Хэллоуин: история и традиции - Жан Маркаль
На самом деле рана Брана была не смертельной. Он мог бы исцелиться. Но он проиграл битву и нес ответственность за поражение. Следовательно, он оказался недостоин звания короля и должен был заплатить за это жизнью. Любопытно, что легендарная история Брана Благословенного очень близко напоминает другую, на сей раз полумифическую, полуправдивую, связанную с событием, случившимся около 280 года до н. э. Галлы под предводительством вождя по имени Бренн предприняли поход в Грецию. Но имя Бренн (Brennus или Brennos) представляет собой латинскую или греческую транскрипцию имени Бран. Таким образом, речь идет об одном и том же мифическом персонаже[42]. Согласно греческому историографу Диодору Сицилийскому, в принципе хорошо знавшему кельтскую античность, под Дельфами галлы потерпели поражение и потеряли несколько тысяч человек. Тогда Бренн, «получивший три ранения, собрал оставшихся в живых галлов и советовал им прикончить его, как и остальных раненых, сжечь свои повозки и поскорее возвращаться домой. Он также посоветовал им избрать царем Кирхория. Затем, напившись допьяна, Бренн себя зарезал[43]».
Религиозный характер самоубийства Брана и Брена не вызывает сомнений. Оба военачальника – фактически короля – сознавали свою ответственность за проигрыш в войне, а потому предложили себя в качестве искупительной жертвы. Есть еще один пример, на сей раз, бесспорно, исторический, подобного ритуального самопожертвования. Речь идет о Верцингеториксе, сдавшемся Цезарю. Прежде всего необходимо пояснить, что Верцингеторикс сдался в плен, прекрасно понимая, какая судьба его ждет, но подчинившись решению, принятому советом галльских вождей. Он не справился с порученной ему миссией и должен был пожертвовать собой, чтобы избавить своих людей от ее более зловещей участи. Неважно, по доброй воле или по принуждению Верцингеторикс сложил оружие перед римским проконсулом – у него не осталось другого выбора, поскольку, как свидетельствует его имя, он был «королем великих воинов».
Король не всегда виноват в поражении, или в нехватке еды, или в плохой погоде, или в развале общества, которым он «управляет». Всем известно, что власть «изнашивает» человека, и, чем дольше он находится у власти, тем быстрее теряет кредит доверия и авторитет. Это относится не только к королям, но и к любым политическим деятелям высокого ранга. Мы находим в истории человечества множество тому подтверждений – так было во все времена и на всех широтах. Но, возможно, существует корреляция между этой «усталостью от власти» и сложными и не всегда нам понятными (в силу невнятности источников, замутненных небрежностью не слишком внимательных христианских копиистов) ритуалами, проводившимися в рамках праздника Самайн не только в Ирландии, но и во всех кельтских странах? Иначе говоря, может ли быть, что за жертвенной смертью короля скрывался другой ритуал, ритуал воскрешения?
Вернемся к знаменитым схолиям Лукана, удостоившимся бесконечного множества комментариев, в особенности к фрагментам, касающимся Тевтата. Вот что пишет наш схоластик: «Вот как галлы совершали жертвоприношение Тевтату: погружали человека головой вперед в полную кадку, чтобы он задохнулся[44]». Описание не очень подробное, но оно для нас бесценно. Здесь Тевтат, «отец народа», соответствует Меркурию, а не Марсу, как в некоторых галло-римских надписях. Но Меркурий – нужно ли напоминать? – это галло-римский вариант общего кельтского божества Луга, «владеющего всеми ремеслами», то есть сочетающего в себе все атрибуты божества; судя по всему, именно он возглавлял Пир бессмертия, следовательно, ему же приносили жертву во время праздника Самайн. Мы имеем право задаться вопросом, какими источниками пользовался автор схолий Лукана, когда писал о ритуале утопления в бочке, и насколько древней была эта традиция. Но подтверждение его слов нам дает замечательная археологическая находка, позволяющая пролить свет на скрытые смыслы кельтской мифологии. Речь идет о знаменитом котле из Гундерструпа, датируемом II веком н. э. и хранящемся в Дании, в музее города Орхуса.
Этот серебряный сосуд составлен из пластин, на которых выгравированы сцены на мифологические сюжеты. Здесь мы обнаруживаем множество самых странных персонажей – богиню с птицами, галльского бога Кернунна, застывшего в позе лотоса… Все изображения так или иначе перекликаются с теми, что мы видим на оборотной стороне некоторых галльских монет, либо с тем, что мы узнаем из ирландских или валлийских текстов. Если наше предположение относительно того, что в рамках Самайна проводились ритуалы, связанные если не с воскрешением, то, как минимум, с регенерацией, то нам имеет смысл внимательнее присмотреться к одной из пластин.
Справа на ней изображены фигуры трех мужчин, которые дуют в изогнутые трубы в виде лошадиной головы. Там же, справа, еще один мужчина, но меньшего размера – с копьем на плече, без щита, в шлеме, украшенном фигуркой кабана. Перед ним – шесть мужских фигур, двигающихся справа налево, у каждого в правой руке – высоко поднятый меч, левая удерживает длинный щит. На шлемах у них никаких украшений нет, но в центре щитов мы видим изображение солнца.
На левой стороне огромная, во всю высоту пластины, фигура человека, который опускает воина головой вниз в сосуд, напоминающий какой-то чан. Прямо под сосудом (по всей видимости, это котел) – изображение животного: то ли волка, то ли собаки. В верхней части пластины – четыре всадника, двигающиеся слева направо, судя по всему, из того места, где совершалось жертвоприношение. Первый и третий держат в левой руке по копью. У всех четверых шлемы с разными украшениями: это и нечто, похожее на букву М, и какой-то рогатый знак, и кабан, и птица. На конской сбруе – цветы, похожие на лотос. Перед всадниками – змея с головой барана, указывающая им путь.
Ровно посередине пластины, деля ее пополам по горизонтали, помещено дерево, из которого вверх смотрят семь цветков, в каждом – по три лепестка (если это не три листа травянистого растения). Внизу из древесного ствола растет уже только шесть цветков (или других растений). Левый конец древесного ствола оканчивается тремя корнями, тесно соприкасающимися с чаном.
Это настоящий образец символизма в искусстве, и его толкование не представляет большой сложности. Воины в шлемах без украшений из нижней части картины, шагающие справа налево (левая
