Виталий Бессонов - Тарутинское сражение
Из наградных документов следует, что его шеф полковник Д.М. Юзефович «с отличной храбростью атаковал два раза неприятеля с целым полком, опрокинул оного и, врубясь в самые ряды их, привел его в большое расстройство и гнал до самых колонн их». Однако 3-й полк устоял и атакующие вернулись на исходные позиции.
«Казалось, — вспоминал Брандт, — что после этого мы благополучно выдержали самый опасный фазис сражения, как вдруг русские вернулись, атаковали нас, овладели кустарником и отбросили наших стрелков на полк. Командир полка решился на отчаянную попытку: при звуках труб и громе барабанов он устремился на русских; те отошли и мы заняли нашу прежнюю позицию».
В этом упорном бою с особой активностью против неприятеля действовал 1-й егерский полк под командованием полковника М.И. Карпенкова (Карпенко), который, как отмечал Ермолов, «открывал себе штыками путь к успехам». В наградных документах подчеркивалось, что Карпенков «с примерным мужеством водил командуемые им войска на неприятеля, отразив оного штыками, и прогнал на немалое расстояние». Вспоминая накал завязавшейся на левом фланге русских войск борьбы, участник противоборства офицер 2-й батарейной роты Г.П. Мешетич спустя шесть лет в своих записках писал, что «ни превосходство их сил, ни жестокий огонь их артиллерии и ни напор их егерей не могли сдвинуть с места Русс! Егеря наши, сошедши к ним в кусты, брали их штаб- и обер-офицеров в плен, но большею частию их ранивши штыками»[93].
Английский бригадный генерал Р.-Т. Вильсон в бою при Виньково 4 октября 1812 г. Рис. В.М. Типикина.
А.Ежов. Атака 33-го линейного полка при Виньково, около 6 часов вечера 4 октября 1812 г.
Бой при Виньково. 4 октября 1812 г. Карта выполнена В.М. Типикиным и В.А. Бессоновым.
К устоявшим против атаки русских войск частям вскоре прибыл Мюрат. Некоторое затишье, наступившее после упорного боя, позволило ему перегруппировать силы. Он снова выдвинул вперед артиллерию и приблизил кавалерию, в том числе и остававшуюся на противоположном берегу реки Чернишни. Однако потери среди кавалерии от артиллерийского огня заставили отвести ее за линию пехоты. «Русские, — пишет Брандт, — заметив это и надеясь, вероятно, взять в плен короля Неаполитанского, издали заметного по своему костюму, устремились на 2-й полк (наблюдая, в то же время, и за нашим 3-м полком), который стоял на самом крайнем фланге и поблизости которого находился Мюрат. Атака была так стремительна, что король и свита его бежали в наше каре. Русские быстро неслись вперед, но не встречая огня, поехали тише и, наконец, остановились примерно шагах в пятидесяти. Наступила мертвая тишина, прерываемая только фырканьем лошадей… Вдруг у русских послышалась команда: повзводно направо кругом!…и всадники поехали назад шагом… Подобное я видел потом только на учениях в мирное время. Мюрат осыпал нас похвалами. „Я буду говорить о вас императору!“, сказал он нам на прощание»[94].
В ходе предпринятой атаки русские егеря снова заняли лежавший на левом фланге отряда Милорадовича кустарник и из него начали наступление на передовые части противника. Командир 2-го пехотного полка Вислинского легиона, выделив из состава полка специальный отряд, приказал Брандту отбить кустарник. «Неприятель, — вспоминал Брандт, — ожидал нас стойко, под сильным огнем. Я открыл огонь с самой близкой дистанции, вследствие чего русские отошли, а мы последовали за ними в кустарник»[95]. Однако, достигнув опушки кустарника, Брандт получил ранение пулей в лодыжку и был вынужден оставить сражающиеся войска. Вместе с другими ранеными он был отправлен в Виньково. Этот кустарник, дававший преимущество каждой из сторон, ненадолго остался в руках поляков.
С заходом солнца Мюрат предпринял последнюю попытку прорвать линию обороны русских войск. «Было 6 часов вечера, — вспоминает Мишель, — и мы должны были разбить бивак, когда король (Мюрат — В.Б.) приказал идти вперед. 33-й и 48-й линейные полки сбились в одну плотную массу, и вся линия пришла в движение; с левой стороны кавалерия разорвала цепь противника, и единственная пушка в центре уничтожила всякое сопротивление. Тем временем противник, который образовал линию на поляне и в лесу между Карсаково и Курилово, уверенно ожидал массы этих двух пехотных полков и встретил их залпами по всему фронту». Русская кавалерия бросилась в атаку, но была отбита кавалерией противника. Не сумев сломить сопротивление русских войск, неприятельские полки отошли на прежнюю позицию[96].
