Открывая Москву. Прогулки по самым красивым московским зданиям - Александр Анатольевич Васькин
Румянцовский музей известен по всей Европе. И вдруг, в один прекрасный день, он вытерт вовсе, как резинкой.
Какой пример и наука будущим патриотам, когда они будут знать, что у нас нет ничего твердого, ничего прочного, что у нас все что угодно можно сдвинуть, увезти, продать!
Года два назад в Лондоне зашла речь о том, чтоб по крайней тесноте места перевести Британский музей из одного квартала Лондона в другой. И что же? Общественное мнение поднялось одной массой, парламент был засыпан представлениями и просьбами о том, чтоб этого не делали. “Как! трогать Британский музей с места, заговорили все. Нет, это не хорошо, этому не следует быть. Пускай скупают кругом дома, кварталы, по какой бы то ни было цене, но чтоб Британский музей не был тронут с места”. Так оно и сделалось. Все только потому, что там понимают, что такое значит историческое чувство, уважение сердечного патриотизма отдельных лиц, народная гордость. В Лондоне не стали бы справляться с буквой какого-то завещания, не стали бы доискиваться, с ревностью буквоеда, что Румянцев сказал и чего не договорил в своем завещании. Посмотрели бы на дело в общей его сложности и больше всего похлопотали бы о том, чтоб пожертвованное народу достояние не ездило с квартиры на квартиру и чтоб заключающий его дом остался на веки цел».
Мы привели далеко не весь текст Стасова, но он вполне заслуживает цитирования. Ибо тема противостояния между петербургскими и московскими учеными, между общественностью двух столиц не стала менее животрепещущей. Один уж возглас Стасова: «За что такое унижение Петербурга, за что такое непомерное превознесение Москвы?» – чего стоит. При чем же здесь унижение? Дело в другом. Три десятка лет прозябал и ветшал Румянцевский музей в Петербурге, о чем мы узнали из процитированного «Положения…». И вдруг, когда появилась возможность его спасти, подняли бунт питерские общественники, говорят, даже сходку в университете устроили. Так что же они молчали раньше? Перенос музея в Москву – это не вопрос превосходства одного города над другим, а решение давно назревшей проблемы сохранения коллекции. И ведь какое наидостойнейшее место выбрали москвичи для музея – в самом центре, напротив Кремля.
Москвичи в не меньшей обиде на Петербург. Эрмитаж никак не отдает обратно собрание импрессионистов, переданное из Музея изобразительных искусств им. Пушкина в 1940-х годах. Можно, вероятно, предложить обмен: мы им Румянцевский музей, а они нам Моне, Ренуара, Сезанна, Пикассо и других, которых собирали в своих московских усадьбах Щукины да Морозовы. Пока эта идея пришла в голову лишь автору этой книги, чего вполне достаточно. Ведь если подобное начнется, конца видно не будет. Нам только дай волю…
Владимир Одоевский, узнав об окончательном решении Комитета министров перевезти музей в Москву (где он, кстати, родился), не скрывал радости: «Музеум обезопасен от верной неминуемой гибели. А со мною что будет, то и будет, авось не останется втуне моя 16-летняя должность верной собаки при музеуме. Хотелось бы и мне в Москву – нет при нашей скудности никакой возможности жить далее в Петербурге». Ему вторили и московские «Библиографические записки»: «Носится слух, что Румянцевский музеум переводится из Петербурга в Москву. Богатое собрание русских и славянских рукописей этого музеума может быть лучшим основным камнем для будущей Московской публичной библиотеки. Естественно, что возможно скорейшее осуществление этого слуха – одно из задушевнейших желаний московских ученых, литераторов и библиофилов. И кто знает, может быть, перевод Румянцевского музеума станет побудительною причиной для некоторых владельцев библиотек, книги которых, под сотнями печатей, гниют безо всякой пользы для них и для общества, пожертвовать принадлежащие им собрания для городской публичной библиотеки в Москве. Мы, со своей стороны, вполне убеждены, что все, пользовавшиеся до сих пор Румянцевским музеумом в Петербурге, не только не будут огорчены переводом его в Москву, но деятельно, насколько это зависит от них, помогут и порадуются вместе с нами осуществлению этой прекраснейшей мысли. При книжных сокровищах Императорской публичной и других библиотек в Петербурге такая уступка Румянцевского собрания Москве не должна быть чувствительной потерей для петербургских ученых и библиофилов; но что гораздо важнее, она лучше всего докажет в то же время, что светлая мысль о разлитии умственных сокровищ по всей России явно берет верх над старой мыслью стягивания такого рода сил только к одному центральному пункту».
Московский учебный округ выделил музею самое лучшее свое здание. В переводе музея в Москву был еще один резон. Петербург – город чиновничий, а Москва – купеческий. Первопрестольная могла дать фору столице по числу благотворителей. Недаром попечитель Московского учебного округа генерал-майор Николай Васильевич Исаков, сыгравший большую роль в организации переезда коллекции и добившийся подписания соответствующего царского указа, писал: «Румянцевский музей создавался в Москве так, как создаются храмы Божии – без всяких средств, только жертвами милостивцев».
Летом 1861 года закипело в Пашковом доме строительство. Князь В. Д. Голицын в книге «Записка о Румянцевском музее» отмечал: «Еще с лета 1861 года здание начали приспосабливать под музей; после нескольких ремонтов в нем постепенно были произведены большие переделки». Появились обширные залы, устроены были каменные своды, деревянные перекрытия заменили железными, а голландские печи – духовыми. На фасаде дома начертали: «От государственного канцлера Румянцева на благое просвещение». Работы велись на деньги московских купцов Солдатенкова и Попова. А перевезли коллекции музея на деньги купца Харичкова. «Дело образования Московской публичной библиотеки, – писали “Библиографические записки”, – окончательно упрочено. Фундамент ее – Румянцевский музей со всеми своими сокровищами, не исключая ничего из них, уже переправлен в Москву… Превосходный выбор местности и помещения (в бывшем доме Пашкова, близ университета) новой библиотеки, живое участие к этому делу начальства университета и два этих драгоценных собрания, как Румянцевский музей и библиотека Московского университета, ложащиеся в основание московского книгохранилища, служат лучшим ручательством того, что самая организация и состав управления библиотеки быстро продвинутся вперед и оправдают вполне возбужденные этим истинно современным и прекрасным делом ожидания публики. Нельзя не порадоваться также и тому, что, как видно из “Московских ведомостей”, частные лица начинают понемногу пожертвования в возникающую библиотеку; незначительные пока еще от разных лиц приношения книгами… указывают дорогу и другим пожертвованиям, число которых, как мы думаем, не перестанет расти и увеличиваться. Искренне сочувствуя и радуясь образованию так долго недостававшей Москве публичной библиотеки, мы считаем долгом предложить всем русским библиофилам и всем, кому дорого возникновение новой жизненной силы для нашего развития и образования, доставлять все пожертвования в пользу библиотеки в контору редакции “Библиографических записок” при книжном магазине Н. М. Щепкина и компании в Москве. О всяком
