Анатолий Степанов - Футболист
Сева попил водички, поставил стакан на стол и ответил строго:
- По уму. По энергии. По знаниям. - Он откинулся в кресле, с удовольствием ощущая всем телом действие принятого. - Я на всю жизнь запомнил один ваш ответ журналистам, Олег Александрович. Кто-то спросил, почему вы не учитесь в инфизкультуре. А вы ответили: "Зачем? Меня болельщики и сейчас профессором зовут. А по знанию футбола я хоть завтра могу баллотироваться в академики". У вас так и нет высшего образования?
- Так и нет.
- И стало быть, теперь вы, интеллигент во множестве поколений, человек, свободно говорящий на трех языках, за двести пятьдесят рублей возитесь с сопливыми пацанами.
- Много же ты про меня знаешь, - перебил его Олег.
- Изучал вашу судьбу как негативный пример. Я никогда не считал себя профессором футбола.
- Ты им просто не был.
- Не в этом дело! Я понял то, что надо. И зубами, когтями... Институт, аспирантура, комсомол...
- Ты на вчерашнем матче был? - перебил его Олег.
- Был. А что? - Сева несколько ошалел от перемены курса.
- И как тебе игра?
- Игра как игра. Главное и огорчительно: не отыгрались. Никак в европейских кубках не можем завоевать твердых позиций. Вообще, если широко взглянуть на эту проблему...
- Да я не о проблеме тебя спрашиваю, - еще раз перебил его Олег. - Я о том, как блистательно играли и выиграли ребята.
- Выигрыш, проигрыш - какая разница? Результат один: из кубка вылетели.
- Ну, а наша с тобой команда как сезон завершит?
- Киевлян нам не достать, а в тройке будем.
- Второе или третье место - какая разница? - подхватил Олег. Правильно я понимаю?
- В общем правильно.
- Ты, случаем, в подпольной тотожке на результаты не ставишь?
- Я не знаю, что это такое, Олег Александрович, - абсолютно трезво заявил Сева.
- Жаль, мог бы иметь хороший навар. Я знаю один неожиданный результат завтрашнего тура.
- Какой именно?
- Наши проиграют этим. - Олег мотнул головой в ту сторону, где, по его разумению, должен был находиться первый город его турне. - Они за высшую лигу зацепятся, а нашим какая разница - второе или третье место? Будет третье, только и всего. Зато кое у кого перспективы - ого-го!
- Уже стихами говорите, Олег Александрович.
Олег придвинул к себе букет, выбрал розу попригляднее, колясь, отломил от стебля, воткнул себе в петлицу пиджака и провозгласил:
- Морали нет, есть только красота, как говаривал знаменитый эсер и литератор Савинков-Ропшин. Он правильно говорил, Сева?
Когда они приземлились, в Москве уже было темно.
- Я вас могу подвезти, Олег Александрович, - вяло предложил Сева.
- Спасибо, Сева. Ты езжай, мне багаж получать.
Сева с радостью убежал в толпу встречающих, из которой вдруг вычленился Игорь и позвал:
- Олег Александрович! Олег Александрович!
- Ты почему здесь? - хмуро поинтересовался Олег.
- Вас встречаю, - обиженно пояснил Игорь.
- До Москвы слухи докатились, что ли?
- Ага, - простодушно подтвердил Игорь. - Что с Арсеном?
- Да пустяки, царапина. Через неделю на поле выйдет.
- Как он играл, как он играл! - восхищенно вспомнил Игорь.
- А ты как завтра играть будешь?
- Меня не ставят на завтра, Олег Александрович. Поэтому и встретить вас разрешили.
- Почему не ставят?
- Говорят, сильно сдал физически. Функционально не готов.
- Кто говорит?
- Валерий Сергеевич и врач тоже.
- Что же ты так, Игорек? - непонятно высказался Олег и ощерился.
В Неопалимовском Олег расплатился с таксистом, сунул Игорю червонец, чтобы доехал, куда надо, и кинулся в свой подъезд. Поднялся в лифте, открыл дверь своим ключом и был оглушен ревом телевизора, включенного на полную громкость. Глуховатая мама смотрела "Взгляд". Оставив баул, бочонок и букет у вешалки, Олег прошел, на ходу прикрыв мамину дверь, к телефонному столику, сел в кресло и набрал номер:
- Валерий? Здравствуй, это Олег. Мне необходимо срочно увидеть тебя... А хоть сегодня... Прямо-таки сейчас... Без тебя не могут обойтись? Ну что ж, тогда я завтра с утра буду у вас на базе.
Олег швырнул трубку, потом, опомнившись, набрал еще один номер. Прослушал шесть длинных гудков, положил трубку на аппарат, откинулся в кресле, закрыл глаза и сидел так долго.
Вышла из своей комнаты мама с чашкой в руках, увидя его, несильно удивилась:
- Это ты? Я тебя не ждала сегодня...
