Франсуа Минье - История Французской революции с 1789 по 1814 гг.
Австрийцы, побежденные при Маренго первым консулом и разбитые Моро при Гогенлиндене, принуждены были сложить оружие. Восьмого января 1801 г. республика, венский кабинет и Германская империя заключили Люневильский договор. Австрия подтвердила все условия Кампоформийского договора и уступила, сверх того, Тоскану пармской инфанте. Империя признала независимость республик: Батавской, Гельветической, Лигурийской и Цизальпинской. Мир вскоре стал всеобщим; достигнут он был Флорентийским договором (18 февраля 1801 г.) с королем неаполитанским, уступившим остров Эльба и княжество Пиомбино, Мадридским договором (29 сентября 1801 г.) с Португалией, Парижским договором (8 октября 1801 г.) с императором русским и предварительными мирными условиями (9 октября 1801 г.) с Оттоманской Портой. Весь континент, положив оружие, принудил и Англию к временному миру. Питт, Дундас и лорд Гренвиль, поддерживавшие эту кровавую борьбу против Франции, вышли из министерства в тот момент, когда уже невозможно было следовать их системе. Английская оппозиция заменила их, и 25 марта 1802 г. Амьенский договор закончил собой всеобщее умиротворение. Англия согласилась признать все континентальные приобретения Французской Республики, признала существование всех второстепенных республик и возвратила Франции ее колонии.
В продолжение морской войны с Англией французский флот был почти совсем уничтожен. Триста сорок кораблей были или взяты в плен, или истреблены, и большая часть колоний попала в руки англичан. Самая важная из них, Сан-Доминго, сбросив с себя иго белых, продолжила ту американскую революцию, которая, начавшись в английских колониях, должна была окончиться в испанских и превратить колонии Нового Света в независимые государства. Негры Сан-Доминго продолжали отстаивать свое освобождение от метрополии, свою независимость, завоеванную ими у колонистов и защищаемую против англичан. Во главе их стоял один из их среды, знаменитый Туссен-Лувертюр. Франция должна была бы признать эту революцию, и так уже дорого стоившую человечеству. Власть метрополии не могла быть восстановлена в Сан-Доминго, и следовало только снова завязать торговые сношения с этой бывшей колонией и оставить за собой единственные действительные выгоды, какие Америка теперь могла доставлять Европе. Вместо этой осторожной политики Бонапарт попытался вновь покорить остров посредством новой экспедиции. Сорок тысяч человек было отправлено в эту злосчастную авантюру. Негры вначале были не в состоянии сопротивляться подобной армии, но потом, после первых побед, армия стала, вследствие непривычного климата, болеть, и новые восстания упрочили независимость колонии. Франция испытала двойную потерю — армии и выгодных торговых сношений.
Бонапарт, главной целью которого до сих пор было слияние партий, обратил тогда все свое внимание на внутреннее благосостояние республики и на организацию власти. Бывшие привилегированные классы, дворянство и духовенство, опять возвратились в государство, не образуя больше отдельных сословий. Непокорному духовенству было разрешено, под условием присяги на повиновение, исполнять богослужение и получать от правительства содержание. Эмигрантам была дарована амнистия, и вне Франции оставались только неизменно преданные фамилии Бурбонов и правам претендента. Дело умиротворения было закончено. Бонапарт, зная, что лучшее средство господствовать над нацией — это увеличить ее благосостояние, поощрял развитие промышленности и покровительствовал так надолго прерванной внешней торговле. К своим политическим мотивам он присоединял и более возвышенные взгляды, — он связывал свою славу с благоденствием Франции; он объехал департаменты и искусно организовал в них администрацию, заставил прорыть каналы и устроить порты, сооружал мосты, исправлял дороги, воздвигал памятники и умножал пути сообщения. Он особенно старался стать покровителем и законодателем частных интересов. Кодексы, гражданский, уголовный и торговый, составленные по его поручению в это время или несколько позже, докончили в этом отношении дело революции и определили внутреннее существование нации почти сообразно с ее действительным положением. Несмотря на политический деспотизм, Франция в продолжение всего господства Наполеона имела гражданское законодательство более совершенное, чем во всех европейских обществах, которые, при абсолютном правительстве, сохраняли большей частью средневековый социальный уклад. Всеобщий мир, всеобщая терпимость, возвращение законного порядка и создание новой административной системы изменили в короткое время вид республики. Цивилизация развивалась поразительным образом, и в этом отношении Консульство составило еще более блестящий период истории Франции, чем Директория от своих первых шагов до 18 фрюктидора.
После Амьенского мира Бонапарт приступил к обоснованию своего будущего могущества. Вот что он пишет в „Мемуарах, изданных от его имени“{6}: „Взгляды Наполеона были определены заранее, но, чтобы осуществить их, нужна была помощь времени и обстоятельств. Организация Консульства нисколько не противоречила им; она приучила к единству — это был только первый шаг. Совершив это, Наполеон отнесся довольно равнодушно к формам и названиям различных государственных учреждений. Он был чужд революции… Мудростью его было идти в уровень с днем, не уклоняясь от направления на определенную точку, на своего рода Полярную звезду, которой Наполеон будет руководствоваться, чтобы привести революцию к желаемому им концу“.
