Лев Поляков - История Антисемитизма. Эпоха Веры.
В дальнейшем, в течение XVII века, горстка обращенных евреев, некоторые из которых в тайне исповедовали иудаизм, смогла обосноваться в Москве. Но когда король Польши попросил царя Михаила разрешить прибытие в Москву Аарона Марковича, «посредника», представляющего польский двор, царь ответил ему: «Евреи никогда не приезжали в Москву, и христиане не должны с ними общаться». Кроме того, договор, подписанный в 1678 году между царем Федором и Яном Собеским, ясно предусматривает, что польские торговцы-католики смогут обосноваться в Москве, но что еврейским торговцам это не будет разрешено. В 1698 году к Петру Великому во время его пребывания в Амстердаме обратился бургомистр города Витсен с просьбой разрешить въезд в Россию нескольких еврейских торговцев или деловых людей. По воспоминаниям одного свидетеля в ответ было получено следующее заключение:
«Мой друг, вы знаете нравы и обычаи евреев, вы также знакомы с русскими. Я также знаю и тех, и других, и поверьте мне: еще не пришло время для встречи этих двух народов. Скажите евреям, что я благодарю их за их предложения и понимаю ту выгоду, которую я бы мог из них извлечь, но мне было бы их жаль, если бы им пришлось жить среди русских».
Петр Великий имел безусловно независимый ум. По другому поводу он писал: «Для меня все едино, был ли человек крещен или обрезан, лишь бы он был порядочный человек и хорошо знал свое дело». Хотя он предпочитал не допускать в свою империю западных евреев, по крайней мере он заботился о тех, кто в течение поколений проживали на недавно присоединенных или завоеванных территориях, на Украине и в балтийских странах. При его наследниках ситуация изменилась. Через два года после его смерти его вдова императрица Екатерина I издала следующий эдикт:
«Все евреи мужского пола и женского пола, которые находятся на Украине и в других русских городах, должны быть немедленно изгнаны за границы России. Отныне они не будут допускаться в Россию ни под каким предлогом, и за этим повсюду будут строго следить».
Речь шла о тех еврейских коммерсантах и ремесленниках, о глубоком проникновении которых в местную экономику я писал выше. В этих условиях, как только их начали изгонять, возникли серьезные осложнения, и гражданским или военным властям пришлось допускать многочисленные отсрочки, чтобы избежать более серьезных беспорядков. В течение последующих лет возникли многочисленные конфликты между чиновниками и органами, заботящимися о национальном благополучии, и теми, кого прежде всего интересовало спасение души. В 1743 году Правительствующий Сенат представил Елизавете Петровне, дочери Петра Великого, подробный доклад, оценивающий выгоды, которые могла бы извлечь императорская казна из допуска еврейских торговцев на ярмарки Клева и Риги. Ответ императрицы был кратким и категоричным: «От врагов Христовых не хочу иметь никакой прибыли». Это было начертано ею собственноручно на полях доклада.
Выше мы кратко описали происхождение знаменитой «черты оседлости» и законодательства, которое вплоть до Февральской революции 1917 года ограничивало место проживания всех еврейских подданных царской империи ее западными окраинами, тем самым превратив их в наследственных лишенцев права на проживание. Их число невероятно возросло после разделов Польши.
В истории антисемитизма определенную роль сыграло своеобразное, специфически женское ханжество. Подобно жене и дочери Петра Великого Изабелла Кастильская, Маргарита-Терезия Австрийская (Изгнанная из Испании (1492 г.), Вены (1670 г.) и Богемии (1745 г.)), Мария -Терезия Австрийская прославились тем, что в определенный момент они нарушали уже весьма хрупкое равновесие. В этой связи можно сделать вывод, что абсурдные решения, имевшие тяжелые последствия, были вообще характерны для этих правительниц. Особенно далеко зашли эти последствия в данном вопросе. Ведь иная политика позволила бы огромным пространствам Российской империи поглотить избыток польских евреев и тем самым избежать их неописуемой концентрации на крайне незначительной территории четырехугольника, в вершинах которого находились Варшава, Одесса, Вена и Берлин, и где с конца XIX века страсти бурлили как в котле с хорошо известными последствиями.
