Валерий Соловей - Несостоявшаяся революция

Европейский же опыт показал, что розыгрыш антииммигрантской карты, особенно в сочетании с протестом против элиты и апелляцией к достоинству и здравому смыслу простого человека, способен обес­печить серьезный политический успех. Так случилось во Франции и Швейцарии, Бельгии и Голландии, Австрии и Италии — в общем, повсеместно в Европе[15].

Опасение Кремля, что русские националисты добьются аналогич­ного результата, было небезосновательно. По крайней мере, социо­логические опросы предвещали «Родине», выдвинувшей проблему иммиграции во главу свой политической повестки, серьезный успех в избирательной кампании в Мосгордуму в 2005 г. Неудивительно, что партию сняли с участия в выборах, а впоследствии ассимиляционная политика в ее отношении была доведена до полного элиминирования «Родины», которая растворилась в «Справедливой России». Харак­терно при этом, что главный «родинец», Дмитрий Рогозин, получил пост посла России в НАТО — отступные за отказ от радикальной оп­позиционности.

С ДПНИ поступили похожим образом. Движение, с одной сторо­ны, административно преследовали, а с другой — внутри него была спровоцирована серия конфликтов и расколов, приведшая к ослаб­лению потенциала ДПНИ.

Печальная судьба «Родины» и ДПНИ имела, тем не менее, важное позитивное значение для русских националистов. Она ускорила их выздоровление от двухвековой «детской болезни»: упования на власть и ее националистическую трансформацию. А после принятия упоми­навшихся поправок в закон «О гражданстве Российской Федерации» ситуация вообще стала кристально прозрачной: в целях экономиче­ской выгоды власть готова заменить русское население нерусским.

Отрезвление от иллюзий ускорило оформление независимого от власти сообщества русского национализма, заметного в России с конца прошлого века. Его появление было обусловлено сменой по­колений в русском национализме и постепенным освобождением от доминирующего психологического и социокультурного стереотипа, что российская власть и русский национализм-де нуждаются друг в друге. Не секрет, что для русского национализма на протяжении всей его истории было характерно благоговение перед государством, а потому собственную оппозиционность националисты старой фор­мации оценивали как случайную и вынужденную, как результат не­понимания властью выгод от союза с ними. Традиционным русским националистам была органична политическая лояльность власти и психологическая зависимость от нее. Они как огня боялись собствен­ной самостоятельности, напоминая в этом отношении больного, мо­гущего, но боящегося ходить без костылей.

На рубеже тысячелетий этот стереотип сломался, хотя еще и не раз­рушился полностью. Отношение молодого поколения националистов к государству и власти скорее рациональное и инструментальное, чем сакрализованное. Они избавились от слепящего гипноза государствен­ной машины, независимы от власти и оппозиционны государству.

В целом сообщество русского национализма можно квалифициро­вать как гражданское и правозащитное движение. Хотя эта характери­стика прозвучит парадоксально применительно к людям, значитель­ной частью выступающим против гражданских свобод, реальность та­кова, что русский национализм вырос сам, снизу, а не сформировался сверху, по указке Кремля, что он защищает права русского народа, а значит, он — гражданское и правозащитное движение.

Гражданское общество русских националистов — это совокупность националистически настроенных людей и групп, находящихся бла­годаря Интернету в постоянной коммуникации. Конкуренция этих групп, наличие множества идеологических версий и оттенков нацио­нализма не отменяют главного — конфликты и дискуссии идут внутри единого сообщества, а не между разными сообществами. «Русский марш», проводимый с 2006 г. в доброй дюжине городов России, стал яркой и наглядной институционализацией националистического со­общества, его общенациональной презентацией.

Сообщество спонтанно выстроилось по сетевому принципу, что адекватно его внутреннему состоянию, внешней ситуации и позво­ляет гибко реагировать на политику власти. Ведь любая более или менее успешная националистическая политическая организация тут же становится объектом властного преследования. Избегнуть его может лишь откровенно оппортунистическая, вроде ЛДПР, или квазиоппозиционная — подобно КПРФ — политическая сила.

