Евгений Стригин - От КГБ до ФСБ (поучительные страницы отечественной истории). книга 1 (от КГБ СССР до МБ РФ)
Кстати, в своих воспоминаниях Ельцин и Коржаков довольно подробно и чуть ли не в один голос (хотя Коржаков уже был в «обиде» на первого) рассказывают, что идею применить танки для расстрела Верховного Совета предложил капитан первого ранга Захаров. С чего бы это такая подробность и обстоятельность? Уж, не с того ли, что хочется хоть часть ответственности свалить на этого злосчастного флотского капитана? Это он придумал. Не выйдет! Документ может и писарь написать, но подписывает его начальник и, именно, он отвечает за его содержание.
Ельцин, может, лишь разделить немного ответственности с Коржаковым, который и привел капитана первого ранга на совещание. А, если хотели «поделиться» ответственностью с флотским капитаном, то не потому ли что понимали: совершают то, что как минимум формально подпадает не только под одну статью уголовного кодекса и не только уголовного кодекса нашей страны. Именно парламент, а не президент, является во все века и во всех странах символом демократии. А по нему из танков…
5.4.13. Программа CNN вела репортаж об обстреле здания Верховного Совета на весь мир. Это был позор России, донесенный до каждого желающего взглянуть на телеэкран. Позор не только для тех, кто дал команду стрелять (хотя для них все же больше), но и для тех, кто бестолково дал этому повод. Позор для тех кто, из-за политических амбиций, не смог найти компромисса. Позор для всех граждан Российской Федерации, выбравших и продолжающий выбирать эти власти. Кинокадры расстрела парламента надо бы показывать как азбуку для каждого россиянина. «Копоть покрыла не только стены Белого дома, — писал генерал Михайлов. — Она жирным слоем легла на репутацию и самого президента, и всей страны».[1074]
Но расстрелом все не кончилось. Станислав Говорухин отметил: «…Буквально на следующий день начнется странная чехарда и трупами. Еще одна позорная и грязная история, к которой нам уже не привыкать».[1075]
«Были убитые, много убитых», — написал потом Б.Н. Ельцин,[1076] не уточняя сколько. Вот здесь то возникает математическая загадка. Президенту не могли не доложить о количестве жертв и цифру назвали, конечно же, гораздо более точную. Иначе у нас вообще не управляемая страна. Но, тем, не менее, зная эту цифру, Ельцин отделывается фразой «много убитых». Двадцать трупов и две тысячи трупов — все это много. Кстати, пять тысяч и более — это тоже много.
Сторонники власти цифры называли поменьше, противники — побольше.{365} «По официальным данным, погибло девяносто два человека. Но в народе ходила другая цифра — несколько сот, а то и больше».[1077] Борис Николаевич выбрал оптимальную цифру «много», тут никто не обидится. Но истина оказалась скрыта. Позже активный участник тех событий Коржаков поступил вообще просто, сказав, что люди разбежались, едва заслышав грохот танковых гусениц. А трупов внутри Белого дома он не видел.[1078] Не видел и все тут. А ведь именно он был главным исполнителем. А по грубому сказать — главным палачом.
Это он не видел. А вот один из охраны «Белого дома» рассказал: «Стреляли чаще всего из снайперских винтовок… Стреляли метко, убили и ранили несколько женщин — уборщиц и буфетчиц. Так стрелять могли только профессионалы».[1079] И таких свидетельств было даже опубликовано не мало. А сколько не было опубликовано?
5.4.14. События 3–4 октября 1993 года были в числе десятка событий, которые буквально потрясли страну в XX веке и определили ее дальнейшую судьбу. Они были важны для многих конкретных лиц в течение нескольких лет. Назовем только некоторых.
Зюганов не был в здании Верховного Совета РФ в эти дни. Позже, видимо, стали возникать разговоры об отсутствии должного мужества. Через 6 лет его сторонники вынуждены были еще раз привести хоть какое-то основание этого поступка: «Зюганов, безусловно, понимал, что если его арестуют в Доме Советов во время неминуемого штурма, то следующим шагом будет окончательный запрет КПРФ. Это предопределило сложный выбор — неучастие в непосредственной обороне Дома Советов».[1080] Не очень впечатляет это оправдание. Ну, да Бог с ним.
Перейдем к его оппоненту. Если первая ельцинская книга «Исповедь на заданную тему» нужна была в основном для подготовки к захвату власти, но уже вторая «Записки Президента», похоже, была написана в основном для оправдания расстрела парламента. Не судите и не судимы будете. Бог ему судья. А человеческого суда, видимо, так и не будет.
