Лев Гумилёв - Черная легенда. Друзья и недруги Великой степи
Этот окольный путь приведет нас к желаемой цели и позволит избежать ошибок, которые были наделаны в предыдущие два века: культа европейского превосходства и европоцентризма, расизма, географического детерминизма, т.е. того, что помешало нашим предшественникам исчерпывающе поставить вопросы и затем ответить на них.
Спешим оговориться. Наше отрицательное мнение не касается работ серьезных французских, английских и немецких историков, мнение которых близко к излагаемому здесь.
Поворотные даты
При поверхностном взгляде на историю кажется, что вехами ее являются грандиозные события, воспетые поэтами, оплаканные культурологами и отмеченные публицистами как начала и концы эпох.
При этом упускается из виду, что большая часть таких ярких событий произошла в результате накопившихся изменений в предыдущем историческом процессе. Так, падение Константинополя 29 мая 1453 г. было не переломным в истории Византийской империи и Османского владения – бейлика, а одной из дат в их двухсотлетнем соперничестве.
Не было поворотной датой и открытие Америки Колумбом, потому что почти одновременно с ним Дж. Кабот высадился на Ньюфаундленде в Северной Америке. Также не была поворотной датой и мировая война 1914–1918 гг., возникшая в результате зашедших в тупик отношений великих держав XIX в.
Но если мы отказываемся считать переломными даты такого масштаба и столь очевидной наглядности, то что же можно иметь в виду? Ответ прост: существуют события, часто мелкие и незапомнившиеся, происходившие в периоды равновесия сил и создавшие коллизии, при которых тот или иной процесс становился необратимым. Вот эти события и становятся переломными, когда возникает неустойчивое равновесие борющихся между собой сил. Эти роковые мгновения истории большей частью ускользают от историков.
История – наука о событиях в их связи и последовательности. Когда предметом изучения являются грандиозные процессы, такие, как развитие производительных сил, то отдельные события или даже цепочки их, обрывающиеся в течение одного-двух-трех веков, – мелочи, не искажающие ход процесса. Но когда речь идет о коллизиях, соразмерных сроку человеческой жизни, то значение единичного события возрастает, а возможности взаимной компенсации сокращаются и значение случая в истории повышается. И тут на помощь приходит системный подход, разработанный учеными XX в. Объектом изучения при таком подходе являются не предметы или фрагменты, составляющие часть общего, не события или биографии героев, всегда несущие печать случая, одним словом, не элементы, слагающие системную целостность, а связи между этими элементами.
Разумеется, события крупные, продолжительные подвержены закономерностям спонтанного развития. Но колебательные движения истории, зигзаги, соразмеряемые с продолжительностью человеческой жизни, переломные мгновения находятся в положении «случится – не случится». И тут многое, даже очень многое зависит от поведения отдельных людей.
Подобное отношение к коротким отрезкам истории, к своеобразным историческим квантам, скрытым зачастую от взгляда историка-профессионала в данной области, позволяет многое в истории рассматривать в сослагательном наклонении: что было бы, если бы… Эти отрезки «наполнены» возможностями с различными вариантами исхода.
Что было бы, если бы Триполи и Акра, крепости крестоносцев Иерусалимского королевства, не пали под ударами египтян-мамлюков в 1289 и 1291 гг., а, наоборот, Франция, Англия, Германия овладели бы Ближним Востоком в XIV–XV вв. и вместо Турции создали бы огромное государство – продолжение Европы? Или если бы христианское государство создали… монголы, в XIII в. пришедшие на Ближний Восток?
Многочисленны эти вопросы «если». Каждый из них имеет свой смысл. А историку нужно понять, почему произошло то или иное событие, какие последствия оно имело. И вследствие чего события пошли тем или иным ходом? И обязательно ли должны были случиться эти события? В исторической науке пока сослагательное наклонение считается чем-то недопустимым, что и ограничивает ее возможности констатацией фактов. Любая постановка вопроса «а что было бы, если…» становится опровержением той мысли, что все случившееся в человеческой истории так и должно было случиться. Было, дескать, предуказано судьбой – неважно, в каких терминах эту предуказанность рассматривать: теологической космологии Августина или философской космогонии Лапласа.
