Анатолий Степанов - Привал странников

Степанов Анатолий

Привал странников

Анатолий СТЕПАНОВ

ПРИВАЛ СТРАННИКОВ

Поезд был скорый - теперь все скорые, но медленный, грязный и шумный, как все южные поезда. До Москвы дополз кое-как.

Смирнов, увидев сквозь мутное, узорами, стекло приближающиеся узкие перроны Курского, взял палку, взял сумку и вышел в тамбур. Открыв дверь, проводница протирала поручни. Смирнов дождался полной остановки и, хромая привычно, спустился в полутемный тоннель.

Смирнов не любил этот новый Курский, не нравился он ему. В раздражении миновав необъятный зал, он выбрался к стоянке такси. Выгода непрестижного поезда: строй машин и кучка таксистов стоял в ожидании пассажиров. Смирнов подошел к головному таксомотору и громко спросил у кучки:

- Кто на очереди?

На мягких кроссовках подошел парень в травленых джинсах, в оранжевой куртке с выведенной умельцами Рижского рынка надписью "Хонда". Совсем молодой паренек.

Паренек подошел, остановился и изучал Смирнова, вертя на указательном пальце ключи. Привычно-некурортно-загорелое лицо, рубашка, застегнутая на все пуговицы, неопределенный пиджак с затертой орденской планкой, отечественные портки, отечественная обувка. Вроде лох из Мухосранска. Но фирменная кожаная сумка через плечо, но легкая камышовая трость с монограммами... Ничего не поняв, водила полез к баранке. Непроизвольно покряхтывая, Смирнов устроился на заднем сиденье.

- Куда едем, батя? - игриво осведомился парень.

- Куда укажу, пасынок, - поставил его на место Смирнов и, выдержав паузу, дал начало маршрута: - Развернись на Садовом и через Обуха, на бульварное кольцо.

От всесоюзной суеты Садового кольца к московскому уюту кривых улочек и переулков. Дом родной. Он дома. Последний подъем Яузского бульвара, Покровский, Покровские ворота, Чистые пруды. После Трубной Смирнов попросил:

- Сейчас в переулок направо... - Шофер исполнил. - А теперь налево...

Желтое здание стояло на месте. Они развернулись на Каретном и доехали до Пушкинской площади.

- Вниз по Горького, - приказал Смирнов.

Телеграф, "Националь", Университет. У Библиотеки Ленина Смирнов скомандовал еще раз:

- С Лебяжьего на Ленивку и по набережной.

- А с Лебяжьего проезд уже пять лет как закрыт, - с плохо скрытым торжеством объявил водитель.

- Ну тогда с Волхонки.

По крутому переулку вскарабкались к шестиэтажному, громадному здесь дому. Смирнов выбрался кое-как, отстегнул трешку, спросил на прощанье:

- Так и не догадался, кто я?

- Не-е... - признался водитель.

- Думай, молодой, думай. Молодым много думать надо.

И захлопнул дверцу.

Лифт, слава богу, работал. Смирнов поднялся на пятый этаж. Нужная ему дверь была заново обита, и на ее темно-бордовой шкуре сиял мягким блеском старинный звонок с вежливой надписью: "Прошу крутить". Раз просят, Смирнов крутанул. И будто ждали: дверь тотчас открылась.

- Ну, входи, - предложил здоровенный мужик в майке и шортах. - Я тебя с балкона увидел.

- Хорош! - решил про него Смирнов и вошел. Обнялись как положено. Оттолкнувшись друг от друга, чтобы обоюдно рассмотреть получше. Смирнов добавил к первому впечатлению: - Но пузо.

- На себя посмотри, сельский житель! - обиделся хозяин. - Пиджачок и штанцы со своего огородного пугала снял, что ли? Как тебя такого Лидка выпустила в Москву?

- Я пенсионер, Алька, - напомнил Смирнов. - И вид у меня должен быть пенсионерский. Это ты у нас все мальчуганом прыгаешь. - И повторил: - Но пузо.

- Грубо, - решил тот, кого назвали малоподходящим к его летам именем Алик, и предложил: - Можешь душ принять с дороги.

- С удовольствием. Только сначала апартаменты покажи. Первый раз я же здесь у тебя.

Походили по квартире, и Алик хвастался тем, как он в отличных условиях живет в сердце любимой старой Москвы. Минут пятнадцать хвастался, выводил на балкон, показывал Кремль, кивал на Москву-реку, махал руками.

Потом Смирнов помылся, переоделся в подготовленный женой московский наряд, и они уселись на кухне. Алик оглядел Смирнова в светлых брюках, в летних тряпичных туфлях батумского производства, в рубашечке с карманчиками, погончиками и лейблом и одобрил:

- Другое дело. Чувствуется Лидкина рука. - И разлил по первой.

- Не рано ли? Нынче позволено только с четырех часов.

- В ресторанах с двух.

- Тогда будем считать, что мы в ресторане. - Смирнов поднял рюмку. За встречу, Алик.

Выпили и загрустили.