Оправданий этому можно придумать много.{366} Тем более, что услужливые холуи подскажут оправдания для любого поступка. Троекуров из пушкинского «Дубровского» сказал: «В том-то и сила, чтобы безо всякого права отнять имение». Вот так то.
«Белый дом был миной с запущенным механизмом под Россию. И взрыв был неминуем, — оправдывался Борис Николаевич. — Стрелять, чтобы спасти Россию. Спасти мирных людей, спасти миллионы от гражданской войны, в которой нет правых и виноватых, в которой брат идет на брата, сын на отца».[1081] Вроде бы звучит убедительно. Даже очень убедительно. За такой подвиг можно и наградить. А некоторых и награждали.
Но убеждать должна не ельцинская патетика,{367} а доказательства того, что народ был готов к гражданской войне. Отбросить предположение о возможности такой войны нельзя (никто точно не проверял), но верится в него очень слабо (оснований практически не было). Более вероятным выглядит предположение, что гражданской войны подавляющее большинство не хотело, а сколько-нибудь активного меньшинства просто не было.
Но вот в случае победы парламента потеря управляемости стране угрожала. Все-таки многоголовый парламент — это не единый Президент. Они бы сразу стали спорить кто прав и у кого больше прав. Это тоже достаточно вероятно. Однако такой довод не столь красив как аргумент о предотвращенной гражданской войне.
5.4.15. Война не состоялась. Одна из противостоящих сторон проиграла. Руцкой, которого дважды брали в плен в Афганистане, третий раз сдался в Москве. Это не сталинские времена, когда и одного раза хватало для позора и наказания. Руцкого, Хасбулатова и других руководителей обороны парламента страны от Президента (нарушающего конституцию) отправили в лефортовский следственный изолятор. Господа депутаты не хотели сыграть роль жертвы, они предпочли жизнь, даже те немногочисленные, которых направили в следственный изолятор как главарей мятежа.
Впрочем, есть данные, что не всех хотели отправить в изолятор. Под шумок отдельных, возможно, хотели отправить гораздо дальше, туда, откуда не возвращаются.{368} Прием старый как божий мир. Под шумок (в нашем случае под грохот танковых залпов) можно было сделать многое. Не все получилось.
Остается, правда, еще вопрос: а пошел ли президент РФ на уничтожение не сдающихся депутатов (разумеется, если таких храбрецов было бы много)? Ответить мог бы только сам президент, да возможно еще пара-тройка лиц из его окружения. Однако, ясно одно — скандал с физическим уничтожением значительной части депутатов Ельцину не был нужен. Ему нужны были сдавшиеся депутаты, и он их получил. На этот раз господа депутаты подыграли господину президенту.
Один из сотрудников МВД, охранявших тогда здание Верховного Совета, через десять лет скажет: «Накануне Руцкой и прочее начальство устроили грандиозную пьянку. От своих друзей в Федеральной службе охраны я знаю, что не просыхал в те дни и Ельцин. Короче, эти напились, те напились и, не похмелившись, отчудили».[1082] Это не особенно похоже на свидетельские показания конкретных фактов, больше эти слова напоминают позднюю (10 лет прошло) оценку произошедшего.
5.4.15. И так гражданская война не состоялась. После захвата Белого дома, сдав арестованных в надежные руки, Барсуков и Коржаков поехали в Кремль докладывать Президенту. Президента нашли в банкетном зале в самый разгар торжества.{369} Шел пир победителей. {370}
Коржаков вспоминает: «Нам налили до краев по большому фужеру водки. Легко залпом выпив, мы присоединились к общему веселью, но в душу закрадывалась обида. Я посмотрел на сияющего Грачева с рюмкой в руке и вспомнил, как он просил письменного приказа. Посмотрел на пьяненького Филатова, который две недели назад бился в истерике в моем кабинете, а теперь рыдал от счастья. Эти люди оказались главными за столом победителей. А тех, кто внес решающий вклад в общее дело и довел его до конца, даже забыли пригласить на торжество. Невольно пришли на память строки из ранних дворовых шлягеров Владимира Высоцкого: «А когда кончился наркоз, стало больно мне до слез — и для кого ж я своей жизнью рисковал»…Наркоз действительно закончился — в моем слепо преданном отношении к Ельцину появилась первая серьезная трещина».[1083]