Исход боя был ясен уже в 7 часов вечера. В это время Милорадович прислал в Главную квартиру рапорт, в котором сообщал, что на позиции у деревни Чернишной «место было удержано»[97]. Более того, как пишет в своих записках майор 1-го егерского полка М.М. Петров: «Сражение при деревне Винькове, перед левым берегом оврага ручья Чернишны, кончилось в сумерки дня того прогнанием неприятеля за ручей»[98]. То, что основные силы противника вернулись на правый берег реки Чернишни, отмечает в описании боя и Мишель. По его свидетельству, противоборствующие войска находились на занятых позициях до 9 часов вечера, после чего неприятельская пехота отошла на другой берег реки, а кавалерия «оставалась всю ночь почти в той же позиции, в какой она была во время сражения»[99]. Как видно, для прикрытия местности на левой стороне реки Чернишни была оставлена кавалерия и, вероятно, части польской пехоты.
Ожесточенный бой, длившийся почти десять часов, прекратился только с заходом солнца и наступлением ночи[100]. На начальной стадии русские войска отступили за реку Чернишню, где после полудня развернулась основная борьба между противоборствующими войсками. Русский арьергард получил приказ прекратить отход и всеми средствами удержаться на занятой позиции.
Мюрат, в свою очередь, стремился сбить русских с занятого ими места и заставить продолжить отступление. И несмотря на явную решимость русских держаться на левой стороне реки Чернишни, с не меньшей решимостью Мюрат стремился не дать им этой возможности. В этом противостоянии участвовало с каждой стороны примерно по 25 тысяч человек. При этом Милорадовча прикрывала вся русская армия, стоявшая в укрепленном лагере за рекой Нарой, а Мюрат опирался только на сводный корпус Бессьера, который мог поддержать его при отходе к Москве, к главным силам Наполеона. Но Мюрат, вероятно, не опасался быть разбитым и продолжал вести активную борьбу с русским арьергардом. Взаимные атаки и контратаки не приносили желаемого результата. Противники продолжали удерживать свои позиции на левой стороне реки Чернишни. Последняя атака, предпринятая Мюратом силами дивизии Дюфура, происходила уже в ночных сумерках. Она стала заключительным аккордом боя. Эта атака в очередной раз показала, что русский арьергард «твердой ногой» встал на занятое им место.
В ходе боя войска Милорадовича, по данным сводной ведомости Кикина, потеряли убитыми 2 офицеров и 97 рядовых, ранеными — 4 офицеров и 322 рядовых, пропавшими без вести — 32 рядовых (всего — 457 человек). О потерях противника достаточно точных сведений не имеется, но можно предположить, что они были не намного меньше русских, а то и больше. Так, Брандт пишет что, «мы потеряли 11 офицеров и 257 нижних чинов», имея в виду, вероятно, не только 2-й пехотный полк, а все три полка Вислинского легиона. Мишель, описавший действия дивизии Дюфура, ограничивается фразой о значительных потерях среди офицеров и солдат 33-го и 48-го линейных полков. Вместе с тем, он отметил, что в бою был ранен дивизионный генерал барон Р.Ж. Экзельманс, командовавший 2-й дивизией легкой кавалерии 2-го корпуса кавалерийского резерва, прикрывавшего левый фланг отряда Мюрата при Виньково. Всего, по данным Вильсона, сообщенным 5 октября британскому посланнику в России лорду В.-Ш. Кэткарту, «неприятель потерял не менее 800 человек убитыми, ранеными и взятыми в плен: в числе первых считают и одного генерала»[101].
В конечном итоге русские войска вышли победителями из этого важного для армии боя. Мюрат, исчерпав свои возможности заставить Милорадовича отступить, с наступлением ночи сам был вынужден отвести войска за реку из опасения внезапной атаки, в то время как русские войска остались на занимаемой позиции. По свидетельству Вильсона, факт своего поражения Мюрат был вынужден признать перед Милорадовичем во время встречи 5 октября на аванпостах. При этом Мюрат сказал ему: «Monsieur, vous etes sans doute maitre du champ du bataille»[102]. В этом же духе отзывается о бое 4 октября Брандт: «Русские, безусловно, удержали за собой позицию, в которой приняли сражение, одержали, следовательно, победу, и при том первую решительную победу в эту войну, хотя не взяли ни пленных, ни трофеев»[103]. Вильсон, пристально наблюдавший за развитием событий на театре военных действий, в письме к М.С. Воронцову от 5 октября писал о бое как о сражении, «которое было поистине великолепным делом, повлекшим за собою чрезвычайно важные следствия и явившим собою первое свидетельство решимости русских после оставления Москвы стоять pied ferme (Твердою ногою — франц.)»[104]. В свою очередь, Ермолов в своих воспоминаниях оценивал значение боя следующим образом: «Около вечера неприятель отступил на всех пунктах и неподалеку расположился лагерем. В продолжение войны обстоятельства, возлагая на нас горькую необходимость отступления, облегчали неприятелю достижение его намерений. Здесь, в первый раз безвозмездны были его усилия!»[105].
