Екатерина Вторая - Екатерина Вторая и Г. А. Потемкин. Личная переписка (1769-1791)
Твоя благодарность и что по сему случаю пишешь, без слез читать не могла. О намерении твоем действовать флотом в разговорах говорено будет: по твоему совету скажем, что распутица причиною, что ничто не довозится, и тому подобное. Но ради Бога сам берегись, не вдавайся излишне где в опасности, je ne veux pas Vous perdre, mon cher Monsieur.[426]
Второй твой курьер до сего часа не приехал. Ты говоришь, что посылаешь его чрез Польшу: уж не лутче ли их посылать чрез Россию, чтоб иногда не перехватили их с чем нужным? Не имея твои письмы о боярах, ничего сказать не могу, такожде о войсках Малороссийских, а что получу, то ответом не помешкаю. За простыни благодарствую, в Царском Селе зделаю из них употребление. Прости, мой друг, Бог тобою, будь здоров и благополучен. Мы говеем, и твой корнет в Анненской ленте и поведения безпорочного.
Февр[аля] 6 ч., 1790
1032. Г. А. Потемкин — Екатерине II
8 февраля [1790]. Яссы
Курьера, что я послал чрез Польшу на Лоев, приказал поворотить: боялся, чтоб по болезни или какому другому случаю письмы не попались в руки полякам.
Матушка родная, чин Гетмана Великого подаст мне способ принесть Вам новую услугу, я сему рад. Польские войски от наших границ потянулись к Галиции, с нами обходятся хорошо и вежливо. Причина их приближения есть та, что Цесарь 20 т[ысяч] ввел в Галицию по подозрению на своих подданых поляков. А поляки приняли подозрение наипаче, потому что пред сим на границе зделалась драка у поляков с цесарцами таможенными.
Вернейший и благодарнейший
подданный Князь Потемкин Таврический
1033. Г. А. Потемкин — Екатерине II
Февраля 8 [1790]. Яссы
Матушка Всемилостивейшая Государыня. Я недоумеваю, как теперь что-нибудь двинуть отсюда. Полки все отделены степью: ни людям возможности нет укрыться от зимы, ни лошадям нет корму. Изволишь, матушка родная, писать, что Граф Салтыков говорил, что можно с Кавказа уделить десять тысяч. Тут его Сиятельство доказал, что щету не знает. Да как сам был, то отозвался, что всего мало, и для того ничего не предпринял. Се n'est pas son affaire de combiner les choses.[427] Я противу рескрипта зделал отметки1. А затем скажу: не можно ли всячески отвести Прусского Короля от его намерений. Пусть он берет Померанию и что хочет. Прошу Вас, как Вам обязанный всем, прикажите постараться обратить на лутчее, а то все верх дном пойдет. Где набрать войск и начальников столько и достанет ли внимания?! Разбившись повсюду, везде будем слабы и нигде не успеем. Пространство границ не дозволяет одной части служить помощию другой. Ежели бы сказать, чтоб делать мир во что бы то ни стало, но турки, видя диверсию столь сильную, никакого не зделают. С ними же всего хуже набиваться. Я все употребляю, чтоб визиря заставить за собою ходить. Цесарцы по многому старанию не выторговали ничего и теперь требуют вместе трактовать.
Я не знаю хорошо разположения полков кавказских. Назначу оттуда в Белоруссию несколько, только когда они придут. Сами извольте подумать — из Крыму тронуться до подножного корму нельзя. Полки Украинской армии, как прежде доносил, так малолюдны, что и баталиона не составляет полк. Рекрут принимают, но немного еще в Харьков пришло. Считал я все привести в порядок и комплект, но теперь мудрено уже будет сие зделать. Естли бы возможно было хотя шесть месяцев выиграть, то исправил бы2.
С жителями кавказскими, а паче с кабардинцами, нужно обойтись милостиво, и тем ту сторону обезпечить, а потому и войск тамо не будет нужды держать столько. У Кабарды отняли много земли, а она нам на ничто. До времяни Губернское правление перевести в Астрахань. Я берусь тот край устроить и тем войск тамо гораздо уменьшить.
Извини, матушка родная, что я пишу [не]связно: я перемогался, а четыре дни слег в постелю. Теперь, слава Богу, все прошло сильным поносом, но слаб, как муха.
В Венгрии и Трансильвании дела были худы. Они требовали всех отнятых прав у них и сказали, что Короля не имеют, ибо он некоронован. Император все возвратил и корону, и кондицию принять обещал. Сим так выиграл, что Венгрия хотя вся наголову пойдет на войну.
Войски репортирую во все места, что можно, и донесу за сим тот час, но весьма бы хорошо, естли бы без того обошлось.
