Михал Тымовский - История Польши
Постепенно острота конфликта ослабевала, хотя возвращения к «октябрьскому» взаимопониманию между Гомулкой и Вышинским уже не было. Зато усиливался антагонизм между рвущимися к власти «партизанами» Мочара и остатками «пулавской» группы, а также радикальным «ревизионистским» течением в среде интеллигенции и молодежи. Аппарат государственной безопасности во главе с Мочаром, назначенным в декабре 1964 г. министром внутренних дел, все чаще, хотя пока еще осторожно, обращался к антисемитским лозунгам. Партийные власти яростно критиковали непослушных интеллектуалов. Колаковского исключили из партии — после доклада, прочитанного им в 1966 г., в годовщину польского «Октября».
Последний барьер «партизанам» позволили преодолеть внешние обстоятельства — арабо-израильская война в июне 1967 г. По примеру советского руководства польские коммунисты начали ожесточенную «антисионистскую» кампанию, являвшуюся, по сути, антисемитской. В Польше «сионизм» связывали с представителями прежней «пулавской» группы. Их начали вытеснять с постов и обвинять в несоответствии польским интересам и в преступлениях сталинизма. Гомулка поддался этим настроениям, возможно получив тенденциозную информацию о «сионистских» заговорах. Девятнадцатого июня в публичном выступлении он осудил польских «сионистов», посоветовал им сделать выбор между Польшей и Израилем и порекомендовал тем, кто хотел бы иметь «две родины», покинуть Польшу. Наряду с антисемитизмом усилилась антинемецкая пропаганда. Сотрудник Мочара — шеф еврейского отдела в Министерстве внутренних дел Тадеуш Валиховский даже опубликовал книгу (признанную диссертацией) об «оси Бонн — Тель-Авив».
Антисемитская кампания породила в польской общественной жизни нервозность и даже истерию. Интеллектуалы восприняли эту кампанию с чувством стыда и возмущением, но при этом сами все больше подвергались травле за космополитизм и отсутствие национальных чувств. Нервозность еще более усиливалась, по мере того, как становилось известно о переменах, происходивших в Чехословакии, где в январе 1968 г. к власти пришла команда коммунистов-реформаторов во главе с Александром Дубчеком. В студенческой среде в то время действовали две группы, солидаризировавшиеся по целому ряду принципиальных вопросов. Одну из них составляли вышедшие из круга «ревизионистов» «коммандос», среди них — только что освобожденные из тюрьмы Куронь и Модзелевский, а также наиболее выдающийся представитель тогдашней молодежи Адам Михник. К другой группе принадлежала молодежь, продолжавшая антикоммунистическую традицию, например Якуб Карпинский. В январе 1968 г. студенты с энтузиазмом отреагировали на спектакль по «Дзядам» Мицкевича, который поставил в варшавском Национальном театре (Teatr Narodowy) Казимеж Деймек. Высказывания героев о необходимости борьбы с Россией за национальную независимость и свободу мысли встречались демонстративными овациями. Получив информацию об этом, Гомулка принял казавшееся невероятным решение о запрете дальнейших представлений «Дзядов». На манифестацию студентов у памятника Мицкевичу полиция ответила задержанием инициаторов, а ректор Варшавского университета — наказаниями за нарушение дисциплины. Это переполнило чашу терпения гораздо более умеренных и старших по возрасту писателей. На состоявшемся 29 февраля 1968 г. собрании варшавского отделения Союза польских литераторов они осудили действия властей, названных Стефаном Киселевским «диктатурой невежд».
Все эти действия были, однако, лишь подготовкой к выступлению «партизан», которое по своему характеру напоминало путч. После истории с «Дзядами» двое студентов, в том числе Адам Михник, были исключены из университета. Восьмого марта в Варшавском университете состоялся митинг протеста, на участников которого набросились с дубинками вспомогательные отряды милиции. На несколько последующих дней в Варшаве, а также во всех других университетских городах полиция ввела своеобразное чрезвычайное положение. Молодежь на улицах подвергали избиениям и арестам. В прессе появились заявления о разоблачении «сионистского заговора». На крупных предприятиях в обязательном порядке собирались «антисионистские» митинги, раздавались призывы к устранению «сионистов» со всех постов и даже к изгнанию их из Польши.
