Витольд Новодворский - Иван Грозный и Стефан Баторий: схватка за Ливонию
Зато король сумел привлечь к участию в войне на своей стороне запорожских казаков. Был нанят отряд в 600 человек с ежегодной платой каждому по 6 литовских грошей и куску сукна на армяк. При этом запорожцы обязались не предпринимать походов против интересов Турции.
В приготовлениях к войне прошел весь 1578 год; воевать зимой из‑за непроходимых дорог не решились, отложив объявление войны до весны или лета 1579 года. Кроме того, была и другая важная причина отсрочки. Короля, как всегда, беспокоил недостаток денежных средств. К началу 1579 года в казне собралось, правда, 540 000 злотых, но эти деньги предназначены были на уплату жалованья отрядам венгерских, немецких и польских наемников, оплату амуниции и продовольствия для войска. Король собрал в Кракове сенаторов, чтобы спросить их мнения относительно увеличения налогов, но сенаторы сказали твердое «нет», и Баторий отказался от этой идеи. В конце концов он решил вести войну на те средства, которые появятся в казне в 1579 году, а также на те, какие можно будет приобрести путем займа.
Еще будучи в Кракове, он подумал об избрании главнокомандующего армии и советовался с сенаторами о том, назначить пожизненного гетмана или временного. Большинство высказалось за назначение предводителя только на время войны. Гетманство в результате, только на время похода против московского царя, досталось подольскому воеводе Николаю Мелецкому. Мелецкий был одним из вождей той партии, на которую Баторий опирался в Польше, притом вождей деятельных, которые активно боролись против козней противников Батория.
Из Варшавы король отправился в Гродно, чтобы обсудить с литовскими вельможами план предстоящей войны с Москвой. Были высказаны различные мнения. Одни советовали ударить прежде всего на Великие Луки, другие на Псков, третьи на Полоцк. Ян Замойский, главный помощник Батория, советовал идти к Полоцку, повторяя поговорку: бери то, что ближе всего.
Результат совещания порадовал Батория: вельможи Литвы обещали ему взять на свое содержание 10 000 всадников. Такая щедрость обязывала короля отнестись к делам литовцев с большим вниманием, а они жаловались на то, что многие судебные дела у них не разрешены со времен Сигизмунда-Августа. Из‑за этих дел Баторий задержался в Гродно до начала марта, а затем направился в Вильну. Тут, однако, в исполнении королевских намерений опять произошла проволочка. Войска собирались очень медленно. Король еще в начале января распределил пути, по которым должны были двигаться отряды, но срок, назначенный для их сбора, давно прошел. Наконец, первыми прибыли венгры, а о польских солдатах не было ни слуху ни духу. Ко всем этим затруднениям присоединились морозы, которые в 1579 году продолжались в Литве дольше, чем когда‑нибудь.
IV. Полоцк
Но хотя Баторий вынужден был откладывать выступление в поход, война, формально еще не объявленная, уже шла. Стоило Ивану уйти из Ливонии, как литовцы отняли у московитов Динабург: они послали в подарок русскому гарнизону бочку водки, воины перепились и не смогли оказать должного сопротивления, когда литовцы неожиданно пошли на приступ. Несколько позже Иван потерял и Венден. Матвей Дембинский и Иван Бюринг, секретарь Ходкевича, заняли крепость с помощью латышей, изменнически отворивших им ворота города. Постепенно у русских были отбиты и другие ливонские замки: Зонцель, Эрлю, Лемзаль, Буртних, Ропе, Нитау, Пуркель.
В начале февраля 1578 года русские воеводы попытались вернуть Венден. Они простояли под крепостью четыре дня, сделали даже пролом в крепостной стене, но все‑таки отступили, так как гарнизон, несмотря на недостаток съестных припасов (защитникам города пришлось есть лошадей), мужественно защищался, а потом и получил подкрепление, которое проникло в крепость через неплотное кольцо осады.
Потери Ивана в Ливонии увеличились еще вследствие измены Магнуса, перебежавшего на сторону Батория. Почва для этого готовилась давно, еще с конца 1577 года, когда между королем и герцогом начались тайные переговоры. От имени Батория их вел виленский воевода Николай Радзивилл, который насоветовал королю отдать герцогу Ливонию в управление. К соглашению на этот счет стороны пришли в конце 1578 года.
