Олег Трубачев - История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя
Интересное и к тому же весьма древнее производное от *mater-представлено в русск. матерóй, ст.-слав. маторъ, словенск. mator и др. В. Вондрак[160] справедливо утверждает, что из двух огласовок matorъ и materъ первая (matorъ, matoreti) старше, чем matereti, подвергшееся ассимиляции и в свою очередь вызвавшее появление materъ. Таким образом, обозначается чередование mater-: mator-. Согласно указанию Ю. Куриловича, формы с −tor появляются в определенных исторически засвидетельствованных сложениях и знаменуют отличие производных форм от непроизводных[161]. Это хорошо видно в греч. μήτηρ: άμήτωρ, в которых отражено соотношение, восходящее к индоевропейскому языку.
На том же основании мы считаем, что слав. *mator- происходит из сложений типа za-mator- (ср. русск. заматореть) со ступенью −о- от *mater- ‘мать’, в то время как матереть, матерой (с е) — уже вторичны, диссимилированы. Тут следует еще раз подчеркнуть, что этимологическая связь *mater ‘мать’ и слав. *matorъ ‘матерой, сильный, старый’, лат. maturus ‘зрелый’, а также древность производного *mator-, возможно, представляют один из следов положения женщины-матери в древности[162].
Формы типа болг. майка являются сокращенныхми, от о.-слав. mati[163]. Их вероятная первоначальная сфера употребления — звательная форма[164], которая, как известно, благоприятствует преобразованиям, сокращениям, даже «искажениям». Наряду с толкованием *mātēr из слова «детского лепета» та-у имеются объяснения отдельных форм как упрощений в речи *mātēr: греч. μα, μαια [165].
Простейшие формы типа та- обнаруживают собственные словообразовательные тенденции. Сюда относятся — удвоение, при котором в одних случаях экспрессивность выражалась удлинением согласного (ср. греч. μάμμα, μάμμη ‘мама, мать, бабушка’), в других — удлинением гласного: слав. тaта, ср. нем. Миhте<герм. *moma (<и.-е. *māma); вторичное разложение, которое мы, по-видимому, имеем в нем. Amme ‘мамка, кормилица’ и других из m-am-[166].
Относительно широко распространено в индоевропейских языках название матери от корня *пап-, *папа-, *апп-, который встречается также в роли названия отца (ср. выше): алб. папε, nεnε, тохарск. nani ‘matri_mihi’ хеттск. annas и др.[167]
О генезисе этих индоевропейских образований можно, видимо, повторить то, что уже говорилось о названиях матери *mam-, *am-, так как они представляют совершенно аналогичные в структурном отношении словообразовательные типы: сложение папа, простая форма an-. Это важно для обоснования связи форм *nana, *an(n)a между собой. Очевидная аналогичность структуры словообразовательных типов от обоих корней (папа, ап(п)а: mama, am(m)a) объясняется близостью условий их употребления. Отсюда — тождественное выражение экспрессивности, которая, по-видимому, издавна характеризует эти образования[168]: удвоение согласных, удлинение гласных. Существенная разница между этими двумя экспрессивными названиями матери состоит в том, что в отличие от *mamat связанного с *mater, и.-е. *папа, *пап(п)а, *ап(п)а стоят в известном смысле особняком среди прочих названий матери. Но они в свою очередь связаны с рядом других индоевропейских терминов родства, ср. пап в значении ‘отец’, слав. *vъп-иkъ <и.-е. *an-.
Образованию *пап из *ап- аналогично, в частности, кашубское местоимение личное пеп, па, по ‘ow’, которое З. Рысевич выводит из праиндоевропейского местоименного корня *п-[169]. Скорее пеп редупли-цировано (*n-en-) из *еn-/*оn- (указ. местоим.), ср. ст. — слав, онъ и др. Вполне возможно также, что это указательное местоимение и разбираемая нами корневая морфема ряда терминов родства связаны самым тесным образом, о чем см. ниже.
