Константин Романенко - "Если бы не сталинские репрессии!". Как Вождь спас СССР.
Не служил в РККА и белорус комбриг Войтенков М. К. Он работал заместителем начальника Главного управления военного снабжения НКВД. Расстрелянный в феврале 1939 года комбриг Горшенин П. С. вообще был секретарем ЦК ВЛКСМ и председателем Центрального Совета Осоавиахима. Еще одна «жертва репрессий» — комбриг Дейч Марк Семенович являлся начальником Центрального Аэроклуба им. Косарева.
В НКВД служил и арестованный 26 сентября 1938 года, а в феврале 40-го приговоренный к высшей мере комбриг Дреков Владимир Михайлович, являвшийся в 1934–1938 годах начальником УНКВД Сахалинской области. Комбриг Дьяконов Николай Александрович в 1938 году исполнял обязанности начальника штаба Управления пограничных и внутренних войск НКВД УССР. Другой «загубленный полководец» — комбриг Емельянов Александр Александрович в 1937 работал начальником Управления пожарной охраны НКВД Белорусской ССР и был заместителем начальника Главного управления пожарной охраны НКВД СССР. Таких репрессированных комбригов, служивших не в РККА, а в НКВД — 35 человек. В их числе:
Зарин Александр Дмитриевич — начальник 2-го отдела ГУПВО НКВД СССР;
Келлерман Георгий Георгиевич — заместитель начальника Морского отдела ГУПВО НКВД;
Кимундрис Александр Георгиевич — военрук Коммунистического политико-просветительского института им. Крупской;
Кобелев Павел Георгиевич — в 1937 году — начальник войск НКВД Московского округа, с февраля 1938-го — начальник войск НКВД Северо-Кавказского округа;
Крымский-Ударов Яков Петрович — начальник Высшей школы войск НКВД;
Лепсис Роберт Кришьянович — в 1936–1938 годах помощник начальника ГУПВО НКВД по МТО;
Масловский Адам Александрович — инструктор Управления пограничной охраны МВД Монголии;
Розе Вольдемар Рудольфович — в 1935–1937 годах — начальник особого отдела ГУ ГВФ;
Смирнов Павел Иванович — начальник войск НКВД Азербайджанской ССР;
Федоров Николай Николаевич — начальник 4-го (Особого) отдела ГУГБ НКВД;
Хряпенков Михаил Елисеевич - в 1934–1938 годах — начальник Главного Управления пожарной охраны НКВД СССР;
Барановский Семен Давидович — начальник пограничных войск НКВД Восточно-Сибирского округа.
Таким образом, среди «жертв» репрессий командиров обнаруживается немного. На поверку выявляется, что в числе удаленных из РККА оказались «кучи» комиссаров, политработников учебных заведений, физкультурников, строителей, редакторов центральных газет. То есть сотрудников различных учреждений, представителей «новой знати», принадлежавших к среде, в которой всегда существовала внутренняя конкуренция. В ней постоянно кто- то кого-то хотел подсидеть, кто-то кого-то обидел, и в этом скопище недовольных применялись разные способы для сведения счетов.
Среди множества мифов, запущенных в 60-е годы прошлого столетия, тиражировалась клевета, представляющая одним их главных «виновником» необоснованных репрессий Главного прокурора СССР А. Я. Вышинского. Номенклатурная историография «вылепила» из Андрея Януарьевича, выступившего государственным обвинителем на трех нашумевших судебных процессах, образ некоего демона-«подстрекателя». Лживо и мифически приписав ему «создание теории», по которой признания обвиняемого якобы являются «решающим доказательством вины».
И лишь сравнительно недавно стало известно, что в своей главной работе Вышинский декларировал совершенно обратный принцип. Он писал: «...было бы ошибочным придавать обвиняемому или подсудимому, вернее, их объяснениям, большее значение, чем они заслуживают этого... В достаточно уже отдаленные времена, в эпоху господства в процессе теории так называемых законных (формальных) доказательств, переоценка значения признаний подсудимого или обвиняемого доходила до такой степени, что признание обвиняемым себя виновным считалось за непреложную, не подлежащую сомнению истину, хотя бы это признание было вырвано у него пыткой, являвшейся в те времена чуть ли не единственным процессуальным доказательством, во всяком случае считавшейся наиболее серьезным доказательством, «царицей доказательств» (regina probationum).
