Константин Романенко - "Если бы не сталинские репрессии!". Как Вождь спас СССР.
О причинах отстранения Блюхера от командования Дальневосточной армией в августе 1938 года — после событий на озере Хасан — следует говорить отдельно. Поэтому обратим внимание на другую особенность чистки армии. Среди репрессированных военных оказалось много лиц с командирскими званиями, занимавших престижные руководящие должности в военных учебных заведениях. И приведем информацию из уже упоминаемого источника:
2. «Полководцы» военной «науки»
Славин И. Е. — нач. управл. военно-учебных заведений РККА.
Шифрес Я. Л. — нач. Военно-хозяйственной академии РККА.
Авиновецкий Я. Л. — нач. Химической академии РККА.
Немерзелли (Немерзон) И. Ф. — нач. Военно-полит. академии.
Иппо Б. М. — начальник Военно-политической академии.
Нижечек И. С. — зам. нач. Военно-политической академии.
Годес М. С. — нач. кафедры Военно-политической академии.
Розенблюм К. И. — нач. кафедры Военно-политич. академии.
Плотников И. С. — старш. руков. кафедры Военно-полит. акад.
Леонидов Л. О. — руковод. кафедры Военно-политич. академ.
Ховкин А. Б. — нач. курса Военно-политической академии.
Либерман Б. П. — препод. политэкон. Военно-политич. акад.
Цалькович И. М. — нач. штаба Военно-воздушной академии.
Лавиновский Б. Я. — нач. кафедры тактики Военно-возд. акад.
Кит-Войтенко И. П. — нач. штаба Военной акад. им. М. В. Фрунзе.
Замилацкий Г. С. — преподаватель Военной академ. им. Фрунзе.
Смоленский Я. Л. — военком Военно-возд. акад. им. Жуковского.
Беттихер Н. И. — рук. кафед. тактики Артиллерийск. академии.
Козловский Д. Е. — старший преподав. Артиллерийской академии.
Козаровский Я. И. — старш. руковод. Электротехнич. академии.
Рабинович И. Ю. - пом. нач. по политчасти Военно- инж. академии.
Рабинович С. 3. — дивиз. комис., военком Военно- морской академии.
Скороходов А. К. — комиссар факультета Военно-инженерн. академии.
Лазаревич В. С. — нач. кафедры тактики и боевого упр. трансп. акад.
Шмай-Крейцберг А. И. — нач. бронетанк. курсов усоверш. комсостава.
Вейнерович И. М. — нач. политотд. Арт. курсов усоверш. начсост.
Фрумин С. М. - нач. Государственного института физкультуры.
Белый С. О. — начальник военной школы им. С. С. Каменева.
Машенджинов Б. Я. — нач. школы техников спецслужб ВВС.
Левит К. Д. — пом. по политчасти нач. Московской артилл. школы.
Росман И. Д. — нач. Московской артиллерийской школы.
Марков Г. Н. — пом. по политчасти военно-учебн. завед. Киевск. ВО.
Хайт Н. М. — нач. научно-исследовательского химич. института ВМС.
Любович А. М. — начальник связи РККА.
Милейковский И. М. - начальник НИИ войск связи РККА.
Гурвич А. И. — нач. НИИ по технике связи Развед. Управл.[145].
Пожалуй, даже нет смысла разбираться, как «полководили» армией начальники военно-политических академий, школ и кафедр военных учреждений, но в том, что эти единородцы Гамарника и Фельдмана оказались на престижных должностях в военных учебных заведениях, был не перст судьбы и не природные таланты. Ничто так не способствует продвижению по служебной лестнице, как своевременная поддержка вышестоящим руководителем, особенно если того связывает с подчиненным нечто большее, чем игра в покер или любовь к литературе.
В публикациях нет сведений о причинах ареста начальника связи РККА Любовича и НИИ войск связи Милейковского; однако известно, что именно отсутствие связи при управлении войсками стало одной из главных причин неудач армии на начальном этапе войны.
Еще одним из известных «полководцев», просидевшим всю войну в лагере, оказался и комкор А. И. Тодорский. Он вступил в РКП(б) в 1918 году и тогда же написал книгу «Год войны с винтовкой и плугом», отмеченную В. И. Лениным. После окончания в 1927 году Военной академии имени М. В. Фрунзе он служил командиром стрелкового корпуса, помощником командующего Белорусским военным округом, начальником и комиссаром Военно-воздушной академии. В 1936 году его назначили начальником Управления военно-учебных заведений. Достойный пост имела и его жена Рузя Иосифовна, возглавлявшая техническое бюро № 7 Наркомата оборонной промышленности.