Важной характеристикой русского национализма текущего де­сятилетия стал его растущий интеллектуальный реализм и заметно большая, чем прежде, политико-идеологическая адекватность. От­кровенно антирусское «евразийство» вытеснено с идеологической авансцены. Утопии православной монархии, массового воцерковле-ния и т. п. сохраняют некоторое, скорее инерционное влияние, однако совершенно не способны к экспансии — не только идеологической, но даже интеллектуальной. «Правоконсервативные» и «традициона­листские» кружки не пользуются влиянием даже у собственной тени. Девятисотстраничный (!) талмуд «Русской доктрины» — свода до­морощенного консерватизма — не был полностью прочитан даже ее авторами (в чем они признаются в личных беседах), не говоря уже о более широкой аудитории. Сточки зрения этих людей, русский народ еще не дорос до понимания их идей, не воцерковился, не покаялся и т.д. Наше объяснение более лестно для русских: они справедливо не обращают внимание на выморочные интеллектуальные кунштюки.

Две темы оказались в фокусе русского националистического дис­курса с середины 2000-х гг.: Россия как национальное государство и возможность национальной демократии. Благо нашлась площадка для общенациональной дискуссии в виде интернет-сайта Агентства политических новостей — наиболее интересного и влиятельного, по экспертным оценкам, политического сайта Рунета. Причем, что ха­рактерно, сайта националистического.

В ходе этой дискуссии симпатии большинства националистов склонились в сторону признания будущей России именно националь­ным государством. В то же самое время резко вырос интерес к перс­пективе ее демократического обустройства. Это поистине тектониче­ский сдвиг в сознании русского национализма, который наконец-то приблизился ксобственному народу. Ведь для общественного мнения национально-государственный, а не имперский, характер России уже давно такой же фундаментальный факт, что и предпочтение демокра­тического устройства, рыночной экономики и ценностей современ­ного общества. В этом смысле мировоззренческая эволюция русско­го национализма с изрядным запозданием следовала за изменением русского мировоззрения вообще. Хотя лучше поздно, чем никогда, хорошо понятно, что у русского национализма в 1990-е гг. просто не могло быть шанса политического успеха. Обветшавшие символы на­ционалистической веры — православная монархия, соборность, об-щинность, мессианизм, особый русский путь и т. д. — страшно чужды актуальному русскому сознанию.

По словам Конфуция, всё в мире меняется, кроме высшей глупо­сти и высшей мудрости. Вряд ли можно отнести к последней паранои­дальные поиски замаскировавшихся евреев и прочих «недружествен­ных инородцев». Эта идея фикс русского национализма выдержала испытание временем.

У националистических конспирологов здесь явно отказывает ло­гика: они не состоянии объяснить, какие политические и материаль­ные выгоды получат «инородцы» от участия в русском национализ­ме, который при всем желании невозможно назвать успешно иду­щим к вершинам власти движением. Более того, упреки в еврейском происхождении — самый распространенный прием внутринациона-листической полемики — носят по существу русофобский характер. Получается, что русские не способны создать даже мало-мальски дее­способной организации, пока за это не возьмется «инородец».

Хотя теоретически еврею, татарину, мордвину и т.д. вовсе не за­казано быть русским националистом, не стоит ожидать их притока даже в самое успешное русское националистическое движение. В данном случае симпатии и антипатии запрограммированы букваль­но на биологическом уровне. Среди симпатизантов лозунга «Россия для русских» подавляющее большинство составляют русские, а также украинцы и белорусы, а вот среди тех, кто относится к нему отрица­тельно и считает фашистским, абсолютно преобладают этнические нерусские.

Другое дело, что этнические полукровки часто оказываются боль­шими роялистами, чем король: стремясь утвердиться в выбранной

ими идентичности, они становятся более националистичными, чем чистокровные националисты. Неспроста, как свидетельствует миро­вая история, полукровки в обилии представлены среди национали­стических идеологов и лидеров.

В общем, сделав значительный шаг в сторону от своей прежней ипостаси — литературоцентичной, политически и интеллектуально неадекватной, организационно беспомощной и психологически за­висимой от власти — русский национализм так и не пришел к новой. Он оказался на полпути между старым и новым, нащупывает пути выхода из кризиса, но не преодолел его. Этнизация русской идентич­ности и русский национализм суть параллельные прямые, а процесс обретения национализмом нового качества чрезмерно затянулся. С уверенностью можно утверждать: на сегодняшний день русскому на­ционализму так и не удалось стать субъектом политики, что ставит под сомнение его способность участвовать в решении судьбы страны в решающий для нее момент.