войск, а тем более о том, что войска эти не могут употребляться вне пределов Финляндии. Напротив, финляндские поэты и патриоты до сих пор восторгаются тем, что кровь их сынов, под знаменами Густава Адольфа и Карла XII, «текла по пескам Польши, по Лейпцигским долинам и по холмам Лютцена».
Общественное мнение России, выразителем которого являлся орган Краевского «Голос», вновь укорил финляндцев за стремление разделить военные силы империи. «Финляндцы, — писала газета, — не могут не понимать, что речь о самостоятельном финском войске, с финскими офицерами, с финскими командными словами, могла иметь смысл в том единственном случае, если б Россия составляла часть Финляндии, причем само собой разумеется, что и войска из русских местностей должны были обучаться тогда по финскому уставу. При обратной же зависимости от русского военного министерства будет зависеть, куда направить на службу местные контингенты: в центральную ли Россию, на берега ли Вислы, или на Кавказ. Неужели нужно объяснять, что в русском государстве может быть только одна армия, а не две, и все вооруженные силы страны должны руководствоваться одним уставом, одними положениями и быть руководимы одной волей? Мы попытались однажды создать особую армию для бывшего Царства Польского, но всем известно, каких потоков крови и скольких бедствий стоил государству опыт столь своеобразного и расходящегося с указаниями разума устройства вооруженных сил».
Мы не скупились на выписки из финляндских газет, желая этим путем наглядно обрисовать воззрения финляндской журналистики на наше общее с Финляндией дело.
Стокгольмская печать («Aftonbladet») чрезвычайно удивлялась тому, что Финляндия, по-видимому, готова была допустить своим сыновьям проливать свою кровь «за честь, выгоды и прихоти чужого народа». По этому поводу И. В. Снелльман написал. Если при существующем политическом положении Финляндии «солдат не может проливать свою кровь за свободу собственного края, то последствием сего было бы, что Финляндия вообще не должна выставлять ни одного солдата». Он напоминал о том, что Финляндия своим соединением с великой державой ограждена от опустошений войны, что походы России вместе с тем ведутся и для безопасности Финляндии, и что уже это обстоятельство налагает на финляндцев известные обязанности. «Разве Финляндия во время своего соединения со Швецией не несла без ропота свою долю тягостей?» Снелльман указал, наконец, что их собственные требования политической самостоятельности в известной степени обусловливают необходимость основания собственного войска по системе русской защиты.
Сейм 1877 — 1878 годов, в котором находились представители обоих указанных направлений, исходил из того положения, что финские войска не должны быть смешиваемы с русской армией, и, что, — согласно политическому положению края, — это войско может иметь одну только цель: защищать престол Финляндии и родину финнов. Для того, чтобы финское войско отличалось от русского, и чтобы оно служило одной только Финляндии, сейм создал нечто среднее между постоянной армией и милицией с кадрами. Прения по военному вопросу на сейме продолжались несколько дней. Те чувства, которые руководили сеймом, наиболее определенно были высказаны следующими депутатами: «Престол может быть в опасности, как в горах Кавказа, так и на равнинах Польши и у берегов Финляндии, но выводить армии из Финляндии ни под каким условием нельзя», — говорил Эклунд. — «Для финской военной организации не может быть другой цели, кроме защиты собственной страны», — добавил Шауман. «Когда меня спрашивают, желаю ли я принять воинскую повинность для защиты «государства» (Российского), для того, чтобы отстаивать родину другого народа (т. е. русского) и политические интересы других стран (не финляндских), я должен открыто заявить: нет! Мы можем защищать свой край и хотим остаться дома и не оставлять родины», — заявил Р. Гартман. «Всеобщая воинская повинность может быть вменена в обязанность только для защиты отечества и для охраны его интересов»; «собственная защита — в этом все»; «всеобщая повинность не может быть введена для иной цели, кроме защиты родины; под словом «трон» можно подразумевать только законное правительство Финляндии; когда говорится, что защищающее Финляндию финское войско содействует защите империи, то тем самым сказано, что никаким иным образом финское войско не обязано защищать империю», — пояснял проект устава в своих речах Л. Мехелин. «Войско, которое здесь на сейме предполагается, не может быть выводимо из края», — утверждал отставной полковник К. Антель. Такое сплошное отрицательное отношение большинства депутатов к интересам России побудило некоторых финляндцев открыто сделать несколько замечаний, кои, в свою очередь, еще более помогают уяснить истинные стремления представителей финского народа на сейме в 1877 году. «Мы, сыны Финляндии, отстраняем от себя возможность быть употребленными на любом театре войны», — говорил И. В. Снелльман. «В среде дворянского сословия края говорят о чужих интересах, когда дело касается войны за Россию, — не без некоторого сожаления и укора сказал своим соотечественникам граф Кронгельм. — Здесь господа объявляют себя свободными от всякой солидарности с тем государством (Россией), которое более полустолетия охраняло нас от всяких чужеземных нападений. Мать согрела и воспитала ребенка, а он после сего отворачивается, не желая делить её участи». «Исходя из той точки зрения, — сказал генерал Альфтан, — что достоинство и благо страны безусловно требуют, чтобы Финляндия как можно скорее выставила и содержала свое собственное хорошее войско, и в виду того, что случай, представляющийся ныне для получения такого войска на удобных условиях, быть может никогда, более не повторится, я полагаю, что земские чины поступили бы необдуманно, если б упустили этот случай, не приняв, в той или иной форме, основной принцип в правительственном предложении о введении общей воинской повинности... Всю внутреннюю гарнизонную службу, даже содержание караулов у наших тюрем и казначейств, приходилось поручать русским солдатам. Что в этом заключалось, и
