Эдгар По - Английский с Эдгаром По. Падение дома Ашеров / Edgar Allan Poe. The Fall of the House of Usher

Nevertheless, in this mansion of gloom I now proposed to myself a sojourn of some weeks (тем не менее в этом доме уныния я теперь предложил = устроил себе пребывание на несколько недель; to propose – предлагать; намереваться, собираться, предполагать). Its proprietor, Roderick Usher, had been one of my boon companions in boyhood (его владелец, Родерик Ашер, был одним из моих закадычных товарищей в детстве: «мальчишестве»); but many years had elapsed since our last meeting (но многие годы прошли с нашей последней встречи). A letter, however, had lately reached me in a distant part of the country (одно письмо, однако, недавно достигло меня в отдаленной части страны) – a letter from him (письмо от него) – which, in its wildly importunate nature, had admitted of no other than a personal reply (которое, по своей чрезвычайно настоятельной природе, не допускало никакого, кроме личного, ответа = требовало моего личного присутствия; wildly – дико; неконтролируемо; чрезвычайно).

Nevertheless, in this mansion of gloom I now proposed to myself a sojourn of some weeks. Its proprietor, Roderick Usher, had been one of my boon companions in boyhood; but many years had elapsed since our last meeting. A letter, however, had lately reached me in a distant part of the country – a letter from him – which, in its wildly importunate nature, had admitted of no other than a personal reply.

The MS. gave evidence of nervous agitation (эта рукопись = письмо свидетельствовало о нервном возбуждении: «давало свидетельство»; MS. = manuscript – рукопись). The writer spoke of acute bodily illness (писатель = автор /письма/ говорил об остром телесном недуге) – of a mental disorder which oppressed him (об умственном помрачении: «беспорядке», которое подавляло его) – and of an earnest desire to see me, as his best, and indeed his only personal friend (и о серьезном желании видеть меня как своего лучшего и, по правде говоря, единственного личного друга; indeed – действительно), with a view of attempting, by the cheerfulness of my society, some alleviation of his malady (с видом = намерением попробовать, посредством радости от моего общества, некоторое облегчение его болезни).

The MS. gave evidence of nervous agitation. The writer spoke of acute bodily illness – of a mental disorder which oppressed him – and of an earnest desire to see me, as his best, and indeed his only personal friend, with a view of attempting, by the cheerfulness of my society, some alleviation of his malady.

It was the manner in which all this, and much more, was said (это была манера = именно манера, в которой все это, и много более, было сказано) – it was the apparent heart that went with his request (это было очевидное сердце = именно очевидная страстность, которая сопровождала его просьбу: «шла с») – which allowed me no room for hesitation (не оставила мне места = возможности для колебаний; to allow – позволять, оставлять, давать); and I accordingly obeyed forthwith (и я, соответственно, подчинился тотчас) what I still considered a very singular summons (тому, что я все еще считал очень необычным призывом; to consider – рассматривать; взвешивать, обдумывать; думать, полагать, считать).

It was the manner in which all this, and much more, was said – it was the apparent heart that went with his request – which allowed me no room for hesitation; and I accordingly obeyed forthwith what I still considered a very singular summons.

Although, as boys, we had been even intimate associates (хотя мальчиками мы были близкими товарищами; as – как, в качестве), yet I really knew little of my friend (все же я на самом деле знал немногое о своем друге). His reserve had been always excessive and habitual (его скрытность всегда была неумеренной и неизменной). I was aware, however, that his very ancient family had been noted, time out of mind, for a peculiar sensibility of temperament (я знал, однако, что его весьма древняя семья была отмечена = известна испокон веков особенной чувствительностью характера; aware – знающий; time out of mind – время из ума = испокон веков), displaying itself, through long ages, in many works of exalted art (проявляющей себя на протяжении долгих лет во многих произведениях возвышенного искусства; through – сквозь, через, в течение, на протяжении), and manifested, of late, in repeated deeds of munificent yet unobtrusive charity (и выраженной в последнее время в неоднократных деяниях щедрой, но ненавязчивой благотворительности), as well as in a passionate devotion to the intricacies, perhaps even more than to the orthodox and easily recognisable beauties, of musical science (а также в страстной преданности тонкостям – возможно, даже более, чем традиционным и легко узнаваемым красотам – музыкальной науки).

Although, as boys, we had been even intimate associates, yet I really knew little of my friend. His reserve had been always excessive and habitual. I was aware, however, that his very ancient family had been noted, time out of mind, for a peculiar sensibility of temperament, displaying itself, through long ages, in many works of exalted art, and manifested, of late, in repeated deeds of munificent yet unobtrusive charity, as well as in a passionate devotion to the intricacies, perhaps even more than to the orthodox and easily recognisable beauties, of musical science.

