Борис Акунин - Между Азией и Европой. История Российского государства. От Ивана III до Бориса Годунова
Следует учитывать еще и то, что с ростом территорий и могущества Москвы численный состав аристократического сословия всё время увеличивался. К старинным московским родам прибавлялась знать присоединенных княжеств, татарские мурзы и русско-литовские православные магнаты, переезжавшие на Русь. Многие хотели служить богатой и могущественной Москве, которая щедро наделяла пришельцев вотчинами и подарками. Даже скупой Иван III на это расходов не жалел.
Сильное и многочисленное боярство, с одной стороны, являлось залогом мощи государства; с другой стороны, оно цепко держалось за свои традиционные привилегии и противилось укреплению абсолютизма. Тоталитарная власть не совместима с понятием о каких-то незыблемых правах подданных, кем бы они ни были.
И самой опасной, самой неприемлемой для Ивана привилегией боярства было закрепленное обычаем право на отъезд. С древних времен повелось, что всякий родовитый человек мог по собственному желанию перейти на службу к другому правителю, не только забрав с собой дружину, слуг и имущество, но и сохранив в собственности свои вотчины. Это не считалось изменой.
Московские великие князья охотно переманивали вассалов у небогатых соседей, однако для Ивана III, готовившегося превратить бояр из верных помощников в покорных холопов, сохранять старинную привилегию было недопустимо: обиженные и ущемленные слуги повалили бы от него толпами.
Поэтому Иван понемногу начал ограничивать право отъезда. Впервые это произошло в 1474 году, когда служебного князя Даниила Холмского заставили дать письменную клятву никогда московского государя не покидать. Впоследствии подпись на таких «крестоцеловальных» грамотах стала обязательной.
Непосредственным поводом для описанного выше восстания братьев-князей, которое случилось в такое опасное для страны время, накануне татарского нашествия, было именно покушение Ивана на право боярского отъезда.
Служебный князь Иван Оболенский-Лыко, обидевшись на государя (в 1479 году такое еще случалось), переехал от него к Борису Волоцкому, что было совершенно в порядке вещей. Ненормальной была реакция великого князя. Он потребовал, чтобы Оболенский вернулся. Борис с возмущением отказал. Тогда московские ратные люди взяли отъехавшего силой и доставили обратно в Москву.
Неслыханное покушение на старые порядки заставило и без того обиженного Бориса взяться за оружие. К нему присоединился негодующий Андрей Углицкий. С ними было до 20 000 людей – большая сила, а тут еще из степей на Русь пошел хан Ахмат.
Мы уже знаем, что Иван Васильевич помирился с братьями, дав им волостей, однако он не был бы собой, если бы не извлек пользу и из этой тяжелой ситуации. Взамен за земли братья согласились на новый порядок: теперь бояре могли отъезжать лишь от меньшего князя к великому и ни в коем случае не наоборот. Эта новация была важнее волостей, которые потом все равно достались государю.
Пресечение боярского «отъезда» имело огромное значение для укрепления самодержавной власти. По сути дела, это означало, что аристократия утрачивает личную свободу, будучи привязана к службе и государевой милости.
Движение к крепостному праву началось с высших слоев общества: первыми «крепостными» – намного раньше, чем крестьяне – стали знатнейшие люди государства.
«Новгородский» период
В первый период правления Ивана III ему пришлось решать задачу, к которой на протяжении веков безуспешно подступались многие владимиро-суздальские, а затем московские великие князья: покорение Новгорода. Без упразднения богатой и могущественной купеческой республики, без присоединения ее земель, занимавших половину всей восточной Руси, никакого объединенного государства возникнуть не могло бы.
Подробно о жизни и внутреннем устройстве Господина Великого Новгорода было рассказано в I томе, поэтому здесь я ограничусь лишь перечислением причин, по которым древняя вечевая республика, потерпела поражение в борьбе с молодым государством диктаторского типа.
Во-первых, при всем своем богатстве Новгород не обеспечивал себя зерном – состоятельные граждане часто не хотели заниматься сельским хозяйством, которое не могло конкурировать по прибыльности с торговлей, да и природно-климатические условия были неблагоприятны. Хлеб закупали в соседних русских областях, и всякое обострение отношений приводило к продовольственной блокаде.
