Рокуэлл Кент - В диком краю (Дневник мирных приключений на Аляске)
Работа, работа и работа, немного развлечений, не слишком долгий сон. Ветер дует непрерывно. Рокуэлл все такой же хороший: деятельный, добрый и, главное, счастливый. Он уже совершенно свободно читает любую книгу. Рисование стало для него естественным и регулярным занятием, почти отдыхом, потому что он может рисовать и в серьезном и в юмористическом стиле. Сейчас он в постели и ждет обещанной порции музыки и новой андерсеновской сказки.
Еще один день ушел, приближается новое утро. Я выхожу из дому. Усталые, воспаленные глаза широко раскрываются от лунного света и опять видят ясно. Мороз заставляет пританцовывать, распрямляя скрюченные колени. Согнутая спина невольно разгибается оттого, что вытянутые руки описывают круг в прекрасном обнимающем жесте, которым обычно сопровождается сладкий зевок в предвкушении сна.
Тринадцатое ноября! Как летит время! Я гляжу на черную воду, которую скоро опять предстоит пересечь, отправляясь в Сьюард! Из-за угла избушки неожиданно вырывается ветер. Я дрожу... и отправляюсь спать.
ГЛАВА V
ОЖИДАНИЕ
Четырнадцатое ноября, четверг
Мы готовы отправиться в Сьюард, как только немного поутихнет, но это может произойти и через две недели, и через два месяца. Одеяла и запас еды на несколько дней я уложил в большой рюкзак, чтобы не погибнуть с голоду, если нам придется высадиться в каком-нибудь неизвестном месте. Эта поездка, требующая очень немного времени, может, однако, продержать нас в Сьюарде множество дней и обойтись нам в три или четыре раза дороже.
Ветер по-прежнему северный, дни поразительно красивы, не уступают им и ночи. Сегодня поздним вечером мы с Рокуэллом в третий раз катались на коньках. До чего замечательно было на озере! Высоко над нами в безоблачном небе луна. Вокруг сверкающие от льда и снега горные склоны и черные ели. Мы катались, держась за руки, как влюбленная парочка. Мчались в самый дальний конец озера прямо в зубы свирепому ветру и возвращались назад, подгоняемые ветром, как корабли на всех парусах. Рокуэлл сегодня второй раз на коньках, и делает успехи с каждой минутой.
Я подстриг Рокуэлла, обросшего за эти четыре месяца. С челкой до бровей он был похож на средневекового мальчика. Теперь видно, что он действительно красивый парнишка. Все трудности этого холодного края и суровой жизни он переносит как настоящий мужчина. Я очень горжусь им.
Шестнадцатое ноября, суббота
По-прежнему ветер, и вчера, и сегодня, тот же холод, ясность, голубизна. А по ночам луна до самой зари стоит прямо над крышей и потом заходит где-то далеко на севере. Холодно по-настоящему. Олсон ходит совсем несчастный и удивляется, как это мы можем пилить дрова и кататься на коньках. Но я думаю, что таких страшных холодов, какие я испытал в первую зиму в недостроенном доме в Монхегане, в моей жизни уже не будет. В те холодные дни вода в ведрах, стоявших в четырех шагах от печки, за короткое время успевала превратиться в лед, а однажды ночью замоченная фасоль замерзла на горящей печке. Здешняя погода нам нравится. Поскольку избушка сильно сквозит, я трачу дрова безжалостно. И это доставляет мне истинное наслаждение после того, как всю жизнь приходилось буквально считать куски угля и поленья. На пруду намерзло льда на шесть дюймов, местами лед прозрачен и кажется черным, потому что сквозь него просвечивает дно. Утром я заставил Рокуэлла надеть теплое белье. Теперь он беспрерывно жалуется на жару.
Дни проходят однообразно, отличаясь друг от друга лишь какой-нибудь домашней работой, выпадающей раз в неделю или месяц, либо моими художественными успехами и неудачами. Нынче утром Олсон помог мне втащить нашу лодку на берег выше полосы пляжа. Это весьма основательно сделанная восемнадцатифутовая плоскодонка с тяжелым килем. Тем не менее прошлой ночью ветер проволок ее на целых четыре фута и, не будь она привязана, мог бы сдуть в воду, где волны, конечно, вскоре потопили бы ее. Сегодня я не буду читать в постели: она слишком далеко от печки.
Семнадцатое ноября, воскресенье
Сегодня утром мы спешно вскочили с постели, приняв окружающую тишину за предвестие спокойного дня, подходящего для поездки в Сьюард. Но за пределами нашей бухты море сильно волновалось; не прошло и двух часов, как налетела снежная буря. Стало холодно и темно. Мы едва погасили после завтрака лампу, как снова пришлось зажечь ее к позднему обеду. И все же за этот короткий промежуток я успел поработать над этюдом, Рокуэлл катался на коньках и рисовал и вместе мы напилили массу дров. Вечером я пытался написать статью для журнала "Модерн скул". Мы перевернули и закрепили веревками лодку как раз вовремя, потому что ночью выпал снег и покрыл землю толстым слоем. Луна взошла, и от прорывов в облаках у нас светло как днем.
