Евгений Анисимов - Русская пытка. Политический сыск в России XVIII века

Политический сыск при Екатерине II многое унаследовал от старой системы, но в то же время появились и отличия. Все атрибуты сыска сохранялись, но применительно к дворянам их действие смягчалось. Дворянина отныне можно было подвергнуть наказанию, только если он «перед судом изобличен». Освобождался он и от «всякого телесного истязания», а имение преступника-дворянина не отбирали в казну, а передавали его родственникам. Однако закон всегда позволял лишить подозреваемого дворянства, титула и звания, а потом пытать и казнить.

В целом концепция госбезопасности времен Екатерины II была основана на поддержании «покоя и тишины» – основы благополучия государства и подданных. Тайная экспедиция имела те же задачи, что и предшествовавшие ей органы сыска: собирать сведения о государственных преступлениях, заключать преступников под стражу и проводить расследование. Однако екатерининский сыск не только подавлял врагов режима, «примерно» наказывая их, но и стремился с помощью тайных агентов «изучать» общественное мнение.

Наблюдению за общественными настроениями стали уделять особое внимание. Это было вызвано не только личным интересом Екатерины II, желавшей знать, что о ней и ее правлении думают люди, но и новыми представлениями о том, что мнение общества нужно учитывать в политике и, более того, нужно контролировать, обрабатывать и направлять его в нужное власти русло. В те времена, как и позже, политический сыск собирал слухи, а потом обобщал их в своих докладах. Впрочем, уже тогда проявилась характерная для тайных служб черта: под неким видом объективности «наверх» поставлялась успокоительная ложь. Чем выше поднималась информация о том, что «одна баба на базаре сказала», тем больше ее подправляли чиновники.

В конце 1773 года, когда восстание Пугачева взбудоражило русское общество и вызвало волну слухов, были посланы «надежные люди» для подслушивания разговоров «в публичных сборищах, как то в рядах, банях и кабаках». Главнокомандующий Москвы князь Волконский, как каждый начальник, стремился, чтобы картина общественного мнения во вверенном его попечению городе выглядела для верховной власти по возможности более симпатичной, и посылал государыне вполне успокаивающие сводки о состоянии умов в старой столице, выпячивая патриотические, верноподданнические настроения москвичей. Традиция подобной обработки агентурных сведений была, как известно, продолжена и в XIX веке. Думаю, что императрица не особенно доверяла бодрым рапортам Волконского. В глубине души государыня явно не имела иллюзий относительно любви к ней народа, который называла «неблагодарным».

Влияние властей на общественное мнение состояло в утайке от него (впрочем, тщетной) фактов и событий и в «пускании благоприятных слухов». Следовало также вылавливать и примерно наказывать болтунов. Екатерина не упускала возможности выведать и наказать распространителей слухов и пасквилей о ней. «Старайтесь через обер-полицмейстера, – пишет она 1 ноября 1777 года о каком-то пасквиле, – узнать фабрику и фабрикантов таковых дерзостей, дабы возмездие по мере преступления учинить можно было». Петербургскими «вралями» занимался Шешковский, а в Москве это дело императрица поручила Волконскому.

Отчеты и другие документы политического сыска Екатерина читала в числе важнейших государственных бумаг. В одном из писем в 1774 году она писала: «Двенадцать лет Тайная экспедиция под моими глазами». И потом еще более двух десятилетий сыск оставался «под глазами» императрицы.

Екатерина II считала политический сыск своей первейшей государственной «работой», проявляя при этом увлеченность и страстность, которые вредили декларируемой ею же объективности. В сравнении с нею императрица Елизавета кажется жалкой дилетанткой, которая выслушивала краткие доклады генерала Ушакова во время туалета между балом и прогулкой. Екатерина же знала толк в сыске, вникала во все тонкости того, «что до Тайной касается». Она сама возбуждала сыскные дела, ведала всем ходом расследования наиболее важных из них, лично допрашивала подозреваемых и свидетелей, одобряла приговоры или выносила их сама. Получала императрица и какие-то агентурные сведения, за которые исправно платила.

Под постоянным контролем Екатерины II шло расследование дела Василия Мировича (1764), самозванки «княжны Таракановой» (1775). Огромна роль императрицы при расследовании дела Пугачева в 1774-1775 годах, причем она усиленно навязывала следствию свою версию мятежа и требовала доказательств ее. Самым известным политическим делом, которое было начато по инициативе Екатерины II, стало дело о книге А. Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» (1790). Императрица приказала разыскать и арестовать автора, прочитав только тридцать страниц сочинения. Она еще работала над своими замечаниями по тексту книги, ставшими основой для допроса, а сам автор был уже «препоручен Шешковскому». Направляла государыня и весь ход расследования и суда. Через два года Екатерина руководила организацией дела издателя Н. И. Новикова. Она давала указания об арестах, обысках, сама сочинила пространную «Записку» о том, что надо спрашивать у преступника. Наконец, она сама приговорила Новикова к 15-летнему заточению в крепости.