К названиям матери примыкают названия мачехи: ст.-слав. маштеха, матерьша др. — серб. маштеха, русск. мачеха, укр. мачуха, белор. мачаха, мачыха, польск. macocha, кашуб. тасеха, прибалт.-словинск. maciеxа, в.-луж. macocha, полабск. motech’a, словенск. maceha, сербск. маħеха (в Дубровнике), болг. мащеха.
Перечисленные слова восходят к *matjexa, общеславянскому названию мачехи, самому распространенному в славянских языках. Образование *matjexa весьма древнее по своей форме, оно может быть объяснено как *mat-ies-a, где mat- связано со слав. mati, — tere ‘мать’ и −ies-индоевропейский суффикс сравнительной степени. Таким образом, *mat-ies-a ~ ‘подобная матери’, ср. образование лат. mater-tera ‘тетка по матери’[170]. При всей своей древности, *mat-ies-a представляет собой чисто славянское образование, поэтому усложнять его предполагаемый прототип, как это делает Э. Бернекер, чрезмерно архаизируя исходную форму, нет надобности. Бернекер выводит славянское слово из *mat(r)-ies-i, хотя совершенно очевидно, что оно образовано от усеченной основы mat-. Поэтому единственно закономерным прототипом можно считать *mat-ies-a. Выделять в слове в качестве суффикса одно −ха[171] вряд ли верно с исторической точки зрения. О первоначальном значении *matjexa можно судить лишь на основании изложенного выше морфологического анализа: это образование с суффиксом сравнительной степени, предположительно значившее ‘подобная матери’. Различные уничижительные оттенки[172] — вторичное стилистическое приобретение славянских суффиксов с характерным согласным −х>. Поздние аналогические образования — русск. бабёха, тетёха — с этим суффиксом носят только уничижительный характер. Безоговорочно сравнивать их с мачеха[173] вообще нет смысла, ср., помимо явной разницы в возрасте, еще характерное различие ударений. Славянские языки в общем последовательно отражают форму *matjexa. Исключение представляет только укр. мачуха с неорганическим изменением, как видно, под влиянием распространенных образований с особым суффиксом −уха < *-ous-.
Из восточнославянского (белорусского) заимствовано литовск. тociuka, moceka ‘мачеха’[174].
В индоевропейском языке отсутствуют какие-либо общие обозначения мачехи при множестве местных. Правда, эти местные образования обнаруживают общие семантические особенности, ср. значение *mātruia, выводимого из греч. μητρυιά и арм. таurи ‘мачеха’: ‘некоторое подобие матери’[175]. Русск. обл. паматерь[176] тоже — ‘некоторое подобие матери’, ср. значения ряда других славянских сложений с префиксом ра-. Сюда примыкают литовск. pamate ‘мачеха’[177] (ср. patevis ‘отчим’), латышcк. pamate ‘мачеха’[178].
Из описательных значений мачехи: словенск. pisana mati с уничижительным оттенком значения.
Ребенок
Здесь рассматриваются названия, общие для обоих полов: слав. *dete, *orbe, *cedo и др. Обращает на себя внимание их обилие, разнообразие и этимологическая прозрачность. Общеиндоевропейский термин ‘дитя, ребенок’ отсутствует, и самостоятельные названия различных индоевропейских языков расходятся между собой[179]. Это говорит о позднем оформлении общего термина при бесспорно древних индоевропейских названиях сына (*sūnus) и дочери (*dhughdtēr), — один из примеров известного явления, когда несколько конкретных терминов предшествуют возникновению одного обобщающего[180].
Это положение, характерное, судя по лингвистическим данным, для общеиндоевропейской эпохи, сохранялось в течение длительного времени, ср. отсутствие общего термина ‘ребенок’ даже в балто-славянскую эпоху, отражением чего являются расхождения между исторически засвидетельствованными славянскими и балтийскими языками. Обобщенное название было, как видно, создано этими языками уже ко времени их обособления, ср. различные средства выражения: литовск. vaikas, слав. dete. Вместе с тем, не оставляет сомнения то, что оформлявшийся славянский язык уже располагал таким термином. При этом из всех названий ребенка бесспорно общеславянским и, возможно, наиболее древним является *dete, русск. дитя и родственные.
