Абрам Рейтблат - От Бовы к Бальмонту и другие работы по исторической социологии русской литературы
Как видим, стремясь предложить разнообразный материал для чтения, журнал как бы «втягивает» под свою обложку целую библиотеку, очень продуманно и четко организованную. Следует, однако, отметить, что при всей универсальности содержания журнала основное внимание в нем уделялось политическим событиям либо событиям из других сфер социальной жизни, рассматриваемым под «политическим» углом зрения. Поэтому ведущее место в нем принадлежало социально ориентированной (касающейся актуальных проблем) художественной литературе и публицистике (обзор внешней и внутренней жизни, фельетон и т.п.).
Журнал был не местом публикации различных произведений (как это нередко было раньше), а трибуной единомышленников, и поэтому большое внимание уделялось в нем единству и цельности. В. Шкловский справедливо отмечал, что «журнал может существовать <…> как своеобразная литературная форма. Он должен держаться не только интересом отдельных частей, а интересом их связи»91.
Н.К. Михайловский, активно участвовавший в русской пореформенной журналистике, признавал, что «журнал, а потом и газета определяли собою нередко и форму, и содержание произведений даже выдающихся талантов, в журналах и газетах группировались большие и малые силы для общего дела; журналы и газеты клали или старались класть свои штемпеля на произведения даже таких писателей, которые стояли, по-видимому, вне всяких отношений к “возникновению, падению и взаимным отношениям различных органов печати” (цитата из “Истории новейшей русской литературы” А.М. Скабичевского. – А. Р.), на журнальную или собственно редакторскую работу тратилась значительная часть сил выдающихся писателей»92.
По сути дела, собирая произведения различных авторов и компонуя их определенным образом, редакция создавала новый текст, определяемый конструкцией журнала. Для достижения этой цели у нее были две основные возможности – работа с людьми и работа с текстами.
Во-первых, редакция могла подобрать близких по убеждениям авторов, наладить с ними постоянные отношения, предусматривающие их работу в духе данного издания, и в ряде случаев даже заказ им необходимых произведений. Например, в некрасовском «Современнике», где обычно практиковались подобные формы работы, по воспоминаниям Г.З. Елисеева, «набирались подходящие к направлению журнала сотрудники, им представлялось писать в каждый данный момент, что им бог на душу положит. Никто не следил ни за мыслями, ни за фразами. Иногда казалось, что точно редакторы не читают никаких статей в своем журнале, а между тем само собой выходило все ладно. Почему? Да потому, что в журнале-то главным образом и нужно, чтобы все говорили в одно. Не только удачные фразы, но и неудачные, то есть слабые, целые статьи, если только они бьют в одну цель, в общем нисколько не вредят делу»93. Конечно, Г.З. Елисеев несколько идеализирует редакционную ситуацию в «Современнике», и, как известно из других мемуарных источников, там также допускалось редакционное вмешательство в текст, однако, и в этом Елисеев прав, явление это носило эпизодический характер.
Редакция могла, во-вторых, проводить отбор среди поступающих (в том числе и в «самотеке») произведений, в случае необходимости перерабатывать их (сокращать, исправлять, переписывать фрагменты и т.д.), сопровождать предисловиями и примечаниями и, что очень важно, соответствующим образом компоновать различные тексты в структуре номера, стремясь к его цельности и внутренней уравновешенности. Хорошим примером подобной практики можно считать редакторскую деятельность Г.Е. Благосветлова. Двадцать лет редактируя «Русское слово» («журнал начинающих писателей для начинающих читателей», по определению Н.В. Шелгунова) и продолживший его журнал «Дело», он часто изменял структуру статей и характер их изложения, делал в них вставки, не только переставляя акценты, но и меняя стиль изложения. Никак не выделяясь в качестве самостоятельного автора (время от времени он выступал с публицистическими статьями), он тем не менее накладывал на все материалы номера печать своей личности и своих убеждений и добивался в итоге живости и цельности журнала. Если учесть, что Благосветлов был наделен умением подбирать (и воспитывать в соответствующем духе) сотрудников журнала (привлек к работе Д.И. Писарева, В.А. Зайцева, П.Н. Ткачева, Н.В. Шелгунова и др.), то нельзя не согласиться с тем, что это был незаурядный редактор, умевший использовать все возможности для обеспечения однородности и целенаправленности журнала.
Каждый журнал обычно представлял более или менее определенное идеологическое направление. Любопытно, что, несмотря на увеличение числа читателей в стране и быстрый рост числа газет, иллюстрированных и специальных журналов, число толстых универсальных ежемесячников в пореформенный период оставалось стабильным – на уровне 8—10 названий в год. По-видимому, этого количества хватало для того, чтобы охватить все основные позиции в рамках социально-политического спектра. Журналы, пытавшиеся существовать «вне направлений», обычно оказывались недолговечными и исчезали из-за малочисленности подписчиков.
Характерной чертой существования журналов с начала 1860-х гг. являлась постоянная (и временами – ожесточенная) полемика их между собой. Хотя нередко предлогом для споров служили эстетические или бытовые вопросы, но чаще всего за этим скрывалась не столько литературная, сколько социально-политическая борьба.
Поскольку в этот период каждый журнал освещал события и явления со своей точки зрения, «строил» свой «образ мира», то читатели нередко обращались только к одному-двум близким по характеру изданиям, игнорируя все прочие, причем дифференциация журналов постепенно усиливалась. В середине 1870-х гг. Н.Н. Страхов отмечал, что «в обществе и в кругу самих писателей образовались отделы, которые друг друга не понимают, питаются беспрерывным повторением мыслей своего особого направления и обыкновенно друг друга терпеть не могут <…>. Почти у всех (журналов. – А. Р.) главная масса подписчиков, ядро читателей состоит из приверженцев. Для них-то и работает журнал, им угождает, им он и нравится; люди же свободные от пристрастия к журналу обыкновенно не находят в нем ничего хорошего. Для своих журнал имеет авторитет, блистает капитальными произведениями; для чужих его мнения лишены всякой тени авторитета, и имена сотрудников почти не различаются одно от другого»94. Для иллюстрации факта обособленности журнальных аудиторий сошлемся еще на Я.П. Полонского, который писал знакомому в начале 1890-х гг.: «Я никого не знаю, кто бы выписывал “Вестник Европы”, – у него есть своя особенная серия читателей и почитателей»95.
Поскольку журналы различались по своим идеологическим платформам, то факт подписки на то или иное издание (рядовые читатели подписывались обычно лишь на одно) означал принятие того, а не иного «образа мира». Сразу на несколько изданий подписывались только литераторы или состоятельные и высококультурные люди. Так, например, семья придворного архитектора А.И. Штакеншнейдера, содержавшая литературный салон, выписывала в конце 1850-х гг. сразу пять толстых ежемесячников («Современник», «Отечественные записки», «Библиотека для чтения», «Русский вестник» и «Русская беседа»)96. Наиболее распространены были в читательской среде издания радикального направления: «Современник» (закрыт в 1866 г.) и наследовавшие ему «Отечественные записки» (под редакцией Н.А. Некрасова и М.Е. Салтыкова-Щедрина, 1866—1884), а также «Русское слово» (1859—1866) и «Дело» (1866—1888). Популярны были также (особенно после закрытия «Отечественных записок» и «удушения» «Дела») либеральные журналы «Вестник Европы» (1866—1918) и «Русская мысль» (1880—1918), народническое «Русское богатство» (1879—1918). В консервативных кругах высоким авторитетом пользовался «Русский вестник» (1856—1906)97. В 1880—1890-х гг., когда выдержанность направлений журналов несколько ослабла (одни и те же литераторы печатались, например, в либеральных и консервативных органах), довольно долго существовали также такие издания, как «Наблюдатель» (1882—1904), где либеральный налет сочетался с яростным антисемитизмом, и чисто коммерческие «Колосья» (1884—1893), печатавшие третьесортную беллетристику. Другие журналы (а их было довольно много) обычно закрывались через несколько лет (по финансовым причинам или из-за правительственного запрета).
Характеристика журнала как типа издания дает материал для суждений о его аудитории. Ведь согласие читателя предпочесть журнал книге означает, что он считает себя недостаточно компетентным, чтобы из потока многочисленных публикуемых отдельно произведений выбрать подходящие именно ему, отвечающие на его духовные запросы. Он не хочет (или не может) читать большое число разнообразных книг и нередко довольствуется обзорами, компиляциями, пересказами, рецензиями и т.д. Журнальный читатель вообще слабо доверяет конкретному индивиду (автор книги сам несет ответственность за нее), ему важно, чтобы публикация исходила от группы в целом (помещенный в журнале материал несет на себе его марку, кроме того, значительная часть статей и рецензий помещалась вообще без подписи, как текст, исходящий не от конкретного автора, а от редакции). Читая только «свой» журнал, подписчик готов безоговорочно доверять его сотрудникам, освещающим те или иные актуальные проблемы, и отказывается от критического сопоставления различных точек зрения по данному вопросу.
