История Финляндии. Время Екатерины II и Павла I - Михаил Михайлович Бородкин
Природа дала Павлу живой наблюдательный ум. Его характер — постоянная смена света и теней, с прибавлением гамлетовских черт. Павел Петрович «весь был порыв, огонь, вспыхивавший быстро и горевший ярко». В нем все доходило до крайности — ум, страсти, чувствительность, жестокость, добродетели и пороки, энтузиазм в дружбе и упорство в ненависти. Невероятная изменчивость, чудовищное самолюбие, недоверие, подозрительность, болезненное воображение — все это выводило его ежедневно из равновесия к ужасу окружающих. Может быть все это признаки «истерии», унаследованной от отца, которого, по словам Болотова, «редко заставали трезвым и в полном уме и разуме». Много еще загадочного в этой исторической личности.
Но нельзя отказать ему ни в уме, ни в сердце. «Le fond de son caractère était grand et noble. Ennemi généreux, ami magnifique[17]»... — сказала княгиня Доротея Дивен. Везде и во всем он желал видеть преобладание нравственного начала. Рыцарский дух был особенно близок его сердцу.
И вот он на троне. У ног его расстилается великая Империя. «Он держал себя как государь». Ревниво относился к своей власти. «Ты да я, я да ты, мы одни будем все дела делать», — сказал Павел Петрович одному из своих секретарей. В его время в России воистину было одно действующее начало, одна воля, одна личность. Он довел самодержавие до его пределов, возвел единовластие в культ. Россию он любил горячо, имея о её могуществе самое высокое понятие.
Воспитывал его западник Н. И. Панин, человек «склонный к гуляниям»; но, к счастью, при Павле оказался Порошин, и он сдерживал его от увлечения иноземщиной и сообщил ему много полезного о России, которую мало знал Панин.
Павел руководился лучшими чувствами. Он полон энергии. Но вокруг так много недочетов. Казна истощена, среди правительственных лиц царит произвол, лихоимство парализовало правосудие. В сенате более 11 тыс. нерешенных дел. Военное ведомство в упадке. Повсюду недостает просвещенных и честных людей.
Все надо исправить, зло необходимо искоренить. Павел нетерпелив. Он повелевает и успокаивается, думая, что по мановению ока все может измениться к лучшему. Он всегда спешил, спешил вставать, обедать, ложиться (Порошин). Разговор его шел скачками, с непрестанным оживлением. С этой поспешностью естественно связано нетерпение. По своей природе он неспособен глубоко вникнуть в государственные вопросы, сосредоточенно и упорно работать над одним делом.
Его руководящие начала слишком умозрительны и теоретичны. Отсюда его колебания и многие неудачи.
Он желал избавить Россию от вмешательства в чужие дела, дать ей прочный роздых. — Стремления его — самые миролюбивые. В его душе гнездилась истинно христианская мысль. Но обстоятельства побудили его восстать против разлива по Европе революционной волны. Нерасположение к Англии привело к призыву 22% тыс. донцов, которым повелел выступить в поход на Индию (февр. 1801 г.).
Недоверчиво посматривал он и на Швецию, опасаясь её нападения. Чтобы выведать, происходят ли военные приготовления в Финляндии, Император отправил к границе Спренгтпортена. В течение мая 1799 г. он исполнил поручение, придя к тому выводу, что Швеция не отважится на войну, в виду того, что её финансы и флот находятся в плохом состоянии, что королевство еще не оправилось от последней войны, и что оппозиция держит в руках короля. «Если же шведы не желают внять благоразумному слову, — писал Спренгтпортен, — то следует завладеть Финляндией. Это легко исполнить. После перехода через Кюмень потребуется лишь три дня, чтобы кинуться тремя колоннами, и край будет принадлежать нам».
Наиболее заботливо Павел I относился к крестьянскому сословию, о котором в «Наказе» было сказано, что оно «содержит собой и своими трудами все прочие части». Два года к ряду им был отменяем рекрутский набор. Он воспретил безотчетную работу крепостных и установил трехдневную барщину в неделю. Учредил для народа запасные магазины. Указ Павла I о трехдневной барщине не без основания считается первым шагом к упразднению крепостного права. Он важен своей идейной стороной.
Павел — первый из государей подумал о введении у нас общего и единого для всех закона. Его царствование является поэтому переходом от правления личностей к правлению закона. Другим его желанием было, чтобы лица, которым вверена участь масс, сами являлись образцовыми для подчиненных. Хотя в военном мире процветали «парадомания» и «экзерциция», но и здесь Павел Петрович руководился лучшими побуждениями. Его представление о службе проникнуто было возвышенными чувствами. Отпечаток рыцарских понятий легко наблюсти во всех его действиях. Служба, по его мнению, должна заключать в самой себе награду. Службу в передней, службу-пляску он не выносил. Павел I потому привязался к военному делу, что оно представлялось ему прежде всего школой благородства и рыцарства.
Сухопутная армия была разделена на. 11 дивизий. Третьей дивизией была Финляндская, и ею командовал генерал от инфантерии Каменский. При ревизии она оказалась не в особом порядке, и Павел не остановился перед тем, чтобы объявить замечание всем генералам финляндской инспекции. Он отказался признать их даже посредственными, а пока они «будут таковы, везде конечно и всеми будут биты».
Павел Петрович, вступив на престол, — как утверждает Ростопчин, — обнаружил желание «быть любезным». Французский посланник Сегюр усмотрел в нем желание нравиться. Отсюда проистекло его стремление восстановить привилегии. Это вполне подтверждает барон Гейкинг в своих воспоминаниях.
Барон рассказывал, что на одном «petite entrée» Павел обратился к нему с вопросом: «довольны были бы ваши земляки, если бы восстановить их прежние судебные порядки?» Гейкин, конечно, ответил, что такое возвращение вызовет среди них восторг. «Чтобы успокоить сердца курляндцев, — сказал Павел, — вы можете сообщить, что я им отдам назад их прежние судебные учреждения». В другой раз, говоря с Гейкином о поляках после того, как он дал им свободу от плена, Павел сказал: «Я надеюсь, что господа поляки мной довольны». Приведя эти извлечения из записок барона Гейкина, профессор А. И. Корсаков продолжает: «Очевидно, что Павел, оказывая милости присоединенным к России провинциям, желал привлечь к себе любовь их, но он не додумался до того, что эти милости если и вызовут с их стороны чувства любви и благодарности, то только лично к нему, для России же станут источником того отчуждения, которое в течение целого столетия заставляло их, как волков, глядеть к лесу».
«Мелочность и формалистика прусского солдатства, привитые Павлом нашей армии, и восстановление самоуправления в сказанных провинциях, оставившие в России такие глубокие и продолжительные следы, были несомненно самыми крупными ошибками его
