Иса Гусейнов - Судный день
Они вынудили Мираншаха прождать три месяца; но, оттянув время, Ибрагим не сумел доказать своей непричастности и даже, как того требовали обстоятельства, враждебности к хуруфитам. О чем же помышляет наследник Гёвхаршах? Или он не понимает, что, объездив вдоль и поперек Ширван и вернувшись с послами Фазлуллаха вместо него самого, он ставит под удар и трон отца, и судьбу Ширвана? Ибрагиму о многом хотелось расспросить сына, главным же образом о том, знает ли принц, каким образом собирается Фазлуллах спасти ширваншаха от грозящей ему со стороны Мираншаха опасности, и, хотя мысль его безотлучно была с арестованными шейхом Азамом послами, он долгим, странно изучающим взглядом посмотрел на сына и показал ему на мягкий низкий пуф, на котором обычно сиживал принц:
- Садись, поговорим.
- Не время разговоров, шах мой, - ответил принц. - Надо вызволить послов из рук шейха Азама.
Ибрагим потер лоб, восстанавливая нить мысли.
- Кто из мюридов Фазлуллаха имеет доступ к эмиру Тимуру? - спросил он. Его имя, сан?
Гёвхаршах отвел взгляд.
- Имена таких людей хуруфиты держат в тайне, шах мой!
- Даже от Амина Махрама?
- Да, шах мой. Это тайна.
- Узнай!
Гёвхаршах приложил руку к груди:
- Прости, шах мой. Этого я тебе обещать не могу.
Шах пристально посмотрел в глаза сыну.
- Фазлуллах просит союза, но взамен не предлагает ничего, кроме своего еретического учения и неопределенных услуг. Прежде чем принять решение и согласиться на опасный союз, я хочу знать: какими правами и полномочиями пользуется тот мюрид?
Гёвхаршах молчал.
Взгляд Ибрагима, скользнув по пустому подносу, на котором только что лежала книга еретика, снова остановился на сыне.
- Позволив себе выслушать Насими, я и сам едва не усомнился в Коране, сказал он. - Семь лет ты тесно общаешься с этими людьми. Не предлагали ли они и тебе приобщиться к своему учению? - Высказав наконец то, что давно терзало ему душу, Ибрагим, зорко вглядываясь в лицо сына, не заметил в нем ни малейших перемен. Лицо принца оставалось спокойным и ясным.
- Предлагали, шах мой, - как о чем-то весьма обычном сказал принц. - Они подарили мне "Джавиданнамэ" Фазла.
- И ты читал эту ересь?
- Да, шах мой.
- И что же?.. - глухо спросил Ибрагим. - Сомневаешься в едином боге?
- Огонь Фазловой правды сжигает все старые верования, шах мой, - убежденно сказал Гёвхаршах. - Наш наставник, кази Баязид, учил нас с пятилетнего возраста молиться пять раз на дню. Теперь я не молюсь. Я верую, что спасение в человеке, - закончил он словами Насими.
Ибрагим сидел бледный.
- "Шах и его багадуры да опираются во всех делах своих на хуруфи" - так вот о чем говорил Насими! - раздельно произнес Ибрагим. - Мои багадуры! Они тоже читают "Джавиданнамэ"?
- Да, шах мой. Все они изучают "Книгу вечности".
- По твоему предложению? - Да, шах мой.
Ибрагим задыхался от удушья.
- Мой Гёвхар! Кара за это - казнь!
Принц давно готовился к тяжелому разговору с отцом и при встрече с Насими предупредил его, что если шах не примет предложений Фазла и арестует послов, то ему придется открыть, как глубоко укоренился хуруфизм в Ширване.
Ибрагим простонал, как в беспамятстве:
- Казнь!
- В таком случае тебе придется казнить половину населения Ширвана шах мой, - сказал принц. - Потому что твои подданные в Шемахе, Баку, Шеки и Шабране изучают хуруфизм.
- Мои подданные?!
- Да, шах мой. Фазлу верят даже те, кто не приобщен к учению. Даже в мечетях есть тайные поверенные Фазла, при каждом удобном случае они проповедуют его учение, и работа эта ведется давно, уже семь лет. Я должен был сказать тебе это. Ширван, Аран, Нахичевань, весь Азербайджан по обе стороны Аракса считает программу Фазла программой бога и говорит: "Фазл - бог!"
- Замолчи! - крикнул вне себя Ибрагим. Он сидел весь в холодном поту.
Когда-то он и сам начинал точно так же. Перетянул сначала на свою сторону аснаф Ширвана - многочисленный класс ремесленников, а затем военачальников и придворных Хушенка. Фазлуллах оказался мудрее, он поразил ширваншаха в самое сердце - пленил его первенца, его Гёвхара.
