Андрей Никитин - Половецкая Русь

Андрей Никитин

Половецкая Русь

Двести лет назад, осенью 1800 года на прилавках книжных магазинов сначала Москвы, а затем Петербурга появилась книга, ставшая событием в русской культуре. Это - знаменитое "Слово о полку Игореве". Кроме своих высоких поэтических достоинств, "Слово" оказалось подлинной сокровищницей сведений о языке, поэзии, истории Древней Руси и соседних с нею народов. Литература о "Слове" огромна и к настоящему времени насчитывает около десяти тысяч названий - значительно больше, чем слов в самой древнерусской поэме. Ее комментариями, исследованиями, переложениями и переводами занимались представители самых разных наук и профессий, начиная с филологов и кончая астрономами и кибернетиками, всякий раз открывая что-либо новое.

В этот год двухсотлетия первого издания "Слова о полку Игореве" наш журнал, неоднократно писавший об этом памятнике, представляет свои страницы одному из ведущих исследователей загадок текста поэмы - археологу, историку и писателю Андрею Никитину. В семидесятых и восьмидесятых годах он направлял работу Постоянной комиссии по проблемам "Слова о полку Игореве" Союза писателей СССР. Автор многочисленных научных и публицистических работ по "Слову", большая часть которых нашла свое место в его книге "Слово о полку Игореве. Тексты. События. Люди", опубликованной в 1998 году и сразу же ставшей библиографической редкостью. В новой серии очерков он выступает исследователем того поразительного, далеко не однозначного феномена взаимоотношений Руси и Половецкой Степи, который обусловил сюжет поэмы и некоторые особенности древнерусской культуры, до сих пор вызывая ожесточенные споры между историками.

"Научная проза" Андрея Никитина как всегда остро полемична, порою - парадоксальна, но неизменно творчески продуктивна. Итак, открываем новую страницу нашего журнала, связанную с наступающим юбилеем "Слова о полку Игореве".

История половцев полна парадоксов. Почти два века они жили бок о бок с Древней Русью, иногда даже среди русских. Вместе с русскими участвовали в княжеских усобицах, ходили в помощь русским князьям на Венгрию, Польшу, Волжскую Булгарию, выдавали за них своих дочерей; вместе с русскими дружинами встали против монголов и - бежали, разбитые, чтобы потом снова возникнуть на исторической арене Восточной Европы сначала под именем кипчаков, а после насильственной исламизации в XV веке - в качестве казанских, астраханских и крымских "татар".

Сегодня уже можно без идеологических предрассудков попытаться взглянуть на наших древних соседей новыми глазами, но сделать это нелегко и прежде всего из-за тенденциозности в отношении к половцам, которая сильно мешает объективному взгляду на факты, а во-вторых, из-за крайней скудости материала, в первую очередь письменных известий об этом неуловимом народе, то появлявшемся, то исчезавшем за степным горизонтом. И еще одна, пожалуй, главная сложность: то явление, которое отмечено в русских летописях этнонимом "половцы", на самом деле представляло собой сложный и весьма пестрый конгломерат степных народов, у каждого из которых был свой язык, свой облик, свои верования, обряды и традиции. Это надо иметь в виду, поскольку все, что будет сказано далее, относится к половцам Подонья, которых возглавляли потомки Шарукана, то есть "желтого" или "золотого" хана. Наряду с потомками хана Асеня, стоявшими во главе половцев подунайских, донские половцы выделяются из массы остальных половецких родов как по знатности, так, похоже, и по своему физическому облику и религиозным воззрениям. Не случайно все русско-половецкие княжеские браки (и половецко-грузинский брак Давида IV Строителя) связаны почти исключительно с Шаруканидами, тогда как на долю Асеновичей выпало создание Второго Болгарского царства, а дочь одного из них, Калояна, стала в 1207 году женою Генриха, короля эфемерной Латинской империи.

Итак, что же нам о них известно?

"…Самому Богу враги!"

Так ли это?

Мы привыкли считать половцев "погаными", то есть не только "язычниками", но и "нечистыми"; привыкли считать их "безбожными", то есть агрессорами и насильниками, врагами христианства и даже мусульманами. Но так ли это?

Напрасно искать в летописях сведения о религии половцев: о религии народа, с которым Русь жила бок о бок на протяжении трех веков и даже успела породниться, ничего не известно.

Более того, иноверие народов воспринималось монахами-летописцами довольно безразлично, даже если те оказывались столь серьезными врагами, как печенеги или монголы. Но в чем же тогда причина гневных филиппик по адресу половцев в летописях, напоминающих более поздние обличения Церковью "папежников"-католиков или старообрядцев? Подобную злобу и нетерпимость обычно вызывают не приверженцы чужих религий, а свои еретики и отступники. Уж не были ли половцы христианами? И не просто христианами, а христианами-еретиками?

Доказать это не так-то просто.

С тех пор как в славянском Поднепровье перестали сжигать покойников, отличить тюрко-кочевника от славянина стало возможным по конструкции могильной ямы, по костям коня и положенным в могилу вещам. Однако крест, как отличительная особенность христианских погребений, встречается далеко не всегда даже на городских кладбищах, а все остальное - оружие, украшения, одежду и доспехи, сосуды с заупокойной пищей - славяне, как и тюрко-кочевники, продолжали класть в могилу еще долгое время спустя после всеобщего крещения.

Но могут ли кости коня, с которым половец не расставался при жизни, свидетельствовать о "язычестве" его хозяина? Думаю, нет. Так что свидетельством "язычества" (то есть не христианства) половцев остаются только "каменные бабы", которых, по свидетельству Г. Рубрука, путешественника XIII века, половцы ставили на своих могилах. Но если судить по разнообразию лиц, костюмов, по тому, что среди изваянных есть мужчины, женщины, юноши и пожилые люди с антропологическими чертами, почти наверное можно утверждать, что это такие же портретные скульптуры, как и христианские надгробные памятники Западной Европы. Не случайно в сохранившемся словаре половецкого языка имеется специальное слово "sin", которое переводится как "изображение умершего". Да и само русское название - "баба" ведет свое начало не от "бабы", то есть "женщины вообще", а от тюркского слова "baba", то есть "отец", "предок".

Идолами ("болванами") половецкие изваяния называли только православные и мусульмане. Мусульмане, потому что "идолом" для них было любое изображение - все равно человека или животного.

Схожих взглядов придерживалось, по-видимому, и духовенство православной (восточной) Церкви, запрещавшее скульптурные надгробия и отрицавшее портретную живопись.

Получается, что и "каменные бабы" не доказывают тезис о "язычестве" половцев.

Одним из первых историков христианства половцев и даже части монголов оказался Л.Н. Гумилев. Он же первым указал на необычность, если можно так выразиться, "степного христианства", представленного несторианством.

В отличие от ортодоксального христианства последователи учения Нестория, осужденного Эфесским собором в 431 году, придавали мало значения обрядовой стороне религии. Обязательны были только акты крещения и причастия, почему в ритуалах и символике несториан первенствующую роль играл священный сосуд, как правило, чаша ("чаша Грааля"), изображение которой можно увидеть на скалах Азии от Каспия до Тихого океана. Несториане не были иконоборцами, однако не считали нужным почитание икон, а тем более - креста, который послужил орудием пыток и казней Учителя и его первых последователей. Отсюда отпадала необходимость в специальных храмах, которые оказывались невозможны в условиях кочевой жизни. Отрицая церковную иерархию как привнесенный извне институт Церкви, несториане ограничивались священниками, задачей которых была проповедь, наставление в учении и совершение двух главнейших обрядов - крещения и причащения.

Получается, что несторианство как нельзя лучше подходило для кочевого быта, поскольку никоим образом его не стесняло. Само учение было записано на свитках и в книгах, что предполагало обязательное распространение грамотности среди последователей Нестория. В основе его учения лежал тезис, что Иисус был не Богом, как учила ортодоксальная Церковь, а всего только совершенным и добродетельным человеком, избранным сосудом, наполненным божественной волей и благодатью, за что и было это учение подвергнуто анафеме ортодоксами.

Такая религия, простая и понятная, находила живой отклик в душах кочевников. Вместе с тем понятно, почему поиски каких-либо вещественных доказательств христианства половцев, не почитавших икон и креста, для раннего периода их истории обречены на неудачу. Хотя уверен, что духовность несторианства уводила половцев значительно дальше от язычества и идолопоклонства, чем ортодоксальность.