- Кисло мне, Алька, - сказал Смирнов. - Третий год, как уехал из Москвы к морю, век свой доживать. Но не доживается, понимаешь, не доживается! Лидке там хорошо, возится по хозяйству, цветы сажает, помолодела, поздоровела, общественной работой увлеклась. Первый там человек, ее все знают. А я на лавочке сижу. Летом курортников разглядываю, зимой - море. И по Москве тоскую. Зимой и летом. И весной, и осенью. Я сейчас к тебе на такси ехал, на контору глянул.

- Ты туда не ходи, Саня, - посоветовал Алик.

- Это почему же?

- Не позовут, не надейся зря.

- Это почему же? - повторил свой вопрос Смирнов.

- Ты, брат, деятель периода застоя. И старый.

- А ты - молодой, - съязвил Смирнов.

- И я старый, и меня скоро на покой.

- Значит, я - деятель периода застоя. - Смирнов встал, хромая, подошел к окну, закурил. - А то, что меня на пенсию выкинули, когда я в Азии копнул поглубже?

- Не надо было тебе туда ехать.

- Так послали, приказали и послали. Сейчас там вон как шуруют. А я начинал, понимаешь, я начинал! И в награду заработал пулю в колено и отставку.

- Кто это помнит, Саня?

Смирнов вернулся к столу, разлил по рюмкам, поднял свою:

- За прошедшую нашу жизнь, Алик. - И выпил. А Алик не выпил и сказал:

- Даю бесплатные советы. Во-первых, сними орденскую планку, чтобы о прошлом не жалеть. Во-вторых, пиджачок и брючки, в которых приехал, никогда не надевай. А в-третьих... Пойдем-ка...

Алик опять вывел Смирнова на балкон и спросил:

- Что видишь?

- Перестройку, - мрачно догадался Смирнов.

Внизу был милый скверик, и за сквериком выстроились двухэтажные, с заколоченными дверями и окнами дома, терпеливо ждавшие капитального ремонта.

- Ответ неправильный, - голосом экзаменационной машины оценил Алик. А все потому, что смотришь не туда. Смотреть надо не туда, где еще собираются перестраиваться, а туда, где уже перестроились. Смотри вон туда!

И Алик жестом фальконетовского Петра указал левее, где в угловом домике поселилось кооперативное кафе. Домик тот был весело выкрашен, чисто вымыт, затейливо наряжен занавесками, тентом и вывеской, на которой славянской вязью, белым по голубому было написано: "Привал странников".

- Каких еще странников? - поинтересовался Смирнов.

- Все мы странники в этом мире, - пояснил смысл названия предприятия общественного питания Алик и продолжал: - А ты что - хуже? Представляешь, вывеска: "Частное сыскное бюро полковника МУРа в отставке А. Смирнова "Всевидящий глаз". Или лучше: "Всевидящее око". А, полковник в отставке?

- Дурак ты, Алька, - решил Смирнов и рассмеялся. Направились было на кухню - продолжать, но залихватский, оглушающе пронзительный бандитский свист с фиоритурами снизу остановил их. Глянули через балконное перильце вниз.

Облокотившись о серо-белые "Жигули"-восьмерку, стоял оранжево-голубой волосатый плейбой Роман Казарян и смотрел вверх.

- Что свистишь? - приструнил его Алик и пригласил: - Поднимайся.

- Чего я у тебя не видел? А тут заведение, в котором я никогда не был. Спускайтесь, обновим "Привал странников".

- Там не подают, - сказал Смирнов.

- А вы наше с собой прихватите. Надеюсь, наше-то у вас есть?

- Ты за рулем, - напомнил благоразумный Смирнов.

- Разоримся, - заметил Алик.

- Не твоя забота. Я сегодня богатый. - Казарян приложил руку к сердцу и к карману, где хранил богатство.

- Обожди малость, штаны надену, - сдался наконец Алик.

Смирнов, Казарян и Алик (в штанах) вошли в кооперативное кафе "Привал странников". С улыбкой на устах их встречал усатый здоровенный официант.

- Добро пожаловать! - возликовал он.

- Я тебя знаю, - сказал ему Казарян. - Ты бармен из "Космоса". Здесь что, выгоднее?

- А я - здесь и там, - охотно объяснил официант. - Там день отдежурю и на два - сюда.

- Значит, выгодно и здесь, и там, - понял Казарян и приказал: Устраивай-ка нас.

- Прошу.

Он просил их в зал. Они туда и последовали. Старинной обнаженной кладки кирпичные стены, пол из тяжелых мореных досок, двумя сводами синий с золотыми звездами потолок.

- Красиво как! - оценил интерьер Смирнов, усаживаясь за деревянный стол (в тон полу). - Вот что значит старина!

Казарян, который уже уселся, потыкал пальцем в стену. Кирпич прогибался под пальцем.

- Старина эта хлорвиниловая. Производство отдела декоративно-технических сооружений киностудии "Мосфильм". А ничего, смотрится!

- И все остальное - такая же липа? - спросил Алик.