I had learned, too, the very remarkable fact (я узнал также тот весьма примечательный факт), that the stem of the Usher race (что ствол = древо рода Ашеров), all time-honoured as it was (каким бы почтенным временем оно ни было), had put forth, at no period, any enduring branch (ни в какое время: «период» не пустило никакой сильной ветви; to put forth – пустить, проявить, выпустить; to endure – вынести; вынести испытание временем); in other words, that the entire family lay in the direct line of descent (иными словами, что вся семья лежала по прямой линии наследования; to lie – лежать), and had always, with very trifling and very temporary variation, so lain (и всегда, с очень незначительными и очень недолговечными исключениями: «вариацией» так лежала = так было всегда).

I had learned, too, the very remarkable fact, that the stem of the Usher race, all time-honoured as it was, had put forth, at no period, any enduring branch; in other words, that the entire family lay in the direct line of descent, and had always, with very trifling and very temporary variation, so lain.

It was this deficiency (именно этот недостаток: «это был этот недостаток»), I considered, while running over in thought the perfect keeping of the character of the premises with the accredited character of the people (думал я, пробегая в мыслях = обдумывая совершенное соответствие характера усадьбы общепризнанному характеру людей, /ею владевших/), and while speculating upon the possible influence (и размышляя о возможном влиянии) which the one, in the long lapse of centuries, might have exercised upon the other (которое одно, в долгом течении веков, могло оказывать на другое) – it was this deficiency, perhaps, of collateral issue (возможно, именно этот недостаток побочного потомства), and the consequent undeviating transmission, from sire to son, of the patrimony with the name (и следующая /из этого/ прямая передача от сира = отца к сыну наследства с именем; to deviate – отклоняться; deviating – отклоняющийся; undeviating – неотклоняющийся, прямой), which had, at length, so identified the two (/именно это/ в конце концов настолько отождествило их) as to merge the original title of the estate in the quaint and equivocal appellation of the “House of Usher” (что сплавило изначальное название поместья в причудливом и двусмысленном наименовании «Дом Ашеров») – an appellation which seemed to include, in the minds of the peasantry who used it, both the family and the family mansion (наименовании, которое, казалось, включало в себя – в умах крестьянства, которое использовало его, – как семью, так и семейное гнездо; to seem – казаться; both – оба; both… and – и…, и; mansion – дом, особняк).

It was this deficiency, I considered, while running over in thought the perfect keeping of the character of the premises with the accredited character of the people, and while speculating upon the possible influence which the one, in the long lapse of centuries, might have exercised upon the other – it was this deficiency, perhaps, of collateral issue, and the consequent undeviating transmission, from sire to son, of the patrimony with the name, which had, at length, so identified the two as to merge the original title of the estate in the quaint and equivocal appellation of the “House of Usher” – an appellation which seemed to include, in the minds of the peasantry who used it, both the family and the family mansion.

I have said that the sole effect of my somewhat childish experiment (я говорил, что единственный результат моего несколько детского эксперимента) – that of looking down within the tarn (с заглядыванием вниз в пруд; tarn – каровое озеро, маленькое горное озеро) – had been to deepen the first singular impression (был – углубить первое странное впечатление). There can be no doubt that the consciousness of the rapid increase of my superstition (не может быть сомнения, что осознание быстрого роста моего суеверного чувства) – for why should I not so term it (ибо почему бы мне не назвать его так)? – served mainly to accelerate the increase itself (послужило главным образом /тому, чтобы/ ускорить сам этот рост). Such, I have long known, is the paradoxical law of all sentiments having terror as a basis (таков, я давно знаю, парадоксальный закон всех чувств, имеющих страх в качестве основы).

I have said that the sole effect of my somewhat childish experiment – that of looking down within the tarn – had been to deepen the first singular impression. There can be no doubt that the consciousness of the rapid increase of my superstition – for why should I not so term it? – served mainly to accelerate the increase itself. Such, I have long known, is the paradoxical law of all sentiments having terror as a basis.

And it might have been for this reason only (и могло быть по этой лишь причине), that, when I again uplifted my eyes to the house itself, from its image in the pool (что когда я снова поднял глаза на сам дом от его образа = отражения в пруду), there grew in my mind a strange fancy (в моем уме выросла = зародилась странная фантазия) – a fancy so ridiculous, indeed (фантазия, поистине, столь нелепая), that I but mention it to show the vivid force of the sensations which oppressed me (что я упоминаю ее лишь для того, чтобы показать живую силу ощущений, которые охватили меня; but – но; только, лишь; to oppress – подавлять, охватывать).