Александр Бушков - Екатерина II: алмазная Золушка

Скоро их посадили на суда и отправили в свое отечество; но по роковому действию на них жестокой их судьбы буря потопила почти всех сих несчастных. Некоторые спаслись на ближайших скалах к берегу, но были также потоплены тем временем, как кронштадтский губернатор посылал в Петербург спросить, позволено ли будет им помочь.

Императрица спешила отправить всех родственников покойного императора в Голштинию со всею почестию и даже отдала сие герцогство в управление принцу Георгу. Бирон, который уступал сему принцу права свои на герцогство Курляндское, при сем отдалении увидал себя в прежних своих правах; а императрица, желая уничтожить управляющего там принца и имея намерение господствовать там одна, чтобы не встречать препятствий своим планам на Польшу, и не зная, на что употребить такого человека, как Бирон, отправила его царствовать в сие герцогство.

Узнав о революции, Понятовский, почитая ее свободною, хотел перед ней явиться, но благоразумные советы его удержали; он остановился на границах и всякую минуту ожидал позволения приехать в Петербург; со времени своего отъезда он доказывал к ней самую настоящую страсть, которая может служить примером. Сей молодой человек, выехавший из России поспешно, в такой земле, где искусства не усовершенствованы, не мог достать портрета своей любезной, но по его памяти, по его описанию достиг того, что ему написали ее совершенно сходною. Не отнимая у него надежды, она умела всегда держать его в отдалении, и скоро употребила русское оружие, которое всегда желает квартировать в Польше, чтобы доставить ему корону. Она склонила принца Ангальт-Цербстского, своего брата, не служить никакому монарху; но она не принимала его также и в Россию, всячески избегая всего того, что могло напоминать русским, что она иностранка, и через то внушать им опасение подпасть опять под иго немцев. Все государи наперерыв искали ее союза, и один только китайский император, которого обширные области граничат с Россиею, отказался принять ее посольство и дал ответ, что он не ищет с нею ни дружбы, ни коммерции и никакого сообщения.

Первое старание ее было вызвать прежнего канцлера Бестужева, который, гордясь тогда самою ссылкою своею, расставил во многих местах во дворце свои портреты в одеянии несчастного. Она наказала слегка француза Брессана, уведомившего императора, и, оставив ему все его имущество, казалось, удовлетворила ненависти придворных только тем, что отняла у него ленту третьего по империи ордена. Она немедленно дала почувствовать графу Шувалову, что он должен удалиться, и жестоко подшутила, подарив любимцу покойной императрицы старого араба, любимого шута покойного императора. Учредив порядок во всех частях государства, она поехала в Москву для коронования своего в Соборной церкви древних царей. Сия столица встретила ее равнодушно — без удовольствия. Когда она проезжала по улицам, то народ бежал от нее, между тем как сын ее всегда окружен был толпою. Против нее были даже заговоры, пиемонтец Одар был доносчиком. Он изменил прежним друзьям своим, которые, будучи уже недовольны императрицею, устроили ей новые ковы, и в единственную за то награду просил только денег. На все предложения, деланные ему императрицею, чтобы возвести его на высшую степень, он отвечал всегда: «Государыня, дайте мне денег», — и как скоро получил, то и возвратился в свое отечество.

Через полгода она возвратила ко двору того Гудовича, который был так предан императору, и его верность была вознаграждена благосклонным предложением наилучших женщин. Фрейлине Воронцовой, недостойной своей сопернице, она позволила возвратиться в Москву в свое семейство, где нашла она сестру княгиню Дашкову, которой от столь знаменитого предприятия остались в удел только беременность, скрытая досада и горестное познание людей.

Вся обстановка сего царствования, казалось, состояла в руках Орловых. Любимец скоро отрешил от должности главного начальника артиллерии Вильбуа и получил себе его место и полк. Замеченный рубцом на лице остался в одном гвардейском полку с главным надзором над всем корпусом, а третий получил первое место в Сенате. Кровавый переворот окончил жизнь Иоанна, и императрица не опасалась более соперника, кроме собственного сына, против которого она, казалось, себя обеспечила, поверив главное управление делами графу Панину, бывшему всегда его воспитателем. Доверенность, которою пользовался сей министр, противополагалась всегда могуществу Орловых, почему двор разделялся на две партии — остаток двух заговоров, и императрица посреди обеих управляла самовластно с такою славою, что в царствование ее многочисленные народы Европы и Азии покорялись ее власти.