Ибрагим, забывшись, отдался своим думам. Каких бы убеждений ни держался принц, отцу он не изменит, в этом Ибрагим не сомневался. Гёвхаршах не из числа тех наследников, что зарятся на отчий трон. Он привязан к отцу глубоко и сердечно, и Фазлуллах наверняка знает это. Но если так, то с какой же целью он покорял ум и сердце наследного принца? Если он на самом деле ограничивает круг своей деятельности вопросами духовными, то почему избрал своим объектом именно принца - наследника, а не кази Баязида, ученого мужа, владельца большого великолепного книгохранилища, располагавшего не только мусульманскими, но и христианскими, в частности франкскими, книгами. В сущности, запоздало подумал Ибрагим, он ведь сам бросил сына в объятия Фазлуллаха... Сам сделал его Амином Махрамом. Трезво сознавая, что рано или поздно придется избавляться от Фазлуллаха, Ибрагим не шел на открытое общение с ним, а поручил посредничество с беглецами сначала бакинскому правителю гаджи Фиридуну, затем полностью передал в ведение принца Гёвхаршаха. Связь с хуруфитамн была слишком опасна, чтобы доверить ее кому-либо другому. Даже на старого и верного кази Баязида, безотлучно бывшего при нем с детских лет, не мог бы положиться Ибрагим в этом деле, ибо кази Баязид был чистосердечен до наивности, мягок до безволия. Просчет его крылся, по-видимому, в том, что он, переоценил свое влияние на сына. Ибрагим и помыслить не мог, что этот таинственный человек, именуемый "Фазлом-богом", способен потеснить в сердце Гёвхаршаха отца. Сын любил и почитал отца превыше всех на земле, был связан с ним узами не только кровными, но и духовными.
Фазлуллах же, как считал. Ибрагим, был всего лишь руководителем одной из нелегальных сект, какие история ислама знала во все времена множество... Разговор с Насими поколебал мнение Ибрагима, признание же Гёвхаршаха ошеломило и потрясло его, Ибрагим понял наконец, что Фазлуллах - это нечто иное, чем все его предшественники и современники, что учение его разит сильнее змеиного яда, и, приобщаясь к нему, люди лишаются страха божьего.
Сын стоял перед отцом красивый, мужественный, и Ибрагим, подняв голову, залюбовался невольно его открытым, благородным лицом.
- Я обошел Азербайджан за пядью пядь, - медленно, раздумчиво стал говорить Ибрагим, - ходил вдоль Куры и в городах за Араксом и нигде не видел народа более богобоязненного и религиозного, чем в Ширване. Все, с кем мне пришлось говорить, знали Коран наизусть. Как же случилось, растолкуй, что ширванцы вдруг отринули великий Коран?
Гёвхаршах встрепенулся. Давешний окрик отца тяжким камнем лег на сердце, он не помнил, чтобы отец когда-либо кричал на него. Спокойное, даже печальное обращение отца сняло камень с души.
- Mы не отрицаем Корана, шах мой, - сказал он.
- А что означает отрицание "лаилахаиллаллаха"? Что значит - "Человек сам творец"? Что значит "Анал-Хакк"? Если это не отрицание Корана, то что же это?
Гёвхаршах не тотчас ответил.
- Трудно объяснить отношение Фазла к Корану, шах мой!
- Я хочу знать! Насими, подобно иноверцу, говорил против святого Корана. Почему?
Гёвхаршах и в самом деле затруднялся ответом. Он читал "Книгу вечности" в особой келье, выделенной ему кази Баязидом в своем книгохранилище, или, выкраивая свободный час в лешгергяхе - военном лагере, где обычно находился со своими аскерхасами, вел при случае беседы с халифами Фазла, но не разобрался до конца в учении, в котором для него многое оставалось таинственным и противоречивым.
- Слова Насими, без сомнения, сошли с уст Устада, - осторожно начал принц. - Но сам Фазл пишет иначе. В "Джавиданнамэ" он следующим образом растолковывает Коран. Если пророк говорит, что человек сотворен беспомощным существом, то Фазл поясняет, что пророк видит беспомощность человека в его невежестве и незнании вселенной, которая его создала. Поэтому Фазл предлагает проникнуть в тайну тридцати двух букв, дабы посредством их овладеть науками и познать себя, вселенную и свое единство с ней. Познавший себя познает тайну Создателя.
- Я не читал в Коране таких вещей!
Гёвхаршах согласно кивнул.
- Никто не читал, шах мой. При жизни Мухаммеда Корана не было. Он мечом насаждал свою веру, не заботясь об ее письменном изъяснении. Известно, что Мухаммед перед смертью протянул руку к деревянному ларю и вымолвил: "Кур-ан" читайте, мол. И тогда лишь стало известно, что откровения, приходившие в минуты общения с богом, он диктовал писцу, и тот записывал их на высушенных лопаточных костях, которые складывал в деревянный ларь. Религия хранилась в том ларе, шах мой. После смерти Мухаммеда халиф Осман собрал грамотеев, чтобы составить Книгу изречений пророка, но кости в ларе были перемешаны, записи оказались разрозненны и бессвязны, и ученые при составлении Корана многое позаимствовали из Библии и Торы. Таким образом, изречения пророка перемешались с мыслями других, утратили свою суть и отошли от первоначала, и человек предстал в Коране бренным рабом единого всемогущего бога. Я говорил с учеными мюридами, и одни из них считают, что, отделяя истину от домыслов, Фазл восстанавливает в Коране подлинные изречения пророка; другие же утверждают, что Фазл прибегает к приему толкования для того, чтобы под именем пророка посвятить нас в свои тайные мысли.