Следовательно, область условного предположения «что было бы…» занимает со все возрастающим интересом ученых и писателей, социологов и журналистов.
С точки зрения глобальных событий XX в. то, что случилось 3 сентября 1260 г. в одной из долин Галилеи, могло бы считаться, а оно и считается так, крайне незначительным и невыразительным событием XIII в. Что о нем могут сказать хроники того века? Было сражение, каких было много.
И мало кому сегодня что-нибудь говорит поворотная по своим последствиям битва в жаркой долине Бекаа на полпути между Баальбеком в Ливане и Назаретом. Битва ознаменовала собой крушение одной могущественной идеи, охватившей Центральную Азию, и оказала воздействие на продвижение европейцев в Леванте и на все дальнейшие успехи и неуспехи их экспансии – попытки утверждения на арабском Востоке. Битва, выигранная силами и оружием степняков-половцев, оказавшихся хозяевами Египта, остановила надолго развитие прогрессивного общества в арабском мире, заставила законсервировать некоторые процессы в мусульманском суперэтносе, имела следствием то, что через два столетия после этого европейцы-наблюдатели начали ставить диагноз: страны ислама отстали и им суждено отставание, пока они не перенимут с Запада культурные достижения.
Битва, о которой идет речь, – сражение при Айн-Джалуде. Она в полном смысле является поворотной датой всемирного масштаба. А почему? Ответить на этот вопрос можно, лишь согласовав взгляд на историю с концепцией этногенеза, причем для этого мы должны начать с тех действующих лиц нашей условной театральной арены – с суперэтнических персонажей, – среди которых первой представляется слово Византии.
Действующие лица (на суперэтническом уровне)
1. Византия. Родилась на вероисповедной основе в Передней Азии во II в. н.э. Пережила подъем и надлом своей этнической системы соответственно в V и VI вв. н.э. и находилась к описываемым событиям в инерционной фазе, существуя за счет накопленных богатств и культурных традиций. Возраст суперэтноса – старость.
2. Мир ислама. Возник в VII в. в Аравии и охватил южные страны от Памира до Испании включительно. В XII в. переживал надлом – переход от фазы расцвета (акматической) к фазе инерционной. Былая целостность мира ислама раскололась на отдельные государства. Решающей силой их стали на востоке тюрки, а на западе – берберы. Возраст – болезнь при переломе от зрелости к старости.
3. Романо-германский христианский мир. Возник в результате распада франкской империи Карла Великого в IX в. и составлял многонациональную мозаическую целостность, для которой была характерна борьба пап с императорами Священной Римской империи германской нации. Возраст – молодость.
4. Реликты древнего степного этногенеза, начавшегося в III в. до н.э.: потомки сарматов – аланы, потомки динлинов – куманы, они же – кыпчаки, они же – половцы, потомки кангаров – печенеги на западе и канглы на востоке, и гузы, они же торки. Вне возраста.
5. Монголы. Возникли одновременно с маньчжурами (чжурчжэнями) в XII в. и потому находились в фазе этнического подъема. Возраст суперэтноса – юность.
6. Древняя Русь — ровесница Византии. Данные о ней в этой работе не приводятся.
Место действия – Палестина. Время действия – тринадцатый век
Византия
Не только каждый организм, но и каждый этнос, а тем более суперэтнос проходит инкубационный период развития, когда он незаметен не только для окружающих, но и для самого себя. Таковы были отдельные разбросанные христианские общины, осуществлявшие связь друг с другом путем переписки. Долгое время римские авторы их не замечали или игнорировали. И только огромное количество доносов, поступавших от обывателей из Антиохии, Тарса, Александрии, Эфеса заставило римское правительство сначала заметить, а затем и запретить христианские общины.
Правда, это запрещение выглядело несколько странно. Император Траян определил принадлежность к христианской общине как преступление, заслуживающее смертной казни. Но вместе с тем он запретил принимать доносы на христиан, а казнить их велел исключительно по личному заявлению. И хотя такие добровольные мученики находились, физически христианство, за исключением отдельных кратковременных периодов жестоких гонений, развивалось беспрепятственно. Уже в середине II в. христианский философ Юстин вел открытый диспут с представителями эллинской философии, возражая против политеизма.
