Карина Кокрэлл - Мировая история в легендах и мифах
Наслышана о Тосканелли и даже о Птолемее! С этой дамой можно было говорить по существу!
А Исабель, конечно, не стала объяснять Христофору, что на острове Порту-Санту чтение книг — любых книг! — помогло ей окончательно не помешаться, и что в библиотеке ее мужа — капитана Перестрелло, которому в этом смысле повезло меньше — были в основном книги по географии и навигации.
— Западный Океан не безбрежен, — сказал Христофор. — На запад от Канар куда-то летят птицы. По картам Тосканелли, даже если его расчеты и не верны абсолютно, между Азорами и Азией лежат острова Антилла и Сипанго, окруженные множеством других островов, на которых корабли могут сделать остановку.
О, да, она столько раз слышала это название: «Антилла». Ее муж только об этом острове и говорил в своем безумии: о песке белом, словно снег в горах, о населяющих этот остров людях, избегнувших Грехопадения, не отведавших от Древа познания добра и зла… Уж не по россказням ли обезумевших навигаторов и составил свою карту Тосканелли?
Исабель опять насмехалась:
— Ах, да, конечно, птицы! Птицы — это наивернейшее доказательство. Даже если они просто летят на запад, а потом делают круг над морем и возвращаются. И, постой, Антилла — это не мифический ли остров в западном Океане — тот, на котором укрылись от магометан семеро христианских епископов и построили чудесные Семь Городов? О нем много рассказывают сказок, но найти его не удалось никому, даже Энрике Навигадору. Интересно, где же этот чудесный остров? Не иначе, где-то рядом с царством Пресвитера Иоанна, которое тоже все искали, да так и не нашли?
В Христофоре опять закипало раздражение: обо всем судит, ни во что не верит. Может, это она — еретичка?
А Исабель продолжала издеваться:
— А Сипанго — это тот остров, где побывал Марко Поло? Книгу которого называют в Венеции, если не ошибаюсь, «Ill Millione» — «Миллион фантастических историй»? Помню-помню. Занимательное сочинение. Особенно о людях с лицами на груди и дневных призраках. Опасное чтение для простаков и безумцев. Они верят.
Христофор смотрел на нее внимательно.
Исабель снова хохотнула вызывающе:
— И прошу тебя, оставь в покое этого флорентийца и его сказки про Сипанго и Антиллу! После аудиенции с ним король несколько дней никого не принимал из-за головной боли. Мессир оказался из тех ученых, что не замолкают ни на минуту и никого, кроме себя, не слышат. Может быть, он и гений. Скорее всего, это так. Но у королей — свои предпочтения. Теорию Тосканелли, кстати сказать, осмеяли большинство придворных географов короля Альфонсо! Особенно за то, что флорентиец замахнулся на птолемеевы расчеты размеров земли. И Тосканелли постоянно ест от простуды сырой чеснок. В больших количествах. — Она брезгливо поморщилась.
— Тосканелли, может, и воняет чесноком, но его расчеты ничуть не менее верны, чем у Птолемея: и те и другие — умозрительны.
Разговор взволновал его донельзя:
— Я изучил все, что приходило в лавку для продажи: от Маринуса Тирского, на которого ссылался и Птолемей, до перса Альфрагануса из Багдада, и сопоставлял расчеты. Ясно одно: точного размера океана, что простирается от Азор до Азии, да и настоящих размеров земли не знает никто!
— И что предлагаешь ты?
— То, что может предложить навигатор: проверить все на деле, опытом.
— То есть поднять паруса и плыть куда-то на запад с надеждой приплыть на восток? Рисковать вслепую, без всякого представления, сколько времени займет такое путешествие?
— Опасно в жизни многое, если не всё… — Он посмотрел на нее многозначительно. — Например, донна Исабель, завтракать в Лиссабоне с кастильской espia ничуть не менее опасно… — Она улыбнулась. — Без риска все мы сейчас барахтались бы у берегов Mare Nostra[287]. И не знали бы ни Азор, ни африканского берега.
Она внимательно слушала.
— Можно верить расчетам одного ученого и не верить расчетам другого, — Он слегка подался к ней через стол.—
Можно верить или не верить! Только доказать ничего нельзя… Особенно — споря до хрипоты в ученых собраниях.
Исабель опять заговорила — жестко, вызывающе:
— И как намерен что-либо доказать ты? Решимость есть у многих навигаторов. И это они, полные решимости и ничего иного, шлют королю письма мешками… А ведь опыта у некоторых поболее. И в письмах иных капитанов гораздо меньше ошибок в португальском, чем в твоих, наивный самоучка и преисполненный самоуверенностью сын безродного савонского ткача!