Иван неожиданно оказался в очень непростом положении. Он, казалось, уже держал победу в руках, а теперь многое надо было завоевывать заново. О немедленном возвращении потерянного нельзя было и думать, так как пришлось отвлечься на шведов, которые летом 1578 года атаковали русских и причинили им немало вреда.
Только в октябре московские воеводы, отвоевав у шведов замок Оберпален, снова попробовали взять Венден. После непродолжительной осады им удалось разрушить стену крепости, но тут ей на выручку явился польско-литовский отряд под началом Андрея Сапеги и Матвея Дембинского. Соединившись со шведами, которыми командовал Георг Бойе, поляки и литовцы переправились через реку Аа. Русские бросились на врага, пытаясь оттеснить его назад, за реку, но безуспешно. Завязался жаркий бой, в котором соединенным польско-литовско-шведским силам сопутствовал успех. Русские имели численное превосходство[23], но сражались беспорядочно. В результате часть русского войска была обращена в бегство, причем с поля битвы бежал и главный воевода, князь Иван Юрьевич Голицын. При этом русские воины, оставшиеся на поле сражения, засели в окопах и мужественно дрались всю ночь; только наутро после отчаянного рукопашного боя, уже оставшись в значительном меньшинстве, они сложили оружие; в этом бою убито было несколько русских воевод и много простых воинов[24].
Враги завладели русским лагерем, всей артиллерией[25], захватили в плен девять воевод и множество солдат, но сами потерпели урон незначительный[26]. Русские пленные отправлены были к королю в Гродно, а пушки — в Вильну.
Но это была еще не война, основные силы обеих сторон еще только готовились к схватке. Иван даже послал к королю гонца Андрея Тимофеева с предложением начать новые переговоры относительно Ливонии. Правда, перед этим он после совета с боярами и духовенством решил идти «на немецкую и литовскую землю». Решительности царю придал доклад великого посольства, возвратившегося из Кракова. Послы доносили, что Баторий идет к московским границам, но следуют за ним немногие охочие люди из литовской шляхты, из польских же панов и шляхты никто не идет. «Король говорил панам, чтоб шли с ним всею землею в Ливонию доступать тех городов, которые Москва захватила, но паны ему отговаривают, чтоб он и в Ливонию не ходил, а послал бы наемных людей защищать те города, которые за ним, а над другими промышлять. А во всей земле — в Польше и Литве, у шляхты и у черных людей, у всех одно слово, что у них Стефану королю на королевстве не быть, а пока у них Стефан король на королевстве будет, до тех пор ни в чем добру не бывать, а сколько им себе государей ни выбирать, кроме сыновей московского государя или датского короля, никого им не выбрать; а больше говорят во всей земле всякие люди, чтоб у них быть на государстве московского государя сыну».
Похоже, что послы докладывали царю не столько реальное положение дел, сколько то, что ему было приятно услышать. Баторий вряд ли уговаривал панов, чтоб они шли с ним «всей землей» в Ливонию, потому что понимал непригодность земского ополчения для военного дела. Паны же не могли отговаривать Батория идти в Ливонию, потому что сейм 1578 года согласился на установление налогов только при условии личного участия короля в войне. О низложении Батория говорили лишь немногочисленные его противники. В общем, сведения посольства были ложны, а между тем на них Иван строил свои завоевательные планы относительно Ливонии и Литвы; эти сведения вселили в него уверенность, что можно будет легко осуществить задуманное предприятие.
Иван собрал громадное войско: численность его доходила, по словам папского нунция Калигари, до 200 000 человек; один только царский полк включал 40 000 воинов. Но эта исполинская масса людей была плохо организована и дисциплинированна, чужда тому военному искусству, которое приносило победы Баторию. Что особенно важно, она не имела хорошего руководителя, каким для своего войска являлся Баторий, проницательный, в высшей степени даровитый или даже, как утверждают некоторые историки, гениальный стратег. У Ивана не было плана военных действий, тогда как польский король имел планы на случай любого развития событий. Царь принял решение идти «на немецкую и литовскую землю», но шел он во главе вооруженной толпы; и он сам, и почти все его командиры не имели понятия о тактике и стратегии. В результате, предприняв наступательную войну, он тут же, не сразу это осознав, вынужден был перейти к обороне, хотя замыслы Батория были ему в целом известны заранее[27].