Бонапарт в начале 1802 г. начал осуществлять сразу три великих проекта, ведших к одной и той же цели; он хотел установить богослужение и внести политическую организацию в духовенство, существование которого пока было только религиозным; учреждением Почетного легиона создать постоянный военный орден в армии и сделать свою собственную власть вначале пожизненной, а потом и наследственной. Бонапарт поселился в Тюильри и мало-помалу возобновил все обычаи старой монархии. Он уже начал заботиться о том, чтобы установить между собой и народом промежуточные учреждения. С некоторого времени он вел переговоры с папой Пием VII по церковным делам. Знаменитый конкордат, создавший девять архиепископств, 41 епископство с капитулами, восстановивший церковь в государстве и отдавший ее под внешнюю власть папы, был подписан в Париже 15 июля 1801 г., а в Риме 15 августа 1801 г.
Бонапарт уничтожил свободу печати, создал специальные суды и в проявлениях своей власти удалялся все больше и больше от принципов революции. Он понял, что, прежде чем идти дальше, нужно было совершенно порвать с либеральной партией 18 брюмера. В вантозе X года (март 1802 г.) наиболее энергичные трибуны были простым сенатским постановлением отставлены от должностей. Состав Трибуната был сведен к 80 членам; подобную же очистку испытал и Законодательный корпус. Около месяца спустя, 15 жерминаля (6 апреля 1802 г.) Бонапарт, не опасаясь более оппозиции, отдал конкордат на утверждение приготовленных таким путем к повиновению Собраний. Они приняли его значительным большинством голосов. Воскресенье и четыре главных религиозных праздника были восстановлены, и с этого времени правительство перестало следовать системе счета по декадам. Это было первое отступление от республиканского календаря. Бонапарт надеялся привлечь этим на свою сторону партию духовенства, вообще более склонную к пассивному повиновению, и, таким образом, отнять духовенство у роялистской оппозиции и поддержку папы у коалиции.
Введение конкордата было отпраздновано с большим торжеством в соборе Парижской Богоматери. Сенат, Законодательный корпус, Трибунат и высшие сановники присутствовали при этой новой церемонии. Первый консул приехал туда в экипаже старого двора со всей обстановкой и этикетом старой монархии; залпами артиллерии было встречено это возвращение к старым традициям и этот первый шаг к высшей власти. Торжественная литургия была отслужена кардиналом — легатом Капрара, и к народу была обращена прокламация, написанная языком, ставшим с давних пор необычным: „Пример веков и рассудок предписывали обратиться к верховному главе церкви, чтобы сблизить мнения и примирить сердца. Первосвященник, по своей мудрости и в интересах церкви, утвердил предложения, продиктованные выгодой государства“. Вечером была иллюминация и музыка в садах Тюильри. Военные неохотно явились на эту религиозную церемонию и громко выражали свое неодобрение. По возвращении во дворец Бонапарт ввиду этого спросил генерала Дельмаса: „Как вы нашли эту церемонию?“ — „Это была красивая капуцинада, — отвечал Дельмас, — недоставало только миллиона людей, убитых ради уничтожения того, что вы теперь восстановляете“.
Месяц спустя, 25 флореаля X года (15 мая 1802 г.) Бонапарт велел представить проект закона относительно учреждения ордена Почетного легиона. Этот легион должен был состоять из пятнадцати когорт пожизненных кавалеров, расположенных в иерархическом порядке, с общей центральной организацией и общими доходами. Первый консул был шефом легиона. Каждая когорта состояла из семи высших офицеров, двадцати командиров, тридцати офицеров и 350 легионеров. Целью Бонапарта было положить начало новому дворянству; он обратился к далеко не угаснувшему чувству неравенства. При обсуждении этого проекта в Государственном совете Бонапарт не побоялся выказать свои аристократические намерения. Государственный советник Берлие, высказывая порицание такому учреждению, как противному духу республики, сказал: „Знаки отличия суть не больше, как побрякушки монархии“{7}. — „Я сомневаюсь, — отвечал первый консул, — чтобы мне могли показать республику, древнейшую или современную, в которой не было бы отличий. Их называют побрякушками! Ну так что же! С помощью этих побрякушек водят людей! Я бы не сказал этого на народной трибуне, но в совете мудрых государственных людей должно говорить все откровенно. Я не думаю, чтобы французский народ любил свободу и равенство; французы совсем не изменились за десять лет революции, у них есть только одно чувство — чести! Надо дать удовлетворение этому чувству; народу нужны отличия. Посмотрите, как народ преклоняется перед орденами иностранцев, удивляется им и не прочь сам носить такие же, хотя и называет их презрительно плевками (crachats)… Все было уничтожено, теперь нужно все создать заново. У нас есть правительство, есть власть, но что представляет собой остальная нация? Отдельные песчинки. Среди нас находятся бывшие привилегированные классы, организованные общностью своих принципов и интересов, знающие, чего они хотят. Я могу перечислить наших врагов. А мы рассеяны, не имеем системы, связи, точек соприкосновения. Пока я здесь, я отвечаю за республику, но надо думать и о будущем. Думаете ли вы, что республика окончательно утверждена? Если вы так думаете, вы сильно ошибаетесь. Мы сможем устроить все это, но мы еще ничего не сделали, да и не сделаем, если не бросим на почву Франции несколько глыб гранита!“ Бонапарт возвещал, таким образом, правительственную систему, противоположную той, какую революция предполагала установить и какую требовало новое общество.