IX. ЗАРЯ НОВОГО ВРЕМЕНИ
В XVIII веке количество евреев в Европе достигло приблизительно двух миллионов; около половины из них жили в Польше. Условия их жизни варьировались в разных странах, но основные различия были между сефардами (испанскими и португальскими евреями) и ашкеназами (немецкими и польскими евреями). Сефарды, насчитывавшие, возможно, около ста тысяч человек, в основном, были потомками тех марранов, о которых мы говорили. Они имели возможность расселиться по всем европейским странам за исключением полуострова, откуда они вели свое происхождение и где время от времени продолжали загораться костры инквизиции. В основном, они утвердились в больших европейских и мировых портах, где занимались международной торговлей в мировом масштабе. Один английский автор начала XVIII века сравнивал их с «болтами и гайками большого здания, которые сами по себе не имеют большой ценности, но совершенно необходимы, чтобы здание не рухнуло». Все правительства рассматривали их как полезных подданных; помимо коммерческой и финансовой деятельности многие из них посвящали себя литературе и искусствам, другие подвизались на политической сцене как посредники или тайные агенты. В основных центрах их проживания – в Лондоне, Амстердаме, Гамбурге, Бордо, Ливорно они имели привилегированный статус и, как правило, следовали обычаям и модам своего времени.
По словам одного немецкого путешественника, сказанным в 1678 году, голландские евреи «так процветают, что их не следует рассматривать как евреев». В следующем году герцог Ганновера, находясь проездом в Амстердаме, заболел. Его жена писала брату: «Слава Богу, он чувствует себя лучше благодаря заботам синьора Роббио, врача-еврея, и нашего хозяина синьора де ла Коста, уроженца Португалии из того же племени, который нас замечательно устроил и собственноручно приготовляет бульоны для Эрнеста-Августа. Он такой чистоплотный, как и все его соплеменники, которые не хотят иметь ничего общего с немецкими евреями из-за их грязи и зловония…» Итак, эти приобщенные к культуре евреи, которых можно называть «ассимилированными» до того, как возникло это понятие, тщательно дистанцировались от своих единоверцев. Лучше всего их особое мнение о самих себе, отражавшее взгляд на них образованных христиан, представлено в защитительной речи, с которой в следующем столетии еврей из Бордо Пинто выступил в противовес антисемитским обобщениям Вольтера:
«Если бы и в этом случае господин де Вольтер проявил присущую ему строгость в рассуждениях, то он начал бы с того, что следует отличать испанских и португальских евреев от всех остальных, поскольку они никогда не смешивались и не растворялись в толпе остальных детей Иакова. Нравы португальских евреев совершенно отличны от нравов остальных евреев. Они не носят бороду и не имеют никаких особых примет в своей одежде. Состоятельные люди из их среды добиваются такой же изысканности, элегантности и пышности в своих одеждах, как и другие народы Европы, от которых они отличаются только своей верой. Их разрыв с остальными собратьями зашел так далеко, что если португальский еврей в Голландии или Англии женится на немецкой еврейке, то он тотчас же утратит все свои преимущества. Его больше не будут признавать членом местной синагоги, он будет лишен всех гражданских и религиозных бенефиций, он будет полностью отрезан от тела нации, его даже нельзя будет похоронить вместе с его португальскими собратьями. Мысль о том, что они, в основном, произошли из племени Иуды, а их главные семейства прибыли в Испанию в эпоху вавилонского плена, лишь усиливает эти различия и способствует развитию у них той возвышенности чувств, которые отличают их и которые признают даже их братья иного происхождения (…).
Те, кто знаком с португальскими евреями во Франции, Голландии и Англии, знает, что будучи весьма далеки от того, чтобы, как говорит господин де Вольтер, испытывать «непреодолимую ненависть ко всем народам, которые терпят их», они, напротив, считают себя настолько слившимися с этими народами, что даже рассматривают самих себя как их часть. Их испанское и португальское происхождение стало чисто духовной чертой, в которой самый строгий критик может усмотреть гордость и тщеславие, но отнюдь не скупость и суеверие…»
Эти противопоставления и возражения ассимилированного еврея XVIII века начнут проявляться в бесчисленных вариантах после всеобщей эмансипации евреев, поскольку, опираясь на сходные аргументы, в дальнейшем богатые евреи станут дистанцироваться от бедных, местные евреи от пришлых и, как это ни странно, немецкие евреи от польских. Таинство эмансипации состоит в том, чтобы всегда указывать на того, кто является евреем в большей степени, чем ты сам. Было бы только справедливым добавить, что господин Пинто затем брал под защиту всех своих единоверцев, объясняя их недостатки условиями, в которые их поставили. В этом отношении он также опередил свою эпоху:
