В. Назаров - Загадки Русского Междуречья
СОКРОВЕННАЯ НАРОДНАЯ ПАМЯТЬ
Истина в истории – понятие более чем относительное. Одни и те же лица, события описываются и трактуются историками и социологами подчас с диаметрально противоположных позиций, а воссозданная ими картина предстает то в розовых, то в белых, то в серых, а то и в черных тонах. Даже летописи и документы не избежали этой участи. Выражаясь, быть может, несколько вульгарно, не слишком грешно утверждать: у каждого историка своя истина, и зачастую она не имеет ничего общего с подлинной действительностью. В данном плане беллетристика или фольклор могут оказаться ничуть не не менее объективными, чем научное исследование. «Борис Годунов» Пушкина воссоздает более точную и правдивую картину исторической реальности, если сравнивать пушкинский шедевр с трудами историков, писавших на ту же тему, – Н.М. Карамзина, Н.И. Костомарова, С.Ф. Платонова, Р.Г. Скрынникова и других.
А разве не дает достоверной картины Отечественной войны 1812 года роман Льва Толстого «Война и мир» или один из главных ее эпизодов, запечатленный в стихотворении Лермонтова «Бородино»? Безусловно, дает! Ведь и писатель, и поэт опирались на свидетельства очевидцев, поначалу устные, а затем оформленные в виде письменных и печатных воспоминаний. Конечно, с устной традицией обстоит достаточно сложно. Не секрет, что долгое время информация о далеком прошлом передавалась из поколения в поколение в форме преданий. Существовали профессиональные хранители такого знания – старейшины племен и языческие волхвы. Их деятельность прервалась после принятия на Руси христианского вероисповедания и отказа от тысячелетиями формировавшейся индоевропейской (арийской) традиции. Однако полностью уничтожить былую культуру не удалось. Почти полностью (хотя подчас и в закамуфлированном виде) она сохранилась в фольклоре, народном календаре, языческих обрядах и празднествах, – к некоторым пришлось даже приспособиться православной церкви. Историческая память о далеком прошлом также продолжала существовать, превратившись в тайное и сакральное знание.
По сей день остаются справедливыми слова самобытного историка XIX века Ивана Егоровича Забелина (1820 – 1908): «Предания, если только в их источнике нет и следа сочинительских сказок-складок, если они вообще рисуют жизненную правду и идут от основных великих народных движений и народных героических дел, каковы предания первой нашей летописи, – такие предания очень живучи; они сохраняются в народной памяти целые века и даже тысячелетия. Они особенно крепко и долго удерживаются в народном созерцании, если народная жизнь и в последующее время все течет по тому же руслу, откуда идут и первые ее предания, если к тому еще народ не знает писаного слова или мало им пользуется».
Позже многие из устных преданий послужили основой для создания летописей, хроник или беллетризированных сочинений. На таком принципе построены и многие книги Геродотовой «Истории», и монгольское «Сокровенное сказание», и «История государства инков», принадлежащая перу последнего хранителя тайной истории своего народа Инке Гарсиласо де ла Вега и полностью составленная на основе устных преданий, и Несторова «Повесть временных лет». Есть и другие литературные источники, созданные аналогичным образом, которые современные ортодоксы почему-то упорно продолжают считать обыкновенным вымыслом. К ним относятся, к примеру, такие шедевры исторической прозы, как «Сказание о Словене и Русе и городе Словенске», «Повесть об убиении Даниила Суздальского и о начале Москвы» и др. По поводу исторической ценности (точнее, бесценности) данных первоисточников нам уже неоднократно приходилось высказываться[18]. Выводы о происхождении и рациональном зерне этих произведений целиком и полностью распространяются и на текст XVI века, получивший название «Сказание о князьях Владимирских».
Филологи продолжают спорить о конкретном авторе и заказчике этого мини-трактата, соглашаясь друг с другом лишь в одном: перед нами выдумка чистейшей воды. В «Сказании…» речь идет о происхождении русского народа и о правящей династии Рюриковичей. В первом случае родословная ведется от библейского патриарха Ноя и послепотопного расселения прапредков народов. Во втором корни русских князей (а в дальнейшем царей) прослеживаются до римского императора Августа Октавиана. Последний якобы после разгрома войск Антония и Клеопатры в Египте направил сродника своего и сподвижника, по имени Прус, на берега реки Вислы и Балтийского моря, где тот стал властителем, а вверенные ему земли получили название Пруссии. В роду Пруса спустя девять столетий и появился князь Рюрик, который по совету новгородского правителя Гостомысла приглашен царствовать на Русь и положил начало первой великокняжеской династии:
«В лето 5457 Августу, кесарю римъскому, грядущу въ Египетъ с своими ипаты, яже бе власть египетьская рода суща Птоломеева. И срете его Иродъ Антипатров, творя ему велие послужение воя, и пищею, и дарми. Предаде же богъ Египетъ и Клеопатру в руце Августу. Августъ же начятъ дань подкладати на вселенней. Постави брата своего Патрикиа царя Египту; Августалиа, другаго брата своего, постави Александрии властодержца; Ирода же Антипатрова асколонитянина за многий ради его почести постави царя надъ июдеи въ Иерусалиме; Асию же поручи Евлагерду, сроднику своему; Алирика же, брата своего, постави в поверъшии Истра; и Пиона постави во Отоцех Златых, иже ныне наричются Угрове; а Пруса, сродника своего, в брезе Вислы реце во градъ Марборок, и Турнъ, и Хвоини, и пресловый Гданескъ, и ины многи грады по реку, глаголемую Немонъ, впадшую в море. И житъ Прусъ многа времена летъ и до четвертаго роду; и оттоле и до сего времяни зоветься Прусьская земля.
И в то врьмя некий воевода новгородьцкий именемъ Гостомыслъ скончеваетъ свое житье и созва вся владелца Ногорода и рече имъ: «О мужие новгородьстии, советъ даю вамъ азъ, яко да пошлете в Прусьскую землю мужа мудры и призовите от тамо сущих родов к себъ владелца». Они же шедше в Прусьскую землю и обретоша тамо некоего князя именемъ Рюрика, суща от рода римъскаго Августа царя. И молиша князя Рюрика посланьницы от всехъ новгородцовъ, дабы шелъ к нимъ княжити. Князь же Рюрикъ приде в Новъгород, имея с собою два брата: единому имя Труворъ, а второму Синеусъ, а третий племенникъ его именемъ Олегъ. И оттоле нареченъ бысть Великий Новградъ; и нача княз великий Рюрикъ первый княжити в немъ».
Не приходится сомневаться в литературном происхождении данного сказания. Но точно так же не приходится сомневаться, что в его основу было положено устное предание, имеющее под собой твердую историческую почву. Нет ничего фантастического, что римлянина, коего Август-кесарь послал на Балтику, звали Прусом. Некогда прапредки латинов, вытеснивших с Апеннинского полуострова этрусков, мигрировали с Севера на Юг через территорию современной Прибалтики и Северо-Западной России. Память об этих событиях и путях передвижения вряд ли полностью истерлась к временам Римской империи. Кроме того, в I веке нового тысячелетия не слишком расчлененными были недавно еще единые славянские и балтийские языки (в состав последних входил и прусский, ныне полностью исчезнувший). Даже имя Прус и название племени пруссов образованы с помощью лексемы «рус», а прусские земли в старину именовались Порусьем. (Кстати, одна из исторических рек, и сегодня протекающая через город Старую Руссу, испокон веков именуется Порусьей. На ее берегу находится дом-музей Ф.М. Достоевского, где писатель жил в последние годы жизни и создавал свои великие романы, включая «Братьев Карамазовых». А в районе Валдая есть озеро Пруса.) Ничего невероятного нет и в том, что праотец Прус мог оказаться в числе родственников императора Августа, который, являясь внучатым племянником Юлия Цезаря (и усыновленный им), происходил из древнего и весьма разветвленного патрицианского рода Юлиев.
Историческая проза как фольклорного, так и литературного происхождения[19] создавалась и хранилась (долгое время в виде тайного знания) практически во всех областях Российского Междуречья. В дальнейшем изложении и в сочетании с летописными источниками (которые сами по себе содержат немало сакральной информации) она даст нам в руки ключ для раскрытия ряда сокровенных тайн Земли Русской. Однако прежде необходимо затронуть еще один пласт архаичного мировоззрения. Речь пойдет о ряде образов, на первый взгляд, казалось бы, связанных исключительно с христианской традицией, а на самом деле уходящих в самые дальние глубины русского народного менталитета.
Начнем с Георгия Победоносца. Его житие попало на Русь из Византии и получило широчайшее распространение с первых шагов христианства. Иконы на сюжет чуда о Георгии и змее (рис. 12), Георгиевские соборы, Георгиевский крест как высший символ воинского мужества, Святой Георгий, поражающий копьем дракона на гербе Москвы и др. Святой Георгий и по сей день считается покровителем российского воинства, хотя данный символ имеет мало общего с действительным содержанием византийского жития, получившего широчайшее распространение на русской почве. Согласно первоисточнику, Святой Георгий не поражал копьем дракона, а укротил его молитвой, после чего освобожденная от заклятия царевна провела прирученное чудовище по улицам родного города, что и было воспринято ее согражданами-язычниками, как чудо, после чего все они поголовно приняли христианство. Именно такое завершение сюжета получило отражение в наиболее древних изображениях, в том числе и на фреске церкви Святого Георгия (XII в.) в Старой Ладоге (рис. 13).