«Партизанам» казалось, что они поставили под свой контроль не только силы государственной безопасности, но также партию и средства массовой информации. К кампании против «сионистов» с энтузиазмом подключилось объединение «Пакс» во главе с Пясецким. Возможно, он увидел в ней запоздавший на 30 лет триумф национально-радикальных идей. Сопротивление оказали одни лишь студенты, ответившие на репрессии забастовками, охватившими значительную часть вузов. Против действий властей протестовали католические депутаты из группы «Знак»; их позиция была изложена в прочитанном Ежи Завейским парламентском запросе. Письмо по этому вопросу также подготовил епископат, однако оно не было обнародовано. Тем не менее, во многих костелах священники в своих проповедях осудили издевательства над студентами и антисемитскую пропаганду.
Вероятно, Мочар надеялся, что в результате заранее подготовленной провокации ему удастся принудить Гомулку передать ему всю полноту власти. Глава партии молчал долгие дни. Первым 14 марта высказался катовицкий секретарь Герек. В переданном по телевидению выступлении он присоединился к тезису о «сионистском заговоре», но при этом твердо заявил о своей поддержке Гомулки. Пятью днями позже, 19 марта, Гомулка собрал в Варшаве актив ПОРП. В своем выступлении он подверг нападкам «сионистов» и интеллектуалов, но одновременно попытался как-то обуздать не в меру разбушевавшихся антисемитов. Хотя он и не встретил всеобщего одобрения, однако дал понять, что не намерен уступать власть Мочару. Герек же стал после этого вторым лицом в партийном руководстве.
Итоги мартовских событий 1968 г. не были однозначными. Авторитет Гомулки был серьезно подорван. Герек упрочил свои позиции, но вскоре стали чинить препятствия и ему. На первый взгляд многого добился Мочар, который провел своих приверженцев на ключевые посты. Тем не менее, ему не удалось занять официальное место в узком кругу руководителей ПОРП. Некоторые из «партизан» в поисках более сильного покровителя начали обращать свои взоры в сторону Катовиц. В долгосрочной перспективе более важное значение имели иные итоги мартовских событий. Целое поколение молодой интеллигенции испытало ощущение собственной слабости, но вместе с тем прониклось чувством ненависти к режиму, прибегавшему к полицейским дубинкам, публичной лжи, исключениям из вузов и увольнениям с работы. Эти чувства еще больше окрепли, когда в августе 1968 г. польская армия вместе со своим советским союзником вторглась в Чехословакию и помогла удушить Пражскую весну — едва успевшую начаться реформу коммунистической системы.
Застой в Польше становился все более очевидным. В условиях кризиса аграрного производства и перебоев в снабжении населения продовольствием команда Гомулки не могла предложить лучшего лекарства, чем возобновление попыток «обобществления сельского хозяйства». Под давлением властей значительная часть крестьянской земли перешла в собственность государственных земледельческих хозяйств. В партийном и государственном аппарате налицо были признаки разложения. Воеводства превращались в удельные княжества партийных секретарей. Усиливалось ощущение безнадежности и отсутствия перспектив. Не имели своей программы даже противники Гомулки. Самые выдающиеся идеологи «ревизионизма», в том числе Колаковский, оставили надежды реформировать систему изнутри и отправились в эмиграцию. Католики из группы «Знак» утратили надежды в возможность длительного компромисса с коммунистами. Не было перспективной концепции и у первой подпольной организации «Рух» («Ruch»), занимавшейся пропагандистской деятельностью и готовившей акцию протеста — сожжение музея Ленина в Поронине. Прежде чем это произошло, члены «Руха» были арестованы (1970).
В конце 1970 г. Гомулка добился большого успеха во внешней политике. В Федеративной Республике Германии уже с 1967 г. искали возможности улучшить отношения с восточноевропейскими странами. В 1969 г. было сформировано коалиционное правительство социал-демократов и либералов во главе с канцлером Вилли Брандтом. Седьмого декабря 1970 г. между Польшей и ФРГ был подписан договор об установлении дипломатических отношений и о взаимном признании границ. Самым поразительным было то, что этот несомненный успех вызвал в польском обществе довольно мало интереса. Немецкая карта уже столько раз использовалась в польской внешней политике, настолько была заиграна в пропагандистских кампаниях, что значительная часть населения просто перестала интересоваться польско-немецкими отношениями. Гомулка пожинал плоды своего провинциализма в международных делах, которые он годами подчинял потребностям внутренней политики. Когда спустя несколько дней руководитель ПОРП, убежденный во всеобщем признании своих достижений, предпринял непопулярные шаги, ему пришлось с горечью убедиться в том, сколь мало польско-немецкий договор повлиял на состояние умов.
