Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 2)

панского дела весь украинский, волыиский, червонорусский, белорусский народ делила

на Козаков, воюющих за православную Русь, и на Ляхов, готовых истребить ее

поголовно, вплоть до московской границы, не щадя и „немовлятокъ".

В силу козацкого террора, подавлявшего не только работящих мужиков и мещан, по

и мелкую шляхту, в составе так-называемого Запорожского Войска находились люди,

гнушавшиеся козацким промыслом и ждавшие только решения спорного вопроса:

которому из двух славянских государств владеть Малороссией, чтобы из-

.

391

под козацкого самоуправства перейти под власть правительства монархического. К

таким людям принадлежал неизвестный автор современных записок, которым я дал

название „Летописи Самовидца*. Он разделял со множеством порядочных людей то

мнение, что война на Хмельницкого возымела свое начало от гонения Ляхов на

православие и отягощения Козаков; но ляшеское гонение изобразил только словами:

„не тилко унея у Литве, на Волыне, але и на Украине почала гору брати*; а это значило,

что желавшие единения с людьми господствующего вероисповедания, как например

Кисель, Березовский, Косов и все „могиляне*, стали превозмогать староверов, которые

понизились в достатках, в общественном значепии, и со стороны которых скиталец

Филипович был гласом вопиющего в пустыне. Напротив, „отягощение Козаковъ*

изобразила „Летопись Самовидца* весьма подробно и обстоятельно. По. её рассказу,

Хмельницкий прежде всего „наступил Ордою на Запорожье* и заставил стоявшее на

Запорожье войско пристать к нему. Вызванное в Украипу бунтом Хмельницкого

коронное войско, по известию Самовидца, распространило в народе не новый уже

слух, поддержанный, разумеется, хмельничанами, что, по уничтожении бунтовщиков,

паны опустошат Украину, и большую часть её населят людьми немецкими да

польскими. Но случилось наоборот: коронное войско было уничтожено бунтовщиками.

Услыхав об этом (разсказывает Самовидец), начали собираться в полки не только те,

которые бывали козаками, но и те, кто никогда не зпал козачества. Державцы спасались

из охваченного бунтом края бегством, а Корсунские победители, вместе с

новобранцами, принялись истреблять шляхту, Жидов и городских урядников, не щадя

ни женщин, ни детей. „Маетности* (пишу его языком) „рабовали, костелы палили,

обвалиовали, ксионзов забияли, дворе зась (же) и замки шляхетские и двори жидовские

пустошили, не заставляючи жодного (ниодного) целого. Редкий в той креве на тот час

рук своих не умочил и того грабления тих добр не чинил. И на тот час туга великая

людем всякого стану значным была и наругання от посполитых людей, анайболшеот

гультяйства, то-есть от броварников, Винников, могильников, будников, наймитов,

пастухов, же любо бы (что хотя бы) який человек значный и не хотел привязоватися до

того козацкого войска* (как, вероятно, и сам летописец), „тылкомусел задля позбытя

того насмевиска и нестерпимых бед в побоях, напоях и кормах незвычайных, и тыи

мусели у войско приставати до того козацтва*.

392

.

Однакож, положение бунтовщиков было крайне рискованное. По сказанию

Самовидца, войско Хмельницкого под Пилявцами было едва не в осаде от коронного

войска; но пришла Орда „великою силою" и испугала панов, не видавших еще

татарских полчищ. Гоня перед собой разбежавшееся войско (что' не совсем верно),

Татары не брали полона, имея в виду будущий ясыр и не желая себя обременять, а всех

обезглавливали Но, расположась под Замостьем, козаки и Татары распустили загоны по

самую Вислу. „И хто" (восклицает Самовидец) „может зраховати (исчислить) так

неошацованную (неоценимую) шкоду в людех, изо орды позабирали, а маетности (изо)

козаки побрали! Бо в тот час не було милосердия межи пародом людским. Не тил

(только) Жидов губили и шляхту, але и посполитым людем, в тих краях живучим, тая

же беда была. Многие в неволю татарскую пойшли, а най барзей ремесники молодые,

которые себе головы голили попольску, чуприну пускаючи на верх головы. Але предся

(но однакож) Русь-християне в тих поветах, в городах, позоставали, и ежели якого

Поляка межи собою закрыли, то тот (остался) жив. Костелы зась (же) римские

пустошили,, склепы (подвалы) с трупами (гробами)" откопова. ли, мертвых тела з

гробов (гробниц) „выкидали и обдирали и в том оделю (одеянии) ходили".