- "Я тебя не ждала сегодня и старалась забыть, любя", - и, не желая объяснять маме, что это - из Иосифа Уткина, вскочил, поцеловал ее в щеку, привычно-заботливо осведомился: - Как ты себя чувствуешь?
- Я-то как всегда, - мама включила торшер и приступила к осмотру путешественника, - а ты вот неважно. Похудел, синяки под глазами...
- Устал, - ответил Олег, - пойду душ приму.
Он принял душ, натянул штопаный свитер, домашние портки и уселся рядом с мамой досматривать бойкий "Взгляд". Волосатые, полуголые, в кожаной рванине и кандалах молодые люди приступили к тяжелому року. Мать с неослабным вниманием продолжала смотреть на экран, а Олег решил идти спать.
Он чистил зубы, когда раздался телефонный звонок. Глянул на часы двадцать минут второго. В одних трусах прошествовал в коридор, поднял трубку, сказал искусственно сонным голосом:
- Да.
- Олег, это Зоя говорит, - как всегда в ночи, трубка орала, как реальный собеседник.
- Какая еще Зоя? - решил не узнавать Олег.
- Да ты что, Олег, меня не узнал?
- Узнал, узнал, - заверил ее Олег. - Это я так шучу, по ночам.
- Не до шуток, Олег. Только что мне с базы позвонил врач. Валерию плохо.
- Что с ним?
- Врач говорит - серьезнейший сердечный приступ. Я сейчас к нему еду. Поедешь со мной?
- А чем я могу ему помочь?
- Да не помочь! Он все время тебя поминает, поговорить хочет.
- Где встречаемся?
- Ты по-прежнему в Неопалимовском живешь? - и в ответ на подтверждающее Олегово хмыканье: - Так вот, я через пятнадцать минут буду у автобусной остановки. Той, что между Плющихой и Садовым.
- Договорились. Буду ровно через пятнадцать минут.
Олег натянул джинсы, надел кроссовки, влез в джемпер и уже на ходу напялил куртку.
У самой двери его прихватила мать:
- Куда это ты в такую пору, сын?
- Приятелю одному плохо, мама. Сердце.
- А ты что - доктор?
- В какой-то степени! - рявкнул Олег и выскочил на лестничную площадку. Не стал вызывать лифт, помчался вниз по лестнице - так быстрее. Выскочил из подъезда, слегка остолбенел от ночной переулочной московской тишины и понял, что торопиться не надо.
Он шел по переулку. Еле слышно шумели на осторожном ветерке полысевшие тополя, чуть потрескивая, шумела под ногами сухая листва.
Вот и остановка. Он уселся на скамейку в стеклянном закутке, стал ждать. Из-под не доходящего до земли стекла поддувало. И скучно было в закутке. Решил погулять. Он прогуливался по тротуару и слушал редкие звуки автомобильных моторов. Чаще - на Садовом, реже - на Плющихе. Все заглушили дьявольским ревом рокеры, промчавшиеся по Плющихе в Лужники. Опять тишина. И наконец, вывернулся с Плющихи в переулок "жигуленок", который приближался, слепя включенными фарами и тормозя. Олег поднял руку.
"Жигуленок" остановился рядом с ним. Ослепленный фарами, он не видел, кто за рулем, но ведь некому здесь останавливаться, кроме Зои. Он шагнул на проезжую часть и протянул руку, чтобы открыть переднюю дверцу.
Он не почувствовал удара, не успел почувствовать, просто то, что он видел, закрылось сиреневой пеленой, и ему стало все безразлично.
Через неопределенное время он на мгновенье прорвался сквозь сиреневую пелену и понял, что его куда-то везут. Но за пеленой было лучше, и он опять ушел за нее.
Олег пришел в себя, когда его волокли по страшной лестнице без перил. Его руки были крепко схвачены сзади чем-то жестким и холодным. Волокли его двое, волокли неаккуратно, рывками, которые больно отзывались в затылке. Дотащили до второго этажа и хотели привалить к стенке у рваной нежилой двери, но он замычал, и тогда его поставили на ноги.
Ушла пелена, все прояснилось, будто киномеханик поправил фокус. Где-то вверху, этажа через два, желто светила забытая лампочка, давая возможность кое-как рассмотреть место действия. Лестничная площадка дома, поставленного на капитальный ремонт, к которому еще не приступали. Двое плохо различимых граждан на площадке. Один возился у двери с ключом открывал, другой, прислонившись к стене, посматривал на Олега.
- Входи, - сказал Олегу тот, что возился с ключом, он наконец открыл ее.
Олег вошел во тьму. Сзади щелкнули выключателем.
Вероятно, здесь когда-то была однокомнатная квартира, остатки перегородок наталкивали на эту мысль. Теперь же Олег находился в помещении, которое и комнатой назвать нельзя: справа - руины кухни, слева - неэстетично открытый взорам сортир, два наглухо заколоченных досками окна. Правда, мебель весьма сносная: широкая тахта, большой круглый стол с придвинутыми к нему четырьмя стульями, два кресла по углам, сервант с посудой.