Во всю жизнь вернейший и благодарнейший
подданный
Князь Потемкин Таврический
1034. Г. А. Потемкин — Екатерине II
[25 февраля 1790]
Матушка Всемилостивейшая Государыня. Ты, моя кормилица, сверх милости, само по себе безмерной, присоединяешь и вкус, и драгоценность. Изволишь писать: «мой Великий Гетман». Конечно, твой. Могу похвалиться, что ничем, кроме тебя, никому не должен. Дай Боже мне служить тебе везде с успехом и пить при победе неоцененное твое здоровье. По смерть вернейший и благодарнейший подданный
Князь Потемкин Таврический
1035. Г. А. Потемкин — Екатерине II
25 февраля [1790]. Яссы
Матушка Всемилостивейшая Государыня. Привез ко мне полковник Текутьев1 репорт о произведенных, но не получил я с ним Вашего письма. Нетерпеливо ожидаю курьера. Нескоропостижность моя довела визиря до нетерпеливости. Я наверно знаю, что Порта намерена тянуть дела в переговорах и, будучи теперь слаба в силах военных, удержит нас тем от действий военных, а, наконец, изготовясь, прервет негоциацию, ежели она не в пользу их будет. Но визирь и риджалы[428] хотят миру, Султан же сваливает все с себя на них, чтоб не быть упрекаему, а притом пьянствует2. Кто ему подводит мальчиков, тот и силен. Дела их в крайнем разстройстве, и естли бы дворы известные можно соединить нам с Императором (он уже скончался3) и с собою, то, конечно, бы пала Отоманская Порта.
Цесарцы не понимают хитрости турецкой в назначении места конгресса в их владении, а я вижу, что турки хотят впустить и других министров, которые не поедут на место, которое в наших руках4. Не выйдет из конгресса пути, а паче для меня он затруднителен, ибо я известен, что визирь на меня будет сваливать принуждать цесарцев отступать от требований. Неловко и несовместно и то, что цесарцы везде хотят брать места у нас, а туркам уступают. Из записок моих к Бароцию5, изволишь, матушка, усмотреть, что я истощил все способы к наведению страха в турках и уверен, что сие немало произведет действия. Нужно мне иметь по записке здесь приложенной повеление, обещая им союз наш: мы отвлечем их от всех других и тем, может быть, навсегда инфлуенцию пресечем других дворов. Кажется, что турки сему будут рады6.
Хотя я и отделался от болезни, но все еще нехорош.
Землетрясения нынешний год здесь часты, но очень сильных не было.
Узнал о кончине Императора. Я отправляю барона Биллера в Вену, чтоб узнать, как у них мыслят и какое разположение нового Государя7. Из Варшавы не имею никаких известий, а ежели и будут, то все фабалы. Естли бы ревностный был тамо и не столь ненавидимый министр, много можно бы было обратить нам себе на пользу, пользуясь негодованием бедной шляхты, отверженной ныне от права подавать голос на сеймиках. Их тысячи противу богатых. Княгиня Сапега пристает к ним, недовольна Королем и Сеймом, как бы и ее не поворотить к нам, а она много может, но что делать?!
Прости, матушка родная, я скорблю, не имея Ваших писем. По смерть
вернейший и благодарнейший
подданный Князь Потемкин Таврический
1036. Г. А. Потемкин — Екатерине II
Яссы. 25 февраля [1790]
Отделавшись, матушка родная, от болезни, крайне однако ж слаб. Боли головные замучили.
Император нас оставил. Не худо иметь порасторопнее Князя Голицына теперь в Вене для настроения дел с новым Государем. Не мудрено бы было Его поладить с Прусским Королем и с Англией и тем нам развязать руки кончить дела1. Поверь, кормилица, что Порта столь в худом состоянии, что бы одной кампанией их из Европы проводили. Боже дай милость, а иначе лутче помириться. По смерть
вернейший и благодарнейший
подданный
Князь Потемкин Таврический
1037. Г. А. Потемкин — Екатерине II
Всеподданнейше прошу Ваше Императорское Величество повелеть прислать ко мне несколько экземпляров печатанного у нас алкорана. При сношении ныне с турками может он с пользою быть употреблен.
Князь Потемкин Таврический
25 февраля 1790 года. Яссы
1038. Екатерина II — Г.А. Потемкину
Друг мой Князь Григорий Александрович. Из рескрипта, мною подписанного, увидишь положение дел до сего часа, и колико нужно готовиться к отпору злых намерений врагов наших1. Всевозможные меры употребляются — укротить их злобу, отвратить и удалить принятые ими единожды правилы унизить Россию и влещи ее за собою в их намерения и виды по своим мнимым интересам немецким. Надлежит теперь смотреть — смерть Императора какие окажет обстоятельства; но судить по прошедшему о будущем, то дела останутся почти в том же положении, понеже и из сообщений Берлинскому двору предварительно кондиции мира с прошением их добрых оффиций, они из оных зделали употребление коварное, злое и гордое, доказующее умоположение того двора и бешеных намерений Герцберга, который Королем властвует. Теперь требует у Польши Торун и Данциг2. Я говорю: пусть берет, но помню, что в 1763 году Бестужевым записано в протокол конференции, что сие — казус-федерис, понеже о Данциге трактаты и гарантии собенные, и я все то знаю, ведаю и помню, что после того дня и противу говорено и делано, и стараюсь обратить все к лутчему и к утушению, чтоб не все верх дном пошло, как пишешь.