Во-вторых, по верному суждению Карамзина, «падение Новагорода ознаменовалось утратою воинского мужества, которое уменьшается в державах торговых с умножением богатства, располагающего людей к наслаждениям мирным». Иными словами, республика привыкла решать все проблемы при помощи денег, а не оружия. У нее не было ни военного опыта, ни хорошо обученной армии. В случае опасности новгородцы могли собрать многочисленное ополчение, но оно было плохо вооружено и недисциплинированно; единственным по-настоящему боеспособным подразделением был «владычный стяг» – полк тяжелой кавалерии, содержавшийся на средства архиепископской казны.
Третья причина заключалась в анахроничности вечевой демократии. Время средневековых республик на Руси закончилось. Государство, в котором не было единства и всякое решение принималось лишь после долгих споров и проволочек, не могло противостоять агрессии со стороны державы, управлявшейся по принципу военного лагеря.
В общем, как выразился тот же замечательный Карамзин, «хотя сердцу человеческому свойственно доброжелательствовать Республикам, основанным на коренных правах вольности», приходится признать, что в XV столетии наиболее эффективной государственной системой для Руси была самодержавная монархия постордынского типа.
Отношения республики с Москвой испортились, когда Новгород дал убежище Шемяке, заклятому врагу Василия Темного. В 1456 году, то есть еще во времена соправительства Ивана Васильевича, москвичи воевали с новгородцами и нанесли им тяжелое поражение, но тогда республика отделалась выплатой контрибуции и очередным формальным признанием власти великого князя. Василию II этого было достаточно, однако его преемник вознамерился окончательно решить новгородскую проблему.
Стратегическую операцию, которую осуществил Иван Васильевич, можно разделить на несколько этапов.
Сначала он в открытый конфликт не вступал, подрывал республику изнутри, раскалывая новгородское общество.
В городе издавна существовала сильная партия, ориентировавшаяся на Москву. В основном это были торговцы зерном и та часть купечества, кто возил товары на восток, через русские земли. Московскую партию поддерживали городские низы, так называемые «молодшие» или «черные» люди, которым был жизненно необходим дешевый хлеб.
Новгородское вече. В. Худяков
Вторая партия главным образом состояла из бояр, боявшихся московского абсолютизма, и купцов, торговавших с Европой. Эту фракцию поддерживали «житьи люди», то есть домовладельцы, новгородский средний класс. Естественным союзником для антимосковских сил была недальняя Литва, поэтому вторая партия называлась «литовской».
Ну и, как водится, большинство населения постоянных политических пристрастий не имело и легко поддавалось манипулированию с обеих сторон, присоединяясь то к одному лагерю, то к другому.
Новгородская церковь, могущественный и баснословно богатый институт, лишь формально подчиненный московской митрополии, занимала половинчатую позицию, что в конце концов, в момент решающего столкновения, сыграло роковую для республики роль.
В 1460-е годы, на этапе политической борьбы за популярность, московская партия, несмотря на свои сильные позиции, потерпела поражение, потому что противоположную сторону возглавил сильный лидер – Марфа Борецкая, пожалуй, самая яркая женщина русского средневековья.
К сожалению, о ранней жизни Марфы мало что известно. Даже ее отчество указывают по-разному. Она происходила из новгородского боярского рода, дважды побывала замужем; ее сыновья от первого брака трагически погибли в море. Вторым мужем Марфы был посадник Исаак Борецкий (поэтому ее обычно называют «Марфа Посадница»). В остальной Руси в эту эпоху повторный брак у женщин был редкостью, но в Новгороде «слабый пол» не считался слабым и обладал гораздо большей свободой.
Ко времени описываемых событий Марфа была уже очень немолода. Она снова овдовела, имела взрослых сыновей, внука. Борецкие были богатейшим новгородским кланом, владели обширными угодьями, вели торговые операции. Один из сыновей Марфы, Дмитрий Исаакович, в 1471 году, вслед за отцом, стал посадником, но истинной душой и головой «литовской партии» была мать. У нее хватало предприимчивости и средств, чтобы обеспечить себе поддержку большинства новгородцев. Интересно, что двумя другими активными фигурами антимосковской оппозиции тоже были женщины, боярские вдовы Анастасия и Евфимия.