Восемнадцатое ноября, понедельник
Сегодня буря с юго-востока. Ветер бешеный. Завтракали при лампе, работали, пока не стемнело, потом примерно часа в три или четыре обедали и снова за работу, и только позже я слегка вздремнул, так как чувствовал себя утомленным. Затем Рокуэлл ложится в постель, и я ему читаю, еще немного работаю, дальше легкий ужин, ради которого Рокуэлл поднялся, мытье посуды, и он опять укладывается спать. Минут на сорок я отправляюсь с визитом к Олсону, ухожу от него в десять и опять работаю до какого-то сумасшедшего часа. Что за нелепый день! Придется завести часы. А сейчас похоже, что больше нельзя тратить времени на этот дневник. Аминь.
Девятнадцатое ноября, вторник
Унылый-унылый, тягостный день. Но я работал, вернее, был чем-то непрерывно занят и сейчас готов улечься и почитать на сон грядущий. Мои сегодняшние успехи - четыре натянутых и загрунтованных холста, а одно это уже свидетельствует о трудовом дне, полном напряжения и преодоления препятствий. Что за нудная работа! Я уже .написал новогодние письма, почти все.
Чем ближе рождество, тем невыносимее становится вдали от дома и детей. Одному из членов нашей здешней семьи придется здорово притворяться!
ПЕРЕВОД ПИСЬМА
Адин рас вечиром я пашол спат и мне преснилос пра зверей а папа не спал ивот мои сон я и папа хатели паахотица в лесу где многа диких кошак диких кабанов валков оленев ливоф медвев кролеков дикабразов слонов лесиц итиграв мы атправилис в лес и там было так тиха што листик нишалохнеца и ни адин куст не заскрепит как вдруг невзапно три куста заскрепели. Но мы не знали што ето было я зобрался на дериво а папа спрятался за деривом он хател выстрелить в ружие но я сказал ему штоба он не стрилял в свое ружие потомушто я хочу ево поймать, темвремем я седел на дереве я придумал как зделать ему штонебуть преятное я нарвал листиев и зделал харошинкий кастюмчик ислистев я свизал листя веревкой.
[Подпись под рисунком:]
"М е д в е д ь"
Судя по волнам и звуку ветра, на море изрядный шторм. А дождь уныло стучит по крыше. Крупные капли падают с высоких деревьев, словно камни; мало-помалу они разбивают в клочья нашу толевую крышу, и теперь, когда дождь усиливается, все время слышно "кап-кап" с потолка на пол. Но нам-то уютно, значит, не стоит обращать внимания.
Сегодня я читал Рокуэллу перед сном сказку "Клаус большой и Клаус маленький" ("Клаус большой и Клаус маленький" - сказка Андерсена.). Это великолепная история, и мы так и покатывались со смеху. Рокуэлл не любит сказки про королей и королев. "Вечно они женятся и всякие такие вещи",говорил он. Однако сам Рокуэлл очень строго распланировал свою жизнь, включая женитьбу. Отправляясь в свадебное путешествие, он сядет на востоке в поезд один, а жену, чтобы не тратиться на проезд, найдет себе в Сиэтле. А решил он это сделать, не доезжая до Аляски, потому, что девушки там недостаточно хороши. Потом он останется на Аляске до конца жизни. И я смогу жить с ними, если до тех пор не умру, что, по его мнению, может случиться.
Я как раз кончил биографию Блейка и теперь читаю его прозу и индийские очерки Кумарасвами. Как заражает страстная убежденность Блейка! Только что я прочел: "Человеческий ум не способен проникнуть дальше, чем ему дано по милости бога, святого духа. Думать, что искусство может подняться выше лучших образцов, которые уже существуют в мире,-значит не понимать, что такое искусство, это значит быть слепым к дарам духа".
Здесь, в окружении гор, среди высшей простоты жизни, становятся смешными хлопоты человека вокруг форм искусства, все эти поиски новых способов выражения, потому что старые истерлись! Только бедность собственного восприятия, которое не способно прибавить ничего нового, заставляет человека искать спасение в том, что он дурачит сам себя, наряжая по-иному всё те же старые банальности или возвышая до уровня искусства пошлые идеи, находившиеся до сих пор в пренебрежении.
Двадцатое ноября, среда
Мы надеемся завтра выехать, хотя шторм еще не утих. Волнение страшное, но даже такие волны могут причинить нам меньше беды, чем зыбь, поднимаемая северным ветром. Больше всего здесь приходится бояться ветра.