...Этот принцип совершенно неприемлем для советского права и судебной практики. Действительно, если другие обстоятельства, установленные по делу, доказывают виновность привлеченного к ответственности лица, то сознание этого лица теряет значение...»
Такая позиция не являлась лишь теоретическими рассуждениями доктора юридических наук, написанными им для узкого круга профессионалов. Выступая на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года, Вышинский резко критиковал действия органов НКВД, возглавлявшегося Ягодой. Основным недостатком в работе следственных органов НКВД и прокуратуры Вышинский считал «тенденции построить следствие на собственном признании обвиняемого».
Он говорил: «Наши следователи очень мало заботятся об объективных доказательствах, о вещественных доказательствах, не говоря уже об экспертизе. Между тем центр тяжести расследования должен лежать именно в этих объективных доказательствах. Ведь только при этом условии можно рассчитывать на успешность судебного процесса, на то, что следствие установило истину»[160].
Сегодня, когда стали доступны некоторые из скрываемых ранее документов, уже невозможно манипулировать сознанием обывателя прошлыми инсинуациями. Поэтому, не желая открыто признать правомерность чистки, осуществленной накануне надвигающейся войны, официальная пропаганда пытается внедрить в общественное сознание новые мифы. Наиболее распространенным из них стало голословное утверждение о якобы самой «тоталитарности советского режима».
В чем же выразилась эта «тоталитарность»? В том, что правящая номенклатура якобы слепо и бездумно следовала «установкам» Вождя? Но разве сегодняшняя политическая элита не заглядывает в рот власть предержащим? Тем не менее несмотря на «предупреждения», оглашаемые с трибун и экранов телевидения, власть не может справиться с захлестнувшими страну с 90-х годов преступлениями.
За два десятилетия, прошедшие с момента свержения Советской власти, правоохранительные органы России так и не смогли укротить преступность. В дополнение к традиционным преступлениям — убийства, воровство и прочее — появились новые, такие как коррупция, чиновничий произвол, продажность судебной системы, взяточничество милиции и работников таможни и другие пороки «демократии», поразившей страну в 90-е годы.
Складывается впечатление, что с реставрацией капитализма Россия превратилась в тоталитарное коррумпированное государство. Термин коррупция, происходящий от латинского corrumperе — «растлевать», обычно обозначает «использование должностным лицом своих властных полномочий и доверенных ему прав в целях личной выгоды» и наиболее часто применяется по отношению к бюрократическому аппарату и политической элите.
Собственно говоря, в 90-е годы прошлого века сама смена строя в России произошла по коррупционному сценарию. Когда, использовав конституционные изменения, при формальной имитации внешних признаков «демократии», национальные клановые группировки обеспечили для себя управляемость результатами референдумов и выборов в органы власти. В итоге при подавлении средствами пропаганды политической конкуренции в стране был сформирован олигархический ельцинский режим, который можно назвать «плебисцитарной диктатурой». Это обусловило то, что в результате коррупционной приватизации, проведенной на той же клановой основе, вся народная собственность оказались руках олигархов, криминальных и местнических группировок.
Практически признавая это, президент Д. А. Медведев в 2010 году так прокомментировал проблему: «Коррупция есть в любой стране. Коррупция была и в царское время, а также существовала и в советские времена, хотя была более латентной по вполне понятным причинам. И, конечно, коррупция расцвела махровым цветом после перехода России к современному состоянию устройства экономики и политической системы».
Действительно, скрытая коррупция, когда должностное лицо могло распоряжаться не принадлежащими ему ресурсами, существовала и в 30-е годы. Однако в СССР особенность коррумпированности состояла не столько в ее скрытости, сколько в особенностях форм проявления. Главным образом она выражалась не в даче и получении взяток, а во внеплановом предоставление государственных средств и ресурсов, но, еще чаще, - в форме чиновнической клановости и взаимном покровительстве. В продвижении «своих людей» на служебные должности, позволяющие получать более высокие оклады, персональные дачи, служебные машины, награды, премии и другие привилегии.