И тем не менее Тодорский относил себя к разряду «обиженных». Хотя должность начальника управления была значимой и заметной, он считал себя вправе рассчитывать на большее - к примеру, на пост командующего округом. Да и звание «комкор» он находил для себя недостаточно престижным. В книге «Красная армия на Голгофе» Н. Черушев иронизирует по этому поводу: «Подумать только - на Военно-хозяйственной академии мало кому известный Шифрес получил четыре ромба, а ему, которого цитировал сам Ленин, дали всего лишь три».
Однако в повышении начальственного статуса комкору не смог помочь даже «свой человек» — главный кадровик Красной Армии Борис Фельдман. Прекрасные отношения с Фельдманом, — как с Якиром, Корком и Эйдеманом, — у Тодорского сложились еще с 1928 года, когда они вместе находились в командировке в Германии. Видимо, поэтому ни на следствии, ни на судебном процессе ни Фельдман, ни Тухачевский не назвали его фамилии.
На вопрос, давал ли он еще кому-либо, кроме Наумова, Лапина и Хрусталева, задания по вредительству в системе воздушного флота, Тухачевский ответил: «Нет». На дополнительные вопросы: «А по центральному аппарату?», «А на местах?», ответ был тот же — «Нет». Тем не менее позже все подследственные в своих показаниях будут называть Тодорского доверенным человеком Фельдмана. Однако, перечисляя на следствии десятки военных, вовлеченных им в заговор, сам Фельдман имени Тодорского нигде не указал — «ни в качестве начальника Военно-воздушной академии, ни в качестве руководителя УВВУЗа». Поэтому после расстрела заговорщиков «Александр Иванович мог спать спокойно».
Между тем, пишет Н. Черушев, пока в течение 1937–1938 годов Тодорский находился на свободе — «трудился, отдыхал и даже пьянствовал, на него поступали показания лиц, арестованных за участие в военном заговоре, возглавляемом Тухачевским. Это не считая тех доносов, которые шли по оперативным каналам». К моменту ареста комкора «показания на него, как соучастника военного заговора, дали 12 человек из числа высшего ком- начсостава. В папке у следователя Баранова имелись свидетельства Е. С. Казанского, А. И. Сатина, Н. А. Ефимова, А. С. Булина, А. И. Седякина, М. Л. Ткачева, В. М. Орлова, М. М. Ланда, И. Я. Хорошилова, И. Л. Карпеля, М. А. Пантелеева».
В основном они касались деятельности Тодорского на посту начальника Военно-воздушной академии имени Жуковского и УВВУЗа. А в показаниях Карпеля и Пантелеева — однокурсников Александра Ивановича по Военной академии РККА — он характеризовался и еще «активным троцкистом».
Видимо, поэтому в июле 1938 года Тодорского сняли с поста начальника Военно-воздушной академии; 16 сентября его уволили из рядов РККА, а через два дня арестовали. 20 декабря он предстал на судебном процессе Военной коллегии Верховного Суда СССР. Отрицая часть обвинений, он признал участие «в заговоре, вербовке для него членов и вредительстве в Воздушной академии и УВ- ВУЗе», за что был приговорен «к 15 годам заключения в ИТЛ». Войну Красная Армия выиграла без него. Поэтому после освобождения он писал книги и очерки о «жертвах» репрессий, в том числе и о Тухачевском, которого еще в 1930 году даже призывал расстрелять за провал операции под Варшавой. Умер Тодорский в Москве на 71-м году жизни в 1965 году.
В принципе в том, что среди сотрудников учебных заведений было много людей, разделявших взгляды оппозиции и желавших поиграть в большую политику, не было ничего исключительного. «Интеллигентам» вообще свойственно стремление примкнуть к перспективному лидеру, в надежде на гарантии для обустройства собственного благополучия. Но еще больше «полководцев», озабоченных своей карьерой, было среди политических руководителей — в рядах комиссарского корпуса, где выдвиженцы Гамарника заняли главенствующее положение.
Начав свое восхождение на этажи власти еще с Гражданской войны, они считали вправе подняться на ступень выше, чем занимали. Как и гражданских государственных и партийных чиновников, в первую очередь их тоже волновали интересы собственной карьеры; возможность обрести более престижные посты в служебной иерархии. Но их личные позиции далеко не всегда были на стороне Сталина и его окружения.
Тем более что они не могли не заметить тенденцию, при которой основными фигурантами нашумевших процессов стали люди одной с ними национальности. Не решаясь говорить об этом публично, в узком кругу сослуживцев и людей, близких им по менталитету, они активно обсуждали такие темы, не скрывая своих убеждений. Как и того, что при возможности они готовы примкнуть к любому заговору, отвечавшему их собственным интересам. Зачем иметь убеждения, если о них нельзя даже «почесать языком»?