Пусть слушает, пусть привыкает! Ему еще много раз придется это услышать! Интересно, что он на это ответит?
Он, не шелохнувшись, разглядывал ее криво усмехавшиеся губы. Ей стало не по себе от его пугающей невозмутимости.
Потом медленно поднялся, обошел стол и остановился очень близко, едва не наступив на ее юбки. Она не шелохнулась. Наблюдала за ним снизу вверх с любопытством, держа спину прямой, как доска. Выдержки ей тоже было не занимать, хотя чувство опасности в ней нарастало. Он близко наклонился к ее лицу, как скала навис над ней — огромный, горбоносый:
— Ты права, донна Исабель. Я — сын савонского ткача, — тихо сказал он со странным выговором, который мог быть и генуэзским, и кастильским, и каталонским, который вообще трудно было определить, потому что он говорил на стольких языках, но ни одного не знал как следует, — Но… явись сюда сегодня с проповедью Нового мира сын простого назаретского плотника… ты бы и ему попеняла, благородная донна?
— Ты сравниваешь себя с… Еретик… Богохульник! — непонятно, чего в ее голосе было больше — ужаса или восхищения.
Он взял ее руку. Поднес к губам ее пальцы, глядя в ее глаза не отрываясь:
— Я не знаю точно, что нужно от меня донне Исабель Перестрелло. Но сделаю всё. Всё. Мне нужно только одного… Аудиенции у Его величества короля Португалии.
Она неожиданно для него первая отвела взгляд и, хотя медленно и с неохотой, но осторожно отняла руку. И подумала, что он опять выдержал испытание.
— Предположим… Я не говорю, что смогла бы это сделать, но предположим… Я содействовала бы твоей аудиенции у короля Португалии и Алгарвы. Что бы ты ему сказал, безродный estrangeiro[288], выросший на воде, не имеющий связи с какой-либо определенной страной, да и, насколько я знаю, не очень связанный с сушей вообще? Как ты сможешь убедить его, если не убеждаешь даже меня?
Да, это не Бартоломео! Этот — или добьется своего, или закончит плохо, очень плохо. Впрочем, Бартоломео тоже может закончить очень плохо, независимо от характера. Да и она сама… Ивее они…
Отбросив все эти мысли, Исабель все же поздравила себя: она все рассчитала правильно и нашла самое слабое место этого честолюбивого генуэзца-навигатора.
На улице, в довершение к обычному шуму, кто-то очень громко, монотонно заиграл на рожке, пока не начали подвывать собаки. Наконец все стихло, кроме смеха и голосов.
— Зачем тебе аудиенция? Неужели ты не понимаешь: тебе нечего предложить королю! Решимости недостаточно. Нужно то, чего не предлагал еще никто. Нужна убедительная причина, чтобы получить покровительство Короны. На это у тебя — никаких шансов.
Он поднялся из-за стола и сел рядом с ней на лавку верхом. Чуть склонив голову, словно любуясь красивым предметом, провел пальцами по ее шее и расстегнул еще одну пуговицу на ее зеленом платье:
— Вот так еще лучше!
Она напряглась, но не отстранилась.
— О, у меня есть чем удивить Его величество, Ваша честь донна Перестрелло!
— Вот как! Чем же? Разглагольствованиями о Тосканелли и Антилле?
— Не только. Я приду к португальскому королю не смиренным просителем, каких много. Я приду и потребую. Не менее чем десятую часть. Нет, четвертую часть от всех богатств в найденных мною землях. И не менее, чем титул вице-короля.
— Вице… короля?! — У нее вырвался разочарованный смешок, и она в сердцах застегнула расстегнутую им пуговицу. — Это что еще за титул? При дворе будут рады развлечению. Не забудь захватить шутовской колпак.
— И титул вице-короля, и что-нибудь столь же неслыханное, вроде Адмирала Океана. Помоги мне, дона Исабель, я не слишком силен в титулах, может быть, ты и подскажешь. — Он смеялся. Она удивленно приподняла брови. — Я знаю, что это неслыханно, и надо мной, конечно, посмеются, и прогонят от дверей… Но… — Он сделал многозначительную паузу и подался вперед. — Но не забудут. Не забудут! Я стану видимым. Имя мое узнают. Все просят, а я — потребую. Громко. И это — самое главное, для чего мне нужна аудиенция. Я все продумал. Ведь я — никто и неизвестно откуда. Ты права, мудрая донна, мне нечего ожидать от португальского короля: я иностранец. Он не станет доверять мне, как доверяет своим благородным придворным дамам, истинным португалкам. Но…