Екатерина, женщина образованная, умная и незлая, обычно следовала девизу «Будем жить и дадим жить другим» и весьма терпимо относилась к проделкам своих подданных. Но иногда она вдруг взрывалась и вела себя как богиня Гера – суровая хранительница нравственности. В этом проявлялась и традиция, согласно которой самодержец выступал в роли Отца (или Матери) Отечества, заботливого, но строгого воспитателя неразумных детей-подданных, и просто ханжество, каприз, плохое настроение государыни. Сохранились письма императрицы разным людям, которым она, по ее же словам, «мыла голову» и которых предупреждала с нешуточным гневом, что за такие дела или разговоры она может заслать ослушника и «враля» куда Макар телят не гонял.

При всей своей нелюбви к насилию, Екатерина порою переступала грань тех моральных норм, которые считала для себя образцовыми. И при ней оказались возможны и допустимы многие жестокие и «непросвещенные» методы сыска и репрессий, к которым прибегали власти всегда, начиная с бесстыдного чтения чужих писем и кончая замуровыванием преступника заживо в крепостном каземате по указу императрицы-философа (об этом ниже). Это естественно – природа самодержавия, по существу, не изменилась. Когда Екатерина II умерла и на престол вступил ее сын Павел I, самовластие утратило благообразные черты «государыни-матушки», и все увидели, что никакие привилегии и вкоренившиеся в сознание принципы Просвещения не спасают от самовластия и даже самодурства самодержца.

Тридцать два года (1762-1794) Тайной экспедицией руководил Степан Иванович Шешковский, который стал благодаря этому личностью весьма знаменитой в русской истории. Еще при жизни имя его окружало немало легенд, в которых он предстает в роли искусного, жестокого и проницательного следователя-психолога.

Степан Шешковский родился в 1727 году в семье приказного. В 1738 году отец пристроил 11-летнего мальчика в Сибирский приказ. Учреждение это, расположенное в Москве, считалось настоящими «серебряными копями» для умелых крючкотворов. Два года спустя отрока взяли на время к «делам Тайной канцелярии», а потом вернули обратно в Сибирский приказ. И вот тогда-то Шешковский совершил неожиданный для нормального карьериста-подьячего поступок: в феврале 1743 года он без ведома своего начальства уехал в Петербург и вскоре вернулся с указом Сената о переводе его в Московскую контору Тайной канцелярии. Неизвестно, как ему удалось этого добиться, но без ведома А. И. Ушакова назначение 16-летнего юноши на это место кажется невозможным. Понравился он и преемнику Ушакова – А. И. Шувалову, тот дал ему такую характеристику: «Писать способен, и не пьянствует, и при делах быть годен». В 1754 году Шешковский занял ключевой пост секретаря Тайной канцелярии, которому подчинялся весь штат сыскного ведомства. К моменту реорганизации сыска в начале 1762 года он, не достигнув и 35 лет, уже имел огромный опыт сыскной работы.

Глава Тайной экспедиции, несомненно, пользовался доверием Екатерины II, авторитет его у государыни был высок. Для допросов пойманного осенью 1774 года Пугачева она послала именно Шешковского, которому поручила узнать правду об истоках самозванства Пугачева и его возможных высоких покровителях. Шешковский по многу часов подряд допрашивал Пугачева и для этого даже поселился возле его камеры в Старом монетном дворе. Шешковского считали самым крупным специалистом по выуживанию сведений у «трудных», упрямых арестантов. Он знал, как нужно их убеждать, уговаривать, запугивать.

По-видимому, Шешковский умел выгодно подать себя государыне, держа ее подальше от многих тайн своего ведомства. В цитированном выше письме от 15 марта 1774 года к генералу А. И. Бибикову – руководителю одной из следственных комиссий – Екатерина ставила ему в пример деятельность Шешковского, возражая против расспросов «с пристрастием»: «При распросах какая нужда сечь? Двенадцать лет Тайная экспедиция под моими глазами ни одного человека при допросах не секла ничем, а всякое дело начисто разобрано было и всегда более выходило, нежели мы желали знать».