Приложение 4

Иван Андреевич Крылов

УРОК ДОЧКАМ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Велъкаров, дворянин.

Фекла, Его дочь.

Лукерья, Его дочь.

Даша, их горничная.

Василиса, няня.

Лиза, девушка на сенях.

Семен, слуга.

Сидорка, деревенский конторщик.

Слуга.

Действие в деревне Велькарова.

Семен. Ну, думал ли я, скакав по почте, как угорелый, за 700 верст от Москвы наехать дорогою мою Дашу?

Даша. Ну, чаяла ли я увидеться так скоро с любезным моим Семеном?

Семен. Да как тебя занесло в такую глушь?

Даша. Да тебя куда это нелегкая мчит?

Семен. Как ты здесь?

Даша. Что ты здесь?

Семен. Ведь ты оставалась в Москве?..

Даша. Ведь ты поехал в Петербург?..

Семен. Где ж ты после была?

Даша. Что с тобою сделалось?

Семен. Постой, постой, Даша, постой! Мы эдак ничего не узнаем до завтра; надобно, чтоб сперва из нас один, а там другой рассказал свое похождение, с тех самых пор, как мы с тобой в Москве разочли, что нам, несмотря на то что мы, кажется, люди вольные и промышленные, а нечем жениться, и пустились каждый в свою сторону добывать денег… Мы увидим, кто из нас был проворнее, а потом посмотрим, тянут ли наши кошельки столько, чтоб нам возможно было вступить в почтенное супружеское состояние. Итак, если хочешь, я начну.

Даша. Пожалуй, хоть я сперва тебе расскажу — я в Москве…

Семен. Ты чудеса услышишь — я из Москвы…

Даша. То-то ты удивишься, — я в Москве…

Семен. Постой же, уж я кончу — выехавши из Москвы…

Даша. Да выслушай меня; оставшись в Москве…

Семен. Мне очень хочется подробно…

Даша. Ну вот, так и горю, как на огне, рассказать тебе…

Семен. Тьфу, пропасть! Даша, у тебя во рту не язык, а маятник, не дашь слова выговорить. Ну, рассказывай, коли уж тебе не терпится!

Даша. Вот еще какой! да, пожалуй, болтай себе, коли охота пришла…

Семен. Ох! зачинай, пожалуйста, я слушаю.

Даша. Сам зачинай… видишь какой!

Семен. Ну, ну! полно гневаться, мой ангел, неужли тебе это слаще, нежели говорить?

Даша. Я не гневаюсь. Говори.

Семен. Ладно, так слушай же обоими ушами; ты ахнешь, как порасскажу я тебе все чудеса…

Лиза (выглядывая из другой комнаты). Даша! Даша! Господа идут с гулянья.

Даша. Ну вот дельно! много мы с тобой узнали.

Семен. Кто ж виноват?

Даша. Послушай, по этой лестнице…

Лиза (показываясь). Даша! господа поворотили на птичий двор.

Даша. Не прогляди ж, как они воротятся.

Лиза. Не бойся, разве это впервой?.. (Уходит.)

Семен (почесывая лоб). Так это не впервой у тебя отводные-то караулы расставлены? Даша, что это значит?

Даша. То, что ты глуп. Мы опять потеряем время попусту: они тотчас воротятся. Ну рассказывай свое похождение!

Семен. Ты знаешь, что я, в Москве принявшись, к Честову, поехал с ним в Петербург. Там любовь и карты выцедили кошелек его до дна, и мы, благодаря им, теперь на самом легком ходу едем в армию бить басурманов. Здесь остановились было переменить лошадей, но барин с дороги несколько занемог и едва ль не останется до завтра. Он лег заснуть, а я, ходя по деревне, увидел тебя под окном и бросился сюда, — вот и все тут!

Даша. Только всего и чудес?

Семен. А разве это не чудо, Дашенька, что меня на всем скаку, сонного, сбрасывало с облучка раз десять, и я еще ни руки, ни ноги себе не вывихнул? Ну-тка, что ты лучше расскажешь?

Даша. После твоего отъезда принялась я к теперешним своим господам Велькаровым, и мы поехали в эту деревню, — вот и все тут!

Семен. Даша! Коли тебя с облучка не сбрасывало, так у тебя чудес-то еще меньше моего. Да обрадуй меня хоть одним чудом! Есть ли у тебя деньги?