Осада Львова показала нам, как щадили козаки галицкую „Русь-християнтЛ

Самовидец поправляет сам себя, описывая то, что делалось у пего перед глазами.

Нежинцы, послаппые взять Кодак, по его рассказу, делали людям во время похода

„великия кривды", так что ноднепряне приняли их за Литву, идущую оборонять эту

крепость, напали на них между Рашевкою и Комышвым, и перебили несколько сотен.

Новую войну Хмельницкого, в 1649 году, характеризует Самовидец следующими

словами, показывающими, как и предыдущая выписка, что тогдашняя письменная речь

малорусская на половину сделалась уже речью польскою:

.усе що живо поднялося в козацтво, же заледво (что едва) знайшол бы в яком селе

такого человека, жебы (чтобы) не (и) мел альбо (или) сам, алъбо сын до войска ити; а

ежели сам нездужал, то слугу паробка посылал. А иные, килько их было, все ишли з

двора, тилько одного зоставляли, же (так что) трудно было о наймита (найти

на&мпта)..-4 то усе деялося задля того, же (что) прошлого року (года) збогатилися

шарпаниною (щабежем) шляхетских и жидовских и иных людей, бывающих па

преложенстве

.

393

(старшинстве^), же навет (что даже) где в городах были и права майдебурские,—и

присяглые бурмистрове, и райцы свои уряды (долж* ности) покидали и бороды юлили,

до того войска ишли: бо тые себе зневагу держали (презрение терпели), который бы з

бородою неголеною у войску был *). Так диявол учинил себе смех з людей

статочныхъ*!

Вот побуждения, управлявшие пособниками Хмельницкого в Украине! Немудрено,

что составившееся таким образом войско норовило разойтись из табора еще до начала

боя, и геройствовало только среди беззащитных. Понятно также, почему, не имея у себя

сзади Татар, оно было слабосильною и малодушною массою. Хмельницкий знал свой

народ, эту дружину хищных новобранцев, находившуюся под террором „старинных

Козаковъ*, и потому прежде всего заручился дружбою Крымцев, во что бы ни

обошлась эта дружба родному краю. Новобранцы стояли у него между молотом и

наковальней: им не оставалось иного выбора, как „пановати*, по-татарски, вместо

разогнанной шляхты, или же идти в татарскую неволю. По свидетельству королевских

коммиссаров, окозаченные мужики в прошлую осень ничего не сеяли. От этого-то

жилища их были окружены роющимися в снегу лошадьми, от этого улицы столицы

козацкой были обезображены падалью, а вязанка сена продавалась по 2 талера.

Козацкий Батько посылал в Украину целые обозы, нагруженные панским добром, но

был принужден выгнать 600 собственных лошадей в снега за центральный город

козатчины. Многие козаки вернулись домой также богачами. На киевских рынках

продавалось бесчисленное множество панской одежды, ценных принадлежностей

культурного быта, дорогого оружия, конской сбруи, ломанного и неломанного серебра.

Но приток добычи не внес в Украину того, что составляет прямое богатство страны.

Посреди роскошных вещей нищета высовывала обнаженные члены свои, а голод

угрожал даже тем, кто владел блестящими побрякушками. Это были самые сильные

союзники Хмельницкого в новом его походе против „проклятых Ляховъ*, хотя они же

явились в последствии самыми грозными врагами его. Хмельнитчина и началась под

сильнымъ

*) Хмельницкий, как мы видели, жаловался в Переяславе, что паны вырывали

козакам бороды. Борода была принадлежностью почетных людей. Но в Польше

распространилась уже шляхетская мода брить бороды, и козатчина, подчиняясь

вожакам .своим, недовольным шляхтичам, усвоила себе их моду, т. п.

50

894

.

давлением голода, поразившего разом и козацкуго Украину, и татарский Крым. Зима

1647—1648 года была бесснежная, теплая, гнилая. Наступило неурожайное лето, и

Унковский говорил правду Хмельницкому, что когда бы не подвоз хлеба из

пограничных московских рынков, то козаки перемерли бы с голоду; а новый голод,

причиненный великим бунтом черни, был предвестником тех голодов, которые погнали

наконец Козаков, точно стада, в запасливые царские Украины.

Одичалая в нашей украинщине Клио изображает вторичное вторжение Козацкого