Пиратское Просвещение, или Настоящая Либерталия - Дэвид Гребер
они старались сами облегчить существование, раз помощи не было ниоткуда; перетащив свое добро в другие пристанища неподалеку, они поселились там сами, прикупив скот и рабов, и жили добрососедским образом друг с другом пять лет; расчистили обширный участок земли и выращивали для пропитания ямс, картофель и всё такое прочее.
У туземцев, среди которых они поселились, часто бывали междоусобные ссоры и войны, но пираты вмешивались и старались примирить все противоречия; Норт нередко разрешал их споры, причем столь беспристрастно, и так строго следовал принципу справедливости распределения (ибо был, по общему мнению, человеком с замечательными природными качествами), что всегда отпускал даже ту сторону, на которую падала тень сомнения, удовлетворенной разумностью и справедливостью его решений.
В том, что говорится далее, бесспорно, много приукрашено и преувеличено, но нет ничего совсем уж невероятного. Приезжие иноземцы любого рода нередко сталкивались с просьбами выступить третейскими судьями в спорах местных жителей, а описание миролюбия пиратов подтверждается историческим фактом: как нередко отмечают наблюдатели, несмотря на то, что они всегда вооружены и часто пьяны, фактически они никогда не дерутся:
Сия склонность к миру, которую обнаруживали пираты, и пример безобидного образа жизни, который они являли – ибо старательно избегали любых ссор, и условились представлять все причины для взаимных жалоб, кои могли меж ними возникнуть, на закрытое слушание Норту и собранию двенадцати их сотоварищей – доставило им добрую славу у туземцев, прежде весьма предубежденных против белых людей. Мало того: в вопросе сохранения между собой гармонии были они настолько педантичны, что если только кто-то начинал говорить в гневном или сварливом тоне, это вызывало порицание всего общества, в особенности же если дело касалось кого-либо из местных жителей, хотя бы и раба; ибо они полагали, и весьма справедливо, что единство и согласие были единственным средством, гарантирующим их безопасность, поскольку люди, вечно готовые пойти друг на друга из-за малейшего повода войной, несомненно, не преминули бы воспользоваться любыми заметными им разногласиями среди белых, чтобы прирезать их при всяком удобном случае.
Иными словами, они не только зарекомендовали себя нейтральными посредниками в спорах среди местных жителей, но и старательно избегали любых проявлений злобы между собой, дабы малагасийцы не наживались на внутренних разногласиях белых людей так же, как люди вроде Болдриджа – на разногласиях туземцев. Далее автор (Джонсон, а скорее Даниель Дефо) пускается в подробности относительно сформированного у них импровизированного правительства.
Из-за каждой оплошности, которая вырастала в спор, и из-за каждого неучтивого выражения, случавшегося в их компании, они тут же прекращали разговор, при чем один из компании выливал на землю крепкие напитки, что оставались у них на столе, приговаривая, что, мол, не бывает раздора без потерь; и таким образом приносил алкоголь в жертву демону злобы, чтобы избежать большего несчастия. После того спорившие стороны под страхом изгнания из общества и высылки на другую часть острова вызывали на следующий день явиться на суд к капитану Норту; до того же времени им приказывали оставаться каждому в своем доме.
На другое утро обе стороны встречались в суде; всем белым велено было присутствовать. Капитан усаживал истца и ответчика рядом и объявлял, что пока виновная сторона не согласится с решением суда, а пострадавший не позабудет обиду, их обоих следует считать врагами общества, а не друзьями и сотоварищами. Далее на отдельных бумажках он переписывал имена всех присутствующих на собрании, скручивал бумажки и помещал их в шляпу, из которой, покачав ее, каждая сторона выбирала по шесть билетиков; по этим двенадцати вытянутым трубочкам, или билетикам, определяли имена помощников судьи, которые, наряду с капитаном, слушали и принимали по делу решение, вызывали и допрашивали свидетелей.
Всё это происходило в строгой тайне, чтобы никто из малагасийцев не догадался, что имела место ссора. На следующий же день, как говорится в этой истории, рассматривалось дело, результатом которого было неотвратимое наказание в виде штрафа в том или ином виде, фактически же это было перераспределением между пиратами их личных запасов.
Жертву дьяволу, вероятно, автор ввел ради эффекта, стараясь (как это он делает часто) привести своего буржуазного читателя к той мысли, что даже самые нечестивые преступники способны вести себя лучше, чем он сам. Но это вполне могло быть и точным, как мы увидим в дальнейшем в той же главе, описанием малагасийского ритуала [33].
В дальнейшем Джонсон повествует о том, что Амбонавула стала главной базой пиратов, навроде Сент-Мари, о том, как Норт и его люди заключали союзы с соседними малагасийскими «племенами», равно как с монархами на севере и на юге острова; как их вовлекали в разнообразные местные конфликты; как Норт женился и стал отцом троих детей-малагасийцев. После непродолжительного возвращения к грабежам в 1707 году Норт окончательно отошел от дел, но в конце концов (возможно, около 1712 года, точно это неизвестно) был убит в своей постели отрядом малагасийцев, мстящих за какие-то ранние обиды.
Почти все подробности эти известны нам лишь по «Всеобщей истории…» и другим популярным сочинениям того времени; поразительно мало существует работ специалистов по истории Мадагаскара о том, кем на самом деле могли быть различные упомянутые